– Я думала, ты уже не придешь в себя. – И снова слезы ручьем полились из ее глаз. – Вот, попей, – протянула она мне кружку с каким-то напитком, – Тариэль сказал, чтобы напоила, как только придешь в себя, вернее, если придешь. Я и вправду почувствовал сильную жажду и, потянувшись рукой, вдруг обнаружил в ней бокал, из которого пил в той комнате с незнакомцами. Иваста тоже была удивлена, но, тем не менее, забрала у меня посудину и поменяла ее на кружку с напитком, который я с удовольствием выпил. Потом откинулся без сил на свое ложе и снова заснул. Проснувшись через несколько часов, я был довольно бодр, но все-таки чувствовал, что болезнь тянет из меня силы. Вокруг порхала Иваста. Девчонка, ранее какая-то забитая, вечно молчащая, смотрящая на все с удивлением, постепенно оттаивала и на глазах менялась. Она уже вовсю флиртовала с попутчиками, имею в виду Ирвина и Брюса, и мне даже показалось, что она больше отдает предпочтение Ирвину. Тот тоже был к ней не равнодушен, ну да что сказать, молодежь, гормоны играют, ну да пусть их. Через некоторое время в комнате появился Тариэль. – Ну, вот и отлично, – сказал он, входя, – надеюсь, завтра все будет нормально, нам надо спешить. Как себя чувствуешь? – Да пока вроде бы нормально, правда, слабость в теле, а так ничего. – Ну, слабость к вечерку, думаю, пройдет, – с каким-то удивлением разглядывая меня, проговорил Тариэль. – Ты отдыхай и набирайся сил. – И он покинул комнату. После него заскочил Ирвин. – Господин баронет, я очень рад, что с вами все в порядке, а то Иваста прямо с ног сбилась, ни на минуту от вас не отходила, даже еду ей носили сюда. – И непонятно было, он рад тому, что я выжил, или тому, что Ивасте не надо сутками сидеть возле меня. И снова дорога, жара и пыль, лишь одно хорошо, я мог спокойно обдумать происшедшую встречу с младшими богами. Заботило меня одно: почему Зея, готовясь перейти на повышение, а значит, имея большую силу и возможности, все-таки прибегла к моей помощи. Если она не может справиться с Урху, то я тем более не справлюсь; ввязаться в драку, с моей стороны, это же просто изощренное самоубийство. А ведь и отказаться я не могу, да и не буду. С другой стороны, мне совсем не хотелось вливаться в коллектив новых знакомцев, а по разговору я понял, что если все так, как они говорили, то придется. А как же семья, дети? Я не хочу их оставлять. В общем, к богине у меня накопилось очень много вопросов, и при встрече надо будет все их задать и хотя бы на половину получить ответы. Вот очередной переход, скорей бы уже закончилась эта дорога. Так, все дружно ныряют в появившийся портал, теперь моя очередь. Да что же это такое? Тут же зима, пронзительный ледяной ветер пробирает до костей, смотрю, даже Тариэль растерялся. – Так, сейчас быстро в ближайший лес и готовим шалаш, рубим лапы елей, а я попытаюсь что-то придумать с теплой одеждой. И он погнал коня по еле просматриваемой под снегом дороге. А мы поспешили в лес, благо он находился в двух шагах. При работе холод не так ощущался. Начали ломать ветви елей. Предварительно приготовив несколько слег и оперев их на высокую сосну, принялись укладывать стены шалаша. Судя по тому, как бестолково тыкались мои помощники, представление о постройке жилища имел только я. Но с горем пополам с шалашом мы закончили, набросали на пол тех же лап и, выкопав кинжалом небольшое углубление в земле, развели в нем костер. Оставив Ивасту готовить похлебку, я с парнями занялся обустройством лошадей. У нескольких молодых елей, росших рядом, обрубили ветки с одной стороны и заполнили просветы между ними срубленными елями, а потом, связав три плаща, накрыли этот импровизированный загон. Скажем, сойдет на первое время, думаю, мы тут не задержимся. Залезли в свой шалаш и поели, Иваста к этому времени уже