В воду ушел по пояс, выронил от неожиданности винтовку, но кто-то из бойцов тут же помог, наклонившись, при этом полностью окунувшись в холодную воду, достал и вручил ее мне. – Держи, будь осторожнее, – бросил случайный помощник, а я не смог даже поблагодарить. Вообще не хочется ничего говорить, понять бы, что мне тут уготовано… – Вот мы и в Сталинграде, товарищи красноармейцы! На берегу, не дав нам даже отжать сырые вещи, мгновенно началась какая-то болтовня. Народ слушал вполуха, но никто не перечил, а стойко делал вид, что внимает говорившему. На самом деле все были заняты одним, выжимали мокрые вещи. Понятно, что сухими их не сделаешь, но все же приятнее, когда с одежды не течет, да и легче она. – Наши товарищи удерживают город, носящий высокое имя нашего вождя, товарища Сталина. Нам предстоит тяжелая работа, необходимо помочь истекающим кровью товарищам и удержать город любой ценой. Слышите? Любой! За Волгой земли для нас нет! Откуда-то мне все это было знакомо, убей не знаю, но что-то неуловимо знакомое слышалось во всем этом пафосе. Командир еще что-то говорил, но вскоре все ж закончил, и нам разрешили привести себя в порядок и проверить оружие. Сушиться времени нет, так и сказали, только добавили, что в бою само высохнет, даже не заметим, как. Меня попросили помочь выжать шинель, я помог, так же поступили и со моей. Посмотрел, как бойцы скатывают толстые шинели и надевают получившийся бублик через голову, проделал то же самое. Мы были на узкой полоске суши, берег был, как и противоположный, весь усеян разным хламом. Впереди высился холм, или гора, черт ее знает, и на нем виднелись остовы зданий. Ничего себе тут немцы порезвились, целых домов просто нет. Может, я еще плохо вижу, так как все же стою на берегу Волги, а город – наверху, но, кажется, не ошибусь, если скажу, что Сталинграда уже нет. Зачем с таким упорством удерживать развалины, теряя людей? Какой смысл? Услышав рядом негромкий разговор, понял и причину, в которую свято верили граждане нашей необъятной Родины. – Я тебе говорю, сам слышал, как командир батальона сообщал, что немцам нужно взять город и перерезать реку, чтобы оставить нас без нефти. Тогда точно амба! Где взять бензин для танков и самолетов, если все будет под фашистами? – Да, стоять надо, и так полстраны отдали, когда же, наконец, вперед-то пойдем? Наверное, там, у границы, думали, что страна большая, подумаешь, оставим деревню-другую, а вышло как? Уже на Волге стоим, совсем плохо. Правильно комиссар говорил, за Волгой для нас жизни нет, надо держаться. Должны же у немцев силы кончиться, в конце-то концов. Разговор был интересный, да и вообще люди здесь активно общались, не забывая приводить себя в порядок. Я делал вид, что протираю выданную мне винтовку, а сам не знал, как ее правильно держать, не то что разбирать и протирать. Под самым холмом, нависающим над берегом, виднелись какие-то норы или пещеры. Долго всматривался, пытаясь сообразить, что я вижу, а когда понял, вздрогнул. Тут и там виднелись люди. Дети, женщины и старики. Кто-то лежал в своей норе, выглядывая наружу, кто-то сидел возле импровизированного входа. Услышал от бойцов, что это местные жители, те, что не уехали в эвакуацию. Немцы выгнали их из домов и укрытий, жить им негде, вот и прячутся здесь. Меня передернуло, когда возникла мысль о том, что, если сюда попадет бомба, их же всех тут и похоронят. Но разглядывать далее мне не дали. Последовала команда: – Закончить отдых. Строиться! – И мы вновь начали собираться в шеренги. Людей было не очень много, это на барже казалось, что нас тут видимо-невидимо, на деле же (точнее, на открытом пространстве) оказалось, что не так уж и много. Навскидку здесь было около двух сотен солдат. Тут вспомнилось, наконец, где я слышал подобные призывы и команды. В детстве игра такая старая на компе была, «Сталинград» называлась, или как-то так, вот именно из нее и нахлынули воспоминания. А ведь в игре той был печальный момент. Там солдат бросили в атаку, и погибли почти все. У немцев множество пулеметов было, а наши шли с одной винтовкой