Было странно и страшно смотреть, как немцы оставили попытки выбить нас отсюда, бросив на произвол судьбы своих товарищей, что уже были в здании вокзала. Те, почуяв неладное, бросились назад, выбегая под наши винтовки и гранаты. Если уцелели хотя бы несколько человек, то можно считать их очень везучими людьми. Наши бойцы были очень злы и стреляли на каждое движение. – Как вы тут, ребята? – Лейтенант щеголял свежей повязкой на голове и рукой на перевязи. – Да норма, товарищ командир. Кухня будет? – спросил за всех Иван. – Хотелось бы, – поморщился лейтеха, – мне обещали, а уж как будет… – Понятно, – вздохнули все. – Сколько у вас человек? – Присел на какой-то ящик командир и, достав папиросу, закурил. – Шестеро. Раненых нет, повезло, видать, посекло крошкой немного, так тут все такие, – вновь ответил Ваня. Это было правдой, все были целы, несмотря на тот ад, что тут творился. – Это хорошо. Не всем там повезло. В строю вместе с вами тридцать четыре штыка, связь установили, командование полка хвалило за храбрость и обещало подмогу и награды. – Только когда будет – неизвестно, – закончил за него я. Да, пообвыкся уже, чувствую себя таким же, как все. – Всем сейчас тяжело, весь город – сплошной фронт. Слышите? – Командир повернул голову куда-то в сторону, как бы вслушиваясь. – У вас тихо, а кое-где дерутся без остановки днем и ночью. – А где, товарищ командир? – вновь спросил я. – На заводах, на Мамаевом кургане, возле переправ. Самолетов ночью нет, но немец долбит из орудий и минометов. Даже в темноте умудрились потопить баржу с ранеными, прямое попадание, – командир провел рукой по голове и сжался. – Тяжко с утра будет, ребятки. Вы уж давайте, отдохните, если сможете, и, главное, готовьте оружие и боеприпасы. В соседнем крыле у бойцов много трофейного оружия, к своему патронов почти нет. Но это даже хорошо, так как немец нас и снабжает боеприпасами. Соберите все, что может стрелять, и размещайте рядом с собой, там, откуда будете вести огонь. Сами понимаете, перезарядка может стоить жизни, а так будет возможность сменить оружие быстрее, если что. Автоматы есть, в каком состоянии, не знаю, но вы проверьте и готовьтесь. Помните пушкарей вчерашних? – Живы? – спросил Иван. – Да, повезло. Поставили свое орудие рядом, тут, на углу, на площади, гвоздильный заводик был, вот в нем. Если попрут танки, помогут. Но я сейчас не о том. У них, у артиллеристов, откуда-то мины нашлись, немного, штук двадцать, предлагали заминировать подступы. Это, конечно, мало, можно сказать, совсем ничего, но, может, и пригодится? Я распорядился им помочь, ночью поставят, если смогут, все, что у них есть. Все нам легче станет. Так? – Конечно, товарищ командир. А танкисты как? – Одного сожгли, никто не успел выбраться, второй ушел к Волге, башню заклинило от попадания. Брони у нас нет, а вот пушка, и два ПТР есть. – Если есть наши «лимонки», можно растяжек наставить, даже если цеплять никого не будет, сработают как сигнализация. Когда командир о минах говорил, мне вдруг вспомнилось, как видел не раз такое в кино. Там солдаты минируют таким макаром и дверные проемы, и тропинки в лесах. В фильмах выглядело отлично. Вот вспомнил, да и предложил, думал, что тут такое в норме. – Это как? – удивление на лице у лейтехи говорило о том, что он даже не слышал о таком. Я рассказал подробнее, что помнил из своего времени. Но общий принцип действия тут немудреный, сложно не понять. – Только замедлители нужно убрать, чтобы грохало без задержки, тогда будет толк, – встрепенулся один из бойцов, что воевал с нами. Смотри-ка, какие предки сообразительные, я бы и не догадался. – Видел где-то целый ящик, найду, прикажу вам половину отдать, а вы поможете другим их ставить. Вот с леской тяжело… Нет ее, но нужно где-то поискать, город-то на реке стоит, наверняка промысел