приготовила густую похлебку, оставив и Тариэлю. На улице быстро стемнело, а в шалаше и так был мрак, освещаемый лишь углями костра. Я примостился в уголке и попытался заснуть. Среди ночи я нащупал что-то мохнатое и горячее, приоткрыв один глаз, увидел, что рядом лежала огромная волчица. Иваста обернулась, понял я; конечно, ей так будет теплей, я прижался к этой живой печке и снова попытался заснуть, но что-то не давало, и не проходило ощущение надвигающейся беды. Вдруг Иваста тоже подняла голову и прислушалась. – Ты что-то слышишь, – тихо спросил я ее, она повернула голову и лизнула меня в нос, вдруг очень далеко на грани слышимости раздался волчий вой, раз, второй. Через некоторое время он раздался снова, но уже намного ближе. – Парни, поднимайтесь, по всей вероятности, на нас скоро нападут волки, надо защитить коней, – проговорил я. Холод обжигал, и когда я выбрался наружу, меня стало потряхивать, и от стужи, и от переполнявшего кровь адреналина. Кони уже волновались и тревожно ржали, Иваста близко к ним не подходила, понимая, что ее они боятся не меньше, чем лесных гостей. Я с парнями зашел к лошадям под навес и принялся их успокаивать, на белом снегу хорошо было видно мелькающие серые тени волков. Я выхватил меч и стал ждать, рядом замерли Ирвин и Брюс, в тени шалаша замерла Иваста. Кольцо постепенно сжималось, вдруг самый, наверное, голодный зверь взвился вверх, целя мне в горло, но я успел чуть отклониться и ударить мечом, так что на землю упало две половинки волка. Все на мгновение замерли, и тут появилась Иваста, она выпрыгнула перед нами, ощетинившись, со вздыбленным загривком и оскаленной пастью, из которой шел низкий утробный рык, от которого в жилах стыла кровь. Сейчас было видно, насколько она крупнее лесных волков, те, увидев новое действующее лицо, остановились, а потом попятились назад. Вдруг откуда-то из задних рядов вышел какой-то седой волк. Наверное, это и был вожак стаи, он вдруг припал на передние лапы и пополз к оборотню, повизгивая, словно щенок. В нескольких метрах он перевернулся на спину, подставляя под клыки незащищенные живот и шею, и замер. Волчица подошла, поставила на грудь волку лапу и вдруг, задрав голову вверх, завыла. По моей спине побежали мурашки от этого воя, и меня невольно передернуло. Глянув на парней, я увидел, как побледнел Брюс, а вот Ирвин улыбался краешками губ. Волк, после того как оборотень убрал с него лапу, поднялся, отряхнул от снега шерсть и потрусил к стае, после чего все как один волки развернулись и направились прочь. Я спокойно выдохнул, и напряжение начало покидать тело, после чего направился в палатку, досыпать. Тариэль появился лишь к обеду следующего дня, посмотрел, как мы устроились, усмехнулся, но ничего не сказал. Привез он нам овчинные полушубки. – Это одежда крестьян, за тем, что соответствует вашему статусу, надо ехать в близлежащий город, но думаю, вам это на время подойдет, так что возмущений не будет. Я прав? – Прав, прав, – проговорил в ответ на вопрос проводника Брюс, натягивая полушубок. Когда все экипировались, принялись седлать коней. – К концу дня мы достигнем постоялого двора, там переночуем, а к обеду совершим предпоследний переход. А сейчас в путь. На дороге было безлюдно, ветер местами переметал ее небольшими сугробами, но кони бежали резво, и проблем наносы нам не доставляли. Под вечер показалось довольно большое селение, а у самой дороги стоял большой постоялый двор. В помещении было тепло и пахло пивом, жареным мясом, какими-то приправами и еще боги знают чем. За стойкой стоял здоровенный лоб с мрачным выражением зеленоватого лица и торчащими клыками. А в зале было полное смешение рас и народностей: и такие же с зеленой кожей, и коротышки шире себя, и просто люди, ничем не отличающиеся от нас. Нам выделили