Странно, даже я понимаю, что бить нужно танки противника, без них и пехота не полезет, а командир на солдат переключился. И как в подтверждение моих мыслей, в башню прилетел снаряд… Че-е-рт, как в голове звенит… Смотрю наверх, все в дыму, ничего не вижу. Лучше откачусь от греха, попали раз, попадут и второй. Танк дернулся назад, сползая еще больше в овраг, а меня вновь тряхнуло. Точно, прямо впритирку прошел, если бы продолжал стоять, попали бы снова. Нужно посмотреть, что там с командиром и наводчиком. Радист сидит, молчит, на меня не смотрит. – Эй, наверху, командир? – кричу я. Ответа нет. Пытаюсь перелезть и, наконец, вижу картину маслом. На месте командира только ноги и живот, половины туловища вместе с головой нет вообще. Наводчика не видно, все в дыму. Рвота подошла так быстро, что не успел отвернуться и заблевал радиста. Вот, блин, да с ним-то что, продолжает сидеть как статуя. Дышать нечем вообще, на хрен, вылезаю я отсюда! Вернувшись на свое место, открыл люк и стал вылезать. Только когда почти вылез, услышал голос радиста: – Сева, ты куда? – О, очнулся. Млять, я жариться в этой банке не собираюсь! – рявкнул я и спрыгнул на землю. Оглядев башню, разглядел дыру с кулак примерно. Обернулся и увидел удаляющиеся машины Афонина. Куда они собрались, и что мне теперь делать? Слышу кашель и ругань из танка, приникаю к люку. Радист кашляет, но не пытается вылезти. Подаю руку и зову его, наконец, тот меня разглядел и начал движение. Что за тормоз, хуже меня! – Надо башню проверить, вдруг кто живой, – сказал я радисту, когда тот улегся на траве. – Да и валить надо… – Откроем люки, дым уйдет, и уедем. Машина-то на ходу? – ожил наконец радист. – Была, по крайней мере, – пожал я плечами. – Помоги мне, чего-то меня сильно тряхнуло, да и башкой приложился крепко. Вдвоем с радистом мы забрались на башню и смогли открыть люк командира, так как заперт тот не был. Каково же было наше удивление, когда мы разглядели живого наводчика, ну и верхнюю часть командира. Его просто перерезало пополам, надо же так, а? Наводчик сидел и выл, склонившись вперед. Радист тряс за плечо наводчика, а я решил посмотреть за холм, вдруг немцы сюда едут, вот будет сюрприз. Забираясь по взбитой гусянкой нашего танка земле, я несколько раз упал, но все же залез. Осторожно выглядывая поверх кустов, увидел, наконец, перед собой поле боя. Танков на нем было… Пипец как много. Наших вроде больше, подбитых, но и немецкие стоят. Хорошо, что были они, скажем так, далековато. Убедившись, что прямо сейчас нам ничего не угрожает, посмотрел в сторону ушедших танков Афонина. Далеко ушли, интересно, и куда? – Сев, надо к своим выбираться, Валентину, похоже, крошкой глаз выбило… Ой, блин, даже смотреть на это не хочу, опять блевану. – Дым вышел? – спрашиваю я, подходя к танку. – Да, вполне нормально, – кивает сверху радист. – А чего там с пушкой? – Пока не понятно, я сяду на место командира, попробую башню. Помоги, лейтенанта вытащить. Вдвоем мы смогли вытащить то, что осталось от командира, я снова блевал, да и радист чуть позже тоже не удержался. Зрелище было не для слабонервных, не для меня то есть. Сколько я такого уже повидал после встречи с дедом, а привыкнуть к этому все одно не могу. Внутренности так и крутит, того и гляди, у самого наружу вылезут. Видимо, немецкий снаряд, пробивший броню, что-то повредил, так как мы не смогли крутить ее. Смотрела она чуть в сторону, видимо, как стояла, так и заклинило после попадания. Устроившись на своем месте, развернул танк буквально на месте и застыл. – А куда ехать-то? – задал я, как думаю, самый глупый вопрос. – Машина неисправна, выходим из боя. – Не взгреют? – с опаской посмотрел я на радиста. – Конечно нет, говорю же, танк небоеспособен. Вышли из боя, вашу в транспорт! Низина, в которой мы укрывались, оказалась совсем короткой, и, проехав в сторону позиций нашей армии буквально метров триста, мы оказались в открытом поле. Хорошо, радист сидел на месте командира и заметил это вовремя. – Севка, назад, быстро! А я прямо задницей ощутил, как рядом с танком лопнул снаряд. Взрыв было почти не слышно за шумом мотора, но танк серьезно так качнуло. – Лишь бы не разули, тогда точно хана! – Эй, у тебя тут что-то звенит! – крикнул я радисту, услыхав какое-то зудение справа от себя. Продолжая ворочать рычаги, я уводил танк из-под обстрела. – Черт! – Как радист смог извернуться, я не понял, но через несколько секунд он уже схватил рацию и стал отвечать. – Так точно, товарищ комбат, никак нет, товарищ комбат… Убит командир танка, тяжело ранен наводчик… В строю механик-водитель и радист… Не имею возможности… Башню заклинила… Виноват… Слушаюсь! Я уже убрал танк назад, за бугор, и по нам никто не стрелял, но стоять на месте было опасно. Вот же вляпались, ни туда, ни сюда… – Сев, дан приказ найти позицию и помочь в силу возможностей… – А чем? Они там сдурели, что ли? – возмущениям моим не было предела. Как это – помочь? А нам кто поможет? – Бой идет в стороне, из кустов мы можем пока лупить во фланг, нас тупо не заметят, а если и заметят, ничего