– Мы без записи. Нас помыть, когти постричь, вообще привести в порядок. Никаких душистых средств. Мы брутальны и воинственны. Заболоцкая прошла с псом к розовому плюшевому креслу и удобно в нем устроилась. Пес лег у ее ног. Вид у него был внушительный. «О, вот это я понимаю! – одобрительно подумала Кира. – Четко знает, как себя вести. Такой не посрамит. Ах ты ж зайчик!» Администратор, наконец, вспомнила все слова. – Без записи нельзя… Понимаете, у нас салон… Кира посмотрела на девицу тяжелым взглядом. Заболоцкая умела ставить на место. – Девушка, лучше сразу согласитесь, – сказала она весомо и почесала пса за ухом. – Хорошо, только немного подождите. – Охотно подождем, правда, Барбос? – обратилась она к собаке. Собака зевнула в знак согласия. Через два час из салона вышел сверкающий белыми пятнами своей шерсти Барбос. Он не цокал по асфальту, когти были аккуратно пострижены, хвост расчесан. Кира смотрела на него влюбленным взглядом. – Знаешь, ты и так был хорош, а теперь так и вовсе красавчик! Ну, теперь поехали знакомиться с Григорьевым, – сказала она псу. Пса она посадила на переднее пассажирское сиденье. Григорьев уже как два часа слонялся по квартире. Кира на звонки не отвечала, ему в голову лезли всякие мысли, а еще хотелось есть, но одному было скучно, да и Новый год был на носу – настроения хотелось праздничного и волшебного. А в доме было чисто, парадно от мерцающей елки, но тихо и немного грустно. «Где ее носит?! Могла бы раньше приезжать. А то совсем заработалась. Клининговая компания, магазины, а еще что-то с квартирой своей старой затеяла», – размышлял Олег Борисович. Наконец раздался звук открываемой двери. – Кира, ты? – подскочил с дивана Григорьев. – Я, – отвечала Кира из-за двери, – вернее, мы. – Кто – мы? У нас гости?! – перешел на парадный тон Олег Борисович. – Мы – это я и собака по имени Барбос. Вернее, имен у него несколько. Кто-то звал Бароном, я назвала его Барбосом, а как ты назовешь, решай сам. – Это что? – спросил Григорьев, увидев, как в прихожую степенно входит огромный пушистый пес. – Это он и есть. Твой подарок. Вернее, мой подарок тебе к Новому году. – Да ладно! – не поверил Олег Борисович. – Ты никогда не хотела собаку. – Зато ты хотел. Поэтому у тебя будет собака. Григорьев, она не породистая, жила в приюте, полдня я пыталась ее отмыть от следов соседства с десятком таких же. Мы привыкли уже к другу другу. Что думаешь? Заболоцкой вдруг страшно стало – ей показалось, что Григорьеву подарок не понравился. Олег Борисович молчал. Потом подошел к псу, присел перед ним на корточки и сказал: – Ну, привет, тютя. Пес наклонил голову и… подал Григорьеву лапу. Кира всхлипнула от чувств. Оставшиеся дни до Нового года Кира почти не видела Григорьева. Тот носился по собачьим магазинам в поисках особых ошейников, поводков, удобных мисок и разных иных аксессуаров, необходимых, по его мнению, для комфортной собачьей жизни. – Зачем ты это все покупаешь? У него уже три лоханки, куча ошейников. – Ничего, – отвечал Григорьев, – собака натерпелась за свою жизнь. Пусть поживет в ласке и довольстве. – Пес без подобострастия, но благосклонно взирал за этой суетой. Ел он без жадности, с пола ничего не подбирал, даже если упал лакомый кусочек курицы или мяса. Барбос вел себя так, словно был не дворнягой, а самых настоящих породистых кровей. Еще одним удивительным качеством была его неразговорчивость. Пес не лаял. – Слушай, ну а если грабители там какие? Он что, совсем не отреагирует? – спросила Заболоцкая. Григорьев не ответил, но в этот же день на прогулке Барбос яростно зарычал на дядьку, который решил вдруг близко подойти к ним. Рычал пес яростно, но не разжимая пасти. «Ого!» – подумала Кира и вопросов о надежности этой собаки больше не возникало. Одной из покупок, которая вызвала споры между Кирой и Олегом Борисовичем, был мягкий матрасик для сна. Кира долго его выбирала, наконец купила. Матрасик был розовенький, пушистый, облако, а не матрасик для собаки. – Боже, – только и сказала Григорьев, увидев его, – ты думаешь, это подходящая вещь для такой серьезной собаки? – Главное, удобно и мягко, – сказала Кира и постелила матрасик в спальне со своей стороны кровати. Наступил вечер. Кира и Григорьев улеглись в постель. Барбос долго ходил по комнате. – Ну, зайчик, ложись спать, – уговаривала его Кира, указывая на розовый коврик. Григорьев сурово молчал. Барбос сделал еще пару кругов и решительно улегся на пол рядом с Олегом Борисовичем. – Ну, собака умная, – еле сдерживая ликование, заметил тот. Этот Новый год они отмечали дома. Не поехали в ресторан, отказались от гостей и трехдневного путешествия за город. Кира полвечера стояла у плиты. Готовила плов, пекла пироги, жарила гуся. Словно к ним должны были прийти гости. Григорьев хлопотал