комнаты для проживания, коней еще раньше увели служки, и за них можно было быть спокойными. Приведя себя в порядок, мы с Ивастой спустились в зал, где нас уже ждали наши попутчики – Ирвин, Брюс и Тариэль. Посовещавшись, мы заказали небольшого жареного поросенка с какой-то местной кашей и овощами, пироги и пиво. Когда все это принесли, принялись насыщаться. Через несколько столов от нас сидела компания зеленомордых, они что-то весело обсуждали, периодически сталкиваясь кружками и отхлебывая из них. – Э-э-э, хуман, смотрю, парень ты не слабый, может, поборемся на руках? – проорал один из них, тыкая в меня пальцем. Связываться мне ни с кем не хотелось, и я сделал вид, что не понимаю, но тот не унимался и все пытался вызвать меня на соревнование. Попутчики стали с интересом поглядывать на меня, мы ведь все понимали, что он говорит. Делать было нечего, и я, напрягшись и ухватив пальцами столешницу из толстых дубовых плах пятисантиметровой толщины, пусть и с трудом, но отломил приличный кусок. Показав кусок своему оппоненту, предложил ему знаками повторить. Тот, не долго думая, ухватился за стол и стал его ломать. Прошло несколько минут, зеленомордый посерел от напряжения, но стол так и остался в сохранности. Как-то жалобно взглянув на меня, он наконец развел руками, признавая свое поражение. Потом вдруг ощерился, обнажив клыки, наверное, это предполагало улыбку, встал и направился к нашему столу. Подойдя, он, прижав руку к груди, наклонил голову и протянул кружку, зажатую в руке; я ударил своей кружкой по его, и мы выпили. И тут в помещении раздался рев нескольких глоток, оказывается, все присутствующие в зале наблюдали за нашим противостоянием. Через некоторое время в дальнем конце зала раздалась какая-то залихватская песня, и несколько посетителей пустились в пляс, при этом плясали представители разных народов. Веселье продолжалось долго, но мы, вымотанные последними сутками, а сейчас согревшиеся и сытые, тихонько удалились спать. Утром, закупая продукты в дорогу, я протянул несколько серебряных монет хозяину постоялого двора в счет испорченного стола. Но тот засмеялся и указал на стену за его спиной. На стене висел кусок стола, что я отломил, а рядом шла надпись: Кусок стола, отломленный посетителем на спор голой рукой. Заплатив серебряную монету, любой, кто хочет, может попробовать свою силу. Повторивший подвиг незнакомца будет пить в заведении бесплатно целый месяц. Удивившись такой оперативности хозяина, я посмеялся, но деньги все-таки оставил. Сегодня, казалось, стало еще холодней, хозяин предложил нам, когда мы покидали его заведение, шерстяные платки – закрывать нос и рот, чтобы не отморозить легкие, как он сказал. Поэтому у нас открытыми оставались только глаза, хорошо хоть злой колючий ветер был нам в спину. Где-то часов через несколько Тариэль начал останавливаться и оглядываться вокруг. Наконец что-то увидев, только ему понятное, он свернул с дороги, и его конь, проваливаясь в снегу по колено, побрел к одиноко стоящему дереву. У дерева проводник удовлетворенно хмыкнул и, оглянувшись на нас, произнес: – Сейчас мы переместимся в необычный мир… Это последний мир перед попаданием или возвращением в ваш, откуда мы пришли. Мир населен, многое покажется вам неизвестным и странным, может, даже пугающим. Я представлю вас иностранцами, не знающими языка. Прошу не разговаривать с окружающими и делать все, что я скажу, и ничему не удивляться. За его спиной заискрились разноцветными сполохами врата перехода, и он, на мгновение заглянув в них, показал, что можно переходить. Первым перешел я, затем Иваста, Ирвин и Брюс, Тариэль появился последним, и врата погасли. На этой стороне было тепло, вернее даже жарко. В стороне пролегала дорога, и по ней двигались автомобили, настоящие автомобили, легковые, грузовые