на троих. Неужели и тут будет так же? Осмотрев ближайших солдат, отметил, что оружие есть у всех, о себе я уже говорил. Ну, в игре надо было драматизма добавить, на деле же вон, есть оружие, вот только я не умею им пользоваться, надеюсь, не придется. Ну правда, я ж не собираюсь в кого-либо стрелять, это не моя война, я вообще здесь случайно… Перед нами был склон, весь изрытый воронками, наверх вели узкие извилистые тропки, по ним и предстояло пробираться. Задача одна: подняться наверх, добраться до ближайшего строения и уничтожить засевшего в нем врага. Всего-то? Я уж думал, чего посложнее придумают. Для меня сейчас главный вопрос: смогу ли я тоже стрелять? То, что пойду вместе со всеми, и так понятно, куда я денусь, а вот смогу ли стрелять? Ведь тут не просто так куда-то нужно выстрелить, а именно в человека, убив его. Умом понимаю, что на войне нахожусь, немцу-то откуда знать, кто я и откуда, если он меня увидит, сразу выстрелит, я же для него враг. А вот кто для меня эти самые немцы? Враги? А что они лично мне сделали? Убивали меня уже не раз? Так в этом дед виноват, я же тут не по своей воле, зачем он меня сюда засунул? Вот и думай, смогу, не смогу, стрелять или нет? Ладно, будем топать со всеми вместе, а там видно будет… Шел я где-то в центре небольшой группы солдат, держа винтовку в руках, как и все остальные. Сверху доносятся звуки боя, грохот, свист пуль и осколков, я этого не знал, бывалые объясняли, пока поднимались. На удивление, наверху, метрах в пятидесяти от обрыва, стояли развалины домов, и никто по нам не стрелял. Правда, командир все равно приказал всем лечь на землю и ползти. То тут, то там попадались разбросанные в стороны мешки, позже заметил и солдат противника, мертвых. Зрелище было впечатляющее, хорошо, что после стольких забросов на эту войну я уже как-то попривык к мертвецам, в этот раз меня не рвало. – Смотрите, как наши пушкари немчуре отвесили! – рядом кто-то делился впечатлениями от увиденного. – Если бы не наши артиллеристы, нас бы тут с жаром встретили. А ведь и правда. Мешки, что валялись кругом, были укреплениями немцев, тут совсем недавно располагались пулеметные точки, с которых и обстреливалась Волга. Да уж, хорошо, что нам помогли. А немцы тут здорово устроились, вид на реку просто замечательный, это и мне, сугубо гражданскому человеку, понятно. Поползли к домам. Мгновенно пылью забились глаза и рот, впереди меня ползли люди и так скребли ногами землю, что я решил чуть отстать. Только остановился, тычок сзади. – Чего встал, место открытое, с дуба рухнул? Вперед, быстрее! – эти брошенные, скорее всего, без злобы слова, добавили скорости. Я закрутил задницей так, что тут же догнал ползущих впереди. Хорошо, что в нас не стреляли, ибо вряд ли я полз, скорее, бежал на четвереньках. Вот и стены первого ближайшего дома. Солдаты буквально прилипают к ним, проверяя оружие и готовясь к броску. Здесь немцев нет, сидят наши. По приказу командира двигаемся дальше. Улочки не очень широкие, целых домов нет, одни развалины, поэтому смотреть нужно в четыре глаза. Так, от кучи мусора до следующей кучи, мы подобрались к останкам еще одного когда-то высоким дома. По команде прижимаемся к стенам, вокруг суета, а я с интересом осматриваюсь. Следом за нами ползли четверо солдат с какими-то досками, только сейчас я сообразил, что это щиты. Не для защиты от немцев, а для того, чтобы с их помощью проникнуть в окна первого этажа, которые были расположены достаточно высоко. Несшие щиты установили их сразу, едва оказались возле стен. Новая команда – и все устремляются по щитам в пустые оконные проемы, пропадая из виду в темноте помещений. Бегу и я. Прыгнув с подоконника вниз, внутрь, чуть не подвернул ногу. Полов тут не было, все выгорело, высота оказалась серьезной. Запах гари, еще не выветрившийся, ударил в нос. Видно, что здание горело не сегодня, и даже не вчера, а вонь стоит страшная. Кругом все закопченное, прижмись к стене – и будешь как трубочист. – Внимательно, идем к выходу… Проделав несколько шагов, как и все, оказываюсь на площадке. Впереди