был налажен, должны быть снасти. Командир улетел от нас на крыльях, радовался, что вроде как нашел способ облегчить завтрашний день и для нас, и для себя. Наши ребята также не сидели сиднем. Кто-то, побродив по окрестностям, вдруг нашел кусок старой рыболовной сетки. Она была из капроновой нити, а это не хуже, чем леска. Трое парней разом уселись расплетать ее, то еще мучение, но дело двигалось. Когда появились первые куски нитки, которые можно пустить на растяжки, меня вдруг окликнули. – Эй, братуха, ну ты идешь свои мины-то ставить? Чего? Это они о чем вообще? – Мои мины? – я сделал такое удивленное лицо, что все засмеялись. – Ну а чьи? Ты придумал, значит – твои. Да не дрейфь, покажи, как, мы сами смогем, – успокоили меня. Ну, я и показал, как это в кино выглядело. А парни – молодцы, с ходу сообразили, и понеслось. Кто-то предложил еще и усики сразу разгибать, легче кольцо выскочит. Вот, блин, ведь я о таком в жизни бы не догадался. Точно сказано: война всему научит. Вокруг была возня, как днем, странно, что враги не стреляют, ведь сто процентов видят нас, наблюдатели же наверняка сидят. Про наблюдателей не просто так вспомнил. Раз у нас они есть, значит, и у противника должны быть. Тем более над нами все время висят эти долбаные немецкие ракеты, освещая все вокруг противным, каким-то лунным светом. Вроде и не ярко, но мешает ужасно. Ходишь тут и своей же тени шугаешься… Утро началось очень тяжко. За суетой и ночным бдением прошло все темное время суток. Пока был при деле, вроде и не замечал усталости, а вот когда сел… Немцы ударили с воздуха. Первая бомба рванула где-то в центре вокзала, там вчера долго рубились, там же и немцы сидели, которых свои бросили. Это те, кто, убегая, попали под наш огонь и почти все погибли. Но свято место пусто не бывает. Ушедшие немцы освободили хорошую укрепленную огневую точку, наши бойцы ее, конечно, заняли, а сейчас… Дым валил такой, что кашель разрывал грудь. Все устремились кто куда, прекрасно понимая, что бомбы могут упасть куда угодно. Кто-то выбегал на улицу, кто-то нашел дыру в подвал и забрался туда. Я вместе с Иваном и еще парой бойцов выскочил на улицу, страшно как-то под пол лезть, вдруг завалит. Близко к зданию, прямо рядом с поврежденным полотном железной дороги, высился штабель шпал и рельсов, за ним и укрылись. Вокруг постоянно что-то грохотало, не знал, что в городе есть еще что-то, что может гореть, однако, было. Не дожидаясь окончания авианалета, немцы устроили обстрел артиллерией вокзала и окрестностей. Прилетало буквально в каждый дом, правда, домов почти нет тут, одни остовы и обломки, но падало очень густо. Командира больше не видели, да вообще никого не видели. Как закончился артобстрел, поспешили к вокзалу, а там… Никого. – Что делать будем? – тихо спросил Иван. – Надо отходить к реке, где-нибудь по дороге наверняка наши есть, к ним прибьемся, – бросил один из уцелевших с нами бойцов. – Приказа не было, взгреют, – ответил, поморщившись, Ваня. – Думаю, надо занимать позиции, только так, чтобы можно было отступить, – вставил свои пять копеек я. – У тебя гранаты остались? А то немцы тут все так перемешали, что наверняка наших мин давно нет, зря всю ночь корячились. – Четыре штуки… – Как раз каждому, чтобы в плен не сдаваться, – хохотнул Иван. А мне стало как-то не по себе. Вспоминались фильмы из будущего, где герои себя гранатами подрывали, унося с собой и врагов, которые оказывались рядом. И ведь эти парни, блин, да они такие же мальчишки, как и я, смогут, а я? – Внимание! Мы лежали возле дыр в стенах, обращенных к позициям врага. Иван как-то негласно принялся командовать, никто ему не перечил, да и осталось-то нас всего четверо вместе с самим Ванькой. – Идут вроде справа, за зданием мастерских, видите? – Мужики, помощь нужна? – вдруг раздался голос