не смогут сделать, они-то на поле, укрытий нет. – Это ты только что придумал? – съязвил я. – Комбат приказал, он и разъяснил, что к чему, – не замечая моего сарказма, ответил радист. – Дело за малым: ты стрелять-то умеешь? – вновь хмыкнул я. – А ты как будто не умеешь?! – на полном серьезе, заявил напарник. – Мы ж вместе учились, каждый должен уметь подменить выбывшего из строя члена экипажа. – Я не умею стрелять! – выкрикнул я. – Да не ори, ты веди главное, я шучу же. Лейтенант тебя всегда ограждал от всех занятий и работ, ты ж у нас лучший водитель в батальоне, – сказано было таким тоном, что хотелось как-то даже гордиться тем телом, в которое меня занесло. Интересно, а как можно быть лучшим водителем на танке? Тут уж или можешь ехать, или нет. Я-то вообще ничего не умею, это тело само все делает, я только наблюдаю, ну, еще запоминать пытаюсь. – Подожди, сейчас осмотрюсь, пригляжу позицию, тогда и рванем. Горючки как? – Так ведь мало проехали, – удивился я, – должно быть почти столько же, сколько измерили в последний раз. Может, чуть-чуть меньше. – Ладно, осмотрел бы ходовку пока, взрывы-то рядом были, вдруг чего. – Хорошо, – сказал я и полез наружу. Мы помогли вылезти наводчику. Чего он будет там сидеть, все одно – отвоевался. Плохо у него дело, здорово рассечено лицо, и да, одного глаза, похоже, нет. Видел мельком, что там все в крови, и парень, похоже, умом тронулся. Лежит, воет, ни слова не сказал еще. Его оттащили в сторону, воронок хватало в округе, положили рядом с телом погибшего командира танка. Вновь, как и при управлении танком, я доверился тому, что тело само все сделает. Конечно, сами по себе ноги меня не несли в нужную сторону и руки не крутили ничего, что требовалось. Но вот в голове само собой как-то появлялись знания о том или другом предмете, когда я на них смотрел. Взглянул на гусеницу и почти сразу заметил, что она чуть вытянута, заметил болтающийся палец на траке, скол на одном из катков. Во блин, а почему раньше такого не было? Почему я, как баран, не знал, как винтовку держать? Ничего не понимаю. Может, это реально дед так сделал? Радист бегал недалеко, он просто взобрался на бугор, отделяющий нас от поля, на котором идет бой, и лежал там, наблюдая. Вернулся и затеял кипучую деятельность в башне. – Севка, сможешь прижать вон ту березу? – радист указал мне на чудом уцелевшее дерево метрах в десяти. Тут вообще было мало деревьев, в основном кусты, но побитых и поваленных хватает, так что березке повезло. – А зачем? – не думая, ответил я. – Прижмешь ее, она нас укроет, там как площадка получится. Я башню сдвинуть не могу, будешь корпусом доворачивать. Понял? – Держись, – буркнул я и тронул танк с места. С первого захода сделал то, что и требовал от меня радист. Уронил березу, встал так, что радист аж заорал от удивления. – Прав был командир, механ ты от Бога. – Смотри давай, вряд ли нам дадут тут долго простоять… Только произнес эти слова, как рядом с нами прямо в бугор вошел и лопнул снаряд. Танк окатило тонной земли, но урона не было. – Заметили, суки, что дерево упало, осколочным зарядили, – кажется, сквозь зубы выдавил из себя радист. – Черт, все самому делать! Дальше мы стреляли. Аж целых четыре снаряда. Я по сантиметру сдвигал машину, устанавливая так, чтобы напарник мог стрелять, но все же нас разглядели, и в этот раз я даже удара не почуял. Запахло гарью, стало очень жарко, а радист не отвечал на вызов. Я распахнул свой люк, попытался сдвинуть машину назад, чтобы вновь укрыть в овраге, но танк сказал: – Тр-р-р-р-чпок! – и просто заглох. Уже вылезая наружу, я все же подумал о радисте и посмотрел, наконец, на башню. Только сейчас я увидел небольшое пламя, разгорающееся прямо за башней. Увидел и застыл как статуя. Что делать-то? Как и почему горит танк, я не понимал. Сплюнув под ноги, начал залезать на танк. Огонь еще был невысоким, думаю, не достанет до меня, надо успеть заглянуть внутрь. Люк был открыт настежь, внутри виднелась сгорбленная фигура радиста на командирском месте. Я позвал, тот не отвечал, позвал громче, ответ тот же самый. Что делать, мне уже прилично так припекает, руки жжет, да и дышать трудно. Пока раздумывал, огонь появился уже внутри, казалось, радист сидит на костре. И тут он поднял голову, медленно, словно человек, выпивший огромное количество спиртного. На меня смотрели глаза обреченного, это читалось во взгляде, а я тупо стоял и смотрел. – Беги, Сева… – вырвалось у радиста, и почти в этот самый момент раздался взрыв. Я – лечу! Я реально летел над землей, невысоко, но как-то долго. Вот приземление вышло очень болезненным. Очнулся я не сразу, сколько прошло времени, не представляю, но ощущения были… Черт, да как недавно под Москвой, когда я без ног был. Дышать было нечем, спустя долгие минуты, а может, и часы, я понял, что лежу лицом вниз. Рот был забит землей и травой, глаза не видели ничего, сплошная темнота вокруг и боль. Удушающий кашель раздирал на куски мои легкие, сказать, что это больно, ничего не сказать. А ведь кроме этого болело и в других местах. Вновь отключка.