лестница, ведущая вверх и вниз. Командир приказывает двоим остаться здесь и прикрывать. К моей радости, одним из этих двоих оказываюсь я. Почему-то мне показалось это наиболее безопасным сейчас. Не хотелось бы где-то в здании наткнуться на противника. Что я там смогу сделать? Бойцы начинают подниматься наверх, но не все. Еще одну двойку командир отправляет по лестнице вниз. Мы же, оставленные на площадке, должны контролировать выходы из помещений, ведущие к нам. – Может, проверить, есть там кто или нет? – спрашивает меня мой напарник. Он стоял слева, а я – справа. Я вообще еле стою, трясун такой, что хоть стой, хоть падай, а этот чудик предлагает погеройствовать. Нет уж, это без меня. – Нам тут сказали стоять… – замечаю я робко. – Давай, стой, смотри в оба, я погляжу, а то командир не проверил этот этаж, а вдруг там немцы? Я снова хотел было возмутиться, вдвоем-то не так страшно, как парень, словно извиняясь, добавил: – Выскочит какой-нибудь фашист, будет нам с тобой кисло. Боец поднял в руках автомат с круглым диском снизу и исчез в ближайшем дверном проеме. Стою теперь один, где-то стреляют, уже не вздрагиваю, но страшно. Чего ведь только не слышал в будущем о Сталинграде, жуть. Вообще не понятно, что это за здание, огромное, потолки такие высокие, что в баскетбол можно играть, лестницы, опять же, широченные, явно дом нежилой, какая-нибудь контора. Остатки перил на лестнице, когда-то красивые были, ажурные, сейчас почти везде поломаны, но также, как и размеры самой лестницы, говорили о том, что дом был нежилым. Мой напарник пропал, минут пять прошло, да и тех, кто наверх ушел, не слышно и не видно. Становилось все страшнее, желудок воет, ноги трясутся, как и руки, впрочем. Я прижался к стене и замер. Стою так, чтобы видеть любое движение рядом. Снизу, куда командир отправлял двух бойцов, послышался шум, сначала возня, а затем движение, больше похожее на шарканье ног по засыпанной песком дороге. Винтовка у меня в руках, а ведь я даже не знаю, как из нее стрелять. Что толку от нее? Все же надо было посмотреть у кого-нибудь, как с ней правильно обращаться. Стрелять из такой я уже стрелял, да вот не заряжал ни разу, не чистил, хрен ее знает, как проверить, выстрелит или нет. Противник появился внезапно, я даже вздрогнуть не успел. Ведь вроде ожидал, что кто-то придет, но, увидев немца, застыл. Вообще интересно, конечно. То, что передо мной, буквально в пяти метрах, был фашист, я понял как-то подсознательно, ведь сейчас все такие грязные, чумазые, что и не определишь сразу, кто есть кто. Форма от пыли и грязи похожа у всех, разве что каска сразу бросилась в глаза. Тупо глядя на этого человека, я просто разглядывал его, не в силах даже пошевелиться. Немец, увидев меня, поднял свою винтовку и направил мне в лицо. Какая же большая дырка в дуле! Кажется, я не сводил с нее взгляда целую вечность, не сразу услышав, что немец что-то говорит мне. – А? – переспросил я. – Ты здесь один? Я кивнул. – Положи винтовку и подними руки вверх! – потребовал немец негромким голосом. Я тут же подчинился. Немец приблизился и спросил, понимаю ли я его? Это он, наверное, сделал вывод на основании моего быстрого выполнения его приказа. Я ответил, что да, понимаю. Он смотрел мне прямо в глаза, а я на него – как кролик на удава. – Сколько вас в здании? – Фашист спокойно взял мою винтовку и осмотрел что-то на ней. – Я не знаю, – пожал я плечами. – Меня тут оставили, а сами ушли… – Куда? – немец спрашивал тихо и был вроде не таким уж и страшным, обычный мужик, чуть старше меня, наверное. Такой же чумазый, как и все тут. Из-под каски виднеется челка, волосы черного цвета, не блондин, каких ими описывали позже, хотя я уже всяких немцев насмотрелся. Комплекция вроде тоже средняя, ничего такого ужасного в его виде не было, говорю же, обычный такой парень. Таких сотнями видел в Турции на отдыхе в свое время. Видно, что он подтянутый, как спортсмен, а грязная форма удивительно четко сидит, не как на мне, мешком. Я показал наверх, заметив про себя, что как-то легко сдался, в голове было пусто, мыслей никаких. Да