сзади. Вот вояки, лежим и даже не слышим, как к нам кто-то подошел. Обернулись все. – Спрашиваешь! – хохотнул Иван. – Сколько вас и откуда вообще? – Не узнали, что ли? Артиллерия мы. Орудие завалило, пятеро в строю, остальным… – А у нас вообще не понятно, кто и где, – пояснил Ванька. – Вроде много было перед налетом, а остались только мы. – Ну, показывай, куды лечь, винтовки у нас есть. – Нашли бы себе лучше автоматы, хотя после того, что тут было только что, целого, думаю, уже не найти. – Да и винтовка еще себя покажет. Смотри! Говоривший парень был на вид постарше нас всех, уверенность из него перла такая, что как-то веселее становилось. Бывший артиллерист вскинул винтовку к плечу, направив ствол куда-то в бывшее окно. Мы инстинктивно уставились туда, откуда наступал противник. Хлопнул выстрел, и мы хором свистнули. Ничего себе, с ходу убил немца, ну или как минимум ранил. Тот свалился, а остальные начали залегать. – Могете! – резюмировал Иван. – Смотрите сами, я вам не командир, думаю, фрицы могут оказаться где угодно, даже сзади. – Салахутдинов, бери на прицел ту дыру, через которую мы пришли, там видно в стороны хорошо. – Васько, ты налево, Абдаршин – направо, выполнять! Вот это голос! Сразу хочется вытянуться перед таким командиром. А парень-то сержантом оказался, командиром орудия. Он сам, да еще один боец из его расчета улеглись поблизости от нас. – Опять встают, начинаем! – крикнул Иван и все открыли огонь. Стрелял и я, конечно. Немцы то присядут, то лягут, но упорно двигаются к цели. Понятно, что ни хрена мы их не сдержим, но хоть сколько-нибудь на тот свет отправим, все потом нашим легче станет. Никогда бы не подумал, что смогу сам себе такое сказать. Эти мысли как-то сами пронеслись в голове, думать особо и не пришлось. Да и некогда, в общем. Вокруг опять то же самое, что было вчера: грохот выстрелов, свист пуль, крошево, выбиваемое ими же, гарь, вонь и слезы из глаз. Не знаю, почему, но я плакал. Слезы текли ручьем, даже вытереть некогда. Из-за чего? Кто первым обернулся в сторону и начал стрелять уже не наружу, а прямо над нами, не видел, но сжался весь и заставил себя посмотреть. Немцы были уже в здании, да и понятно, что наших стволов слишком мало, чтобы создать заслон. Враги тупо обошли, странно, что я не слышал, стрелял ли тот парень, которого оставили наблюдать именно за нашим тылом. Лежать было бессмысленно, тупо застрелят в спину, поэтому все начали вскакивать. Почти сразу прекратился огонь из огнестрельного оружия, так как началась настоящая возня, рукопашная схватка то есть. Я находился вторым слева, поэтому немцы быстро до меня добрались. Удар винтовочным прикладом в грудь – это, я вам скажу, не поцелуй. Я рухнул на спину, с трудом вспоминая, как дышать. Вокруг уже дрались буквально все наши бойцы, но их давили числом. Падая, я не выпустил из рук автомата, но стрелять не было возможности, все вокруг просто перемешалось. И вдруг в голову буквально влетела мысль: – Ахтунг, гранатен! – заорал я, поднимаясь. И ведь получилось. Наши остались там, где стояли или лежали, а попадали по команде именно немцы. Не зря же я немецким владею. Быстро, нажимая на спусковой крючок, я методично расстреливал немцев, залегших на полу. Спохватившись, парни устремились мне помогать, только вот оружие было не у всех. Подняться немцы не успели, а те, что находились за дверным проемом, не высовывались, ожидая, видимо, разрыва гранаты. – Севка, кинь им гранату! – орал Ванька, вид у него был еще тот. Схлопотав по лицу от фашиста, он был похож на боксера в ринге, раунда так после пятого. Выхватив гранату, я с силой рванул кольцо, казалось, что чека вылезает крайне неохотно, медленно, туго. Вспомнилось, как в будущем в боевиках герои зубами кольца выдирают. Ага-ага, охотно верю. После такой процедуры ты озолотишь дантиста.