с бутылками, но при этом приговаривал: – Ну, Барбос, пить много не будем. Нам с тобой гулять надо выйти. А там идиоты фейерверки будут запускать. Только ты не бойся. Барбос один раз зашел на кухню, получил щедрую порцию праздничных деликатесов, а потом он дождался, пока хозяин прекратит суетиться, подошел к его креслу, улегся, положив морду ему на тапочку. – Ну, спи, спи, – растроганно проговорил Олег Борисович. Эта новогодняя ночь удалась. Кира блаженствовала в тишине дома, ей нравился стол, который она сама накрыла, ей была приятна возня Григорьева и его сюсюканье с собакой. «А может, и впрямь замуж пора?! Очаг, детей, собак, кусты малины и варенье?» – думала она. Мысли были ленивыми и приятными. Григорьев ей подарил маленькую шубку. – Чтобы тебе в машине удобно было, – пояснил он. Кира расчувствовалась – шубка была именно такая, о какой она мечтала, – сказочная меховая игрушка. Часа в три ночи они вышли на улицу. Самые стойкие еще запускали шутихи, но в основном уже народ спал. Во дворах смолк шум, небо было темно-синим, студеным и при этом очень родным. Они шли по голому тротуару и ловили редкие снежинки – наконец наступала зима. Пес шел рядом, вышагивая ровно и не отставая, не обгоняя. Было видно, что роль хозяйской собаки ему по нраву. – Я – счастливая такая, – неожиданно призналась Кира. – И я, – кивнул Григорьев. – И даже знаю, почему нам так хорошо. – Новый год? – спросила Кира. – Нет. Он, – Олег Борисович указал на Барбоса, – живая душа у нас появилась. Нам теперь умирать нельзя, болеть нельзя, уезжать нельзя. Мы теперь при нем. При Барбосе. Ты отличный подарок мне сделала. – Похоже, нам обоим. – Кира улыбнулась и крепко поцеловала Григорьева. И наступила в их жизни гармония. Удивительно, но Григорьев больше не заговаривал о свадьбе. Теперь он делил время между бизнесом, то есть магазинами и Барбосом. И, надо сказать, к последнему он относился гораздо серьезнее. На кухне появились собачьи витамины, палочки для жевания, однажды Кира в холодильнике обнаружила потемневшую вонючую говяжью кость. – Что это? – спросила она. – Не трогай, это не тебе, – строго ответил ей Григорьев. Теперь в субботу была «шерстяная пятиминутка» – Олег Борисович вычесывал густую бело-рыжую шерсть Барбоса. Тот подставлял бока, пытался заигрывать с хозяином. – У этой собаки была ужасная жизнь. – Почему ты так думаешь? – спросила его Кира. – Он не умеет играть с игрушками, не умеет лизать руку, из всех лакомств он признает только черный хлеб и молоко. Его так и кормили – хлебом и молоком. Если вообще кормили. Григорьев погладил пса. Тот уткнулся ему в ладонь. Заболоцкая вздохнула: «Вот мы и семья!» Ей стало от этой мысли тепло – в какой-то момент они перестали быть единицами, они стали одним целым. Появление Барбоса сыграло еще одну немаловажную роль в их жизни. Кира получила возможность заниматься своими делами, не отвлекаясь на расспросы Григорьева и на неизбежные объяснения своих действий. Конечно, она могла ничего не говорить вообще, но это было бы вызовом и недоброжелательным жестом. Заботы о собаке отвлекали Григорьева-воспитателя от Киры. Поэтому сразу после Нового года Заболоцкая занялась вопросом, который занимал ее больше всего, а именно – старой квартирой. Она не оставляла надежды выкупить ее у владельца дома. Когда она на эту тему пыталась говорить с Олегом Борисовичем, он отвечал уклончиво, искренне считая, что жить они могут у него, тут же, в этом районе. А для себя, или как вложение денег, Кира вполне может купить квартиру в новом доме. – Пусть это будет не в самом центре, но можно же и за Садовым кольцом. Там полно прекрасного элитного жилья, – говорил он. Заболоцкая не спорила. Не хотела тратить силы. Она решила, что из этого родного ей места не уедет никогда. Поэтому Кира пыталась найти того, кто мог и проконсультировать, и помочь в конкретной ситуации. Однажды она поговорила с Мезенцевой. – Знаешь, есть владелец. И Волховитов его знает. Но там такой несговорчивый человек. Из новых. Понимаешь меня? – Понимаю, – ответила Кира и про себя продумала: «Все ясно, криминал». – А Волховитов не хочет связываться. Возраст не тот. И влияния больше нет. – Тоже понимаю, – сказала Кира. Она действительно видела, что муж Риммы Станиславовны несколько ушел от дел и больше занят чтением, прогулками, домом. Кира задумалась. И уже через два дня позвонила Мельниковой Лиле. В доме Мельниковых бушевали страсти. Лиля по-прежнему нигде не работала. Но завела собаку и теперь нянчилась с ней точно так же, как нянчился с Барбосом Григорьев. Когда Кира об этом узнала, она рассмеялась: – Не представляешь, у нас точно такая же ситуация. Олег Борисович души не чает в нашей дворняге. – Дворняге? – переспросила Лиля. – Да, я в приюте собаку взяла, – ответила Заболоцкая.