и плевать, может, уже домой отправлюсь скорее. Ведь, как убьют, вернусь в больницу. Там, правда, опять дед будет, скорее всего, вновь куда-нибудь засунет, но это будет потом. Немец медленно отступил назад к лестнице и махнул рукой. Тут же снизу появились еще трое, лица злые, у одного руки все красные от крови. Вот эти уже выглядели страшнее, похожи на тех немцев, в концлагере, глаза злые и постоянно в движении. – Альберт, ты почему не убил этого русского? – удивился именно этот, с кровавыми руками. – Да он не опасен, Ульрих. В штаны навалил, наверняка только пригнали сюда, он и винтовку-то на предохранителе держал, представь. Да и зачем шуметь? – Новое мясо, ясно. Но винтовку не оставляй тут. – Хорошо. Он сказал, что русские ушли наверх, надо подниматься. Сколько их, правда, он не говорит, точнее, сказал, что не знает… – Врет свинья… – фыркнул Ульрих. – Я не вру, – тут же ответил я, набравшись храбрости, – правда не знаю. На берегу было много, а сюда залезли несколько человек всего, сколько точно, извините, не считал. – Двоих мы на входе сняли, плюс этот, – рассуждал Ульрих (старший он у них, что ли?). – Наверняка отделение. Альберт, давай назад, веди сюда взвод, и пусть огнеметчик выдвигается. Наверняка придется русских выкуривать, а у Отто это хорошо получается, – и так противно улыбнулся этот Ульрих, что я сглотнул. Альберт, который и появился тут первым, ушел, а наглый, с красными от крови руками Ульрих приказал мне отвернуться и встать на колени. Опасаясь, я поглядывал через плечо. Хоть и понимал, что все равно убьют, а все же трясся, как лист на ветру. Удар прикладом между лопаток вышел у немца сильным и резким. Естественно, увернуться я не успел, и сильная боль прокатилась по спине. Так как я стоял на коленях возле стены, то впечатался в нее головой, разбив еще и нос. На краю сознания я заметил движение в дверном проеме, куда недавно ушел мой напарник, но больше ничего не разглядел, потерял сознание. Удар немца был очень сильным. …Когда меня привели в чувство, я ожидал чего угодно, но не склонившегося надо мной напарника, хлещущего меня по щекам. Ужасно болело в груди и спине, дышать было больно так, что резало все тело и кашель выворачивал наизнанку. – Братух, давай уже, вставай! – как-то даже умоляюще бормотал напарник. – Немцев нет, но могут прийти, ты мне нужен. – Я слышал, что они отправили одного за подмогой… – прошептал я в ответ. – Ты по-ихнему разумеешь? – даже удивился боец. – Да, немного понимаю, – ответил я. Ну, не говорить же ему, что я на нем как на русском шпарю. Спросят еще, откуда такие знания. Вон, даже немец удивился моему произношению, ни разу не переспрашивал, пока говорили. Кстати, а где немцы? Скосив взгляд и начиная подниматься, увидел тела на полу. Двое, у обоих на груди рваные следы, от пуль, скорее всего. Когда я поднялся, меня мотнуло, но напарник поддержал, не дав завалиться, прислонил к стене. Затем я разглядел и третьего, тот лежал на ступенях лестницы, ведущей вниз. Спина сильно болела, да и разбитый нос зудел. Стою скрючившись и думаю над тем, что произошло. – Ты где пропадал так долго? Фашисты наших внизу убили, меня почему-то только ударили… – Обошел левое крыло, немцев нет, но комнат много, пока все обошел, время и ушло. Вернулся, а тут тебя бьют как раз. Хорошо, что у меня автомат, а не винтарь, всех положил одной очередью. Бери себе тоже, вон, фрицевский валяется. Я пока документы соберу. Надо дать нашим знать, дом большой, в этом грохоте могли и не услышать нашу стрельбу. Наверху наш наблюдатель сидит, но наверняка ничего не заметил. Как фрицы так тихо подкрались? И, собаки, опытные какие! Вон тот, что тебя бил, унтер-офицер, сержант по-нашему. Я посмотрел внизу, наших ножами изрезали, а у этого все руки в крови, наверняка он и резал, сука. Ну ничего, сейчас уже на том свете, со своими богами общается… – Напарник улыбнулся, а мне стало жутко. – Не знаю, как они так прошли, но то, что никто их не видел, факт, – пожал я плечами и вновь скрючился, любое движение причиняет боль. Сильно же мне влепили, до сих пор болит все.