и специализированные, а вдалеке располагался город, торчала даже пара промышленных труб, которые дымили. – Двигаемся за мной, ничего не боимся и не удивляемся, тут такие же люди, как и вы, просто чуть отличаются. И когда мы тронулись, ко мне приблизилась Иваста. – Алекс, я боюсь, – тихо проговорила она. – Не бойся, девочка, я сумею тебя защитить, – обнадежил я ее, хотя и сам испытывал мандраж и неуверенность. Глава десятая – Товарищ комиссар, вы просили предупреждать вас о необычных событиях в секторах. Перед угрюмым человеком с петлицами политической разведки и большим шевроном со звездой и абревиатурой ГПРУ (Главное политическое разведывательное управление) стоял навытяжку молоденький лейтенант, оператор установки общего обзора. Комиссар был зол и раздражен… Это же надо, его, беззаветно прослужившего тридцать лет, отправить практически в ссылку, и все лишь за то, что он был дружен с работником иностранного посольства. Кем он там оказался – неизвестно, но, наверное, был не без греха, раз так все в одночасье возбудились. Долго таскали на беседы, ничем не уступающие допросам, только и того, что не применяли силовые методы. А потом отправили сюда, на периферию, с формулировкой «в связи с потерей бдительности». И предупредили, что это пока не нашли ничего предосудительного, следствие-то еще идет. А что он там по пьяни болтал, он уже и сам не помнит, и тем не менее его все это бесило: как могли так с ним поступить, ведь все имеют маленькие прегрешения, подумаешь, принимал подарки. – Докладывай, – пробурчал комиссар Иван Муров и снова погрузился в невеселые думы. Вдруг что-то зацепило его слух. – Повтори, что ты сказал? – приказал комиссар. – В девятнадцатом секторе зафиксировано появление больших тепловых объектов, идентифицируемых как люди на животных. – На каких еще животных, – заорал комиссар, – вы там перепились все, что ли? Распустились тут, я вас научу служить, направить в квадрат AMЛ[1] с камерой обзора, и фото мне на стол. Бледный лейтенант повернулся через левое плечо и, выйдя из кабинета, вытер со лба пот. Их начальник пошел на повышение, а из столицы прислали вот этого. Теперь целыми днями раздавался ор и ругательства, комиссар постоянно кого-то отчитывал и вопил так, что даже в соседних кабинетах у сослуживцев закладывало уши. Поговаривали, что он сильно проштрафился в столице и он тут временно, после расследования его отправят или на пенсию, или даже на зону. Придя на рабочее место, лейтенант посмотрел на экран новейшего и многооперационного компауда, за которым сидел сержант стражи революции. – Ну что там, воин? – спросил он. – Все так же, товарищ лейтенант, пять особей движутся к городу. – Направь из ближайшей точки к неизвестным АМЛ с камерой, и при захвате цели постоянно делайте фото с разных ракурсов и с разным увеличением. – Какое количество фотографий делать? – Хорошо, сделай полсотни, – проговорил лейтенант, а про себя подумал: «Пусть этот урод ими подавится». Через некоторое время из цветного принтера стали выстреливать снимки, камеры на АМЛ стояли качественные, высокого разрешения, такие точно, только более крупные, ставили на спутники для наблюдения за вероятным противником. Правда, пока там и не за кем было наблюдать, после нанесения «удара революционной ярости» Европа и Великобритания еще долго будут приходить в себя. А нечего было науськивать Гитлера и вместе с ним участвовать в агрессии на молодое советское государство россов. Пусть и прошло после войны уже сто пятьдесят лет, но никто не забыт и ничто не забыто. Фотографии были исключительно четкие, всё видно до мельчайших деталей. Четыре мужчины и красивая девушка верхом на лошадях – да, на лошадях, лейтенант вспомнил название этих животных. Сейчас их практически не осталось, ну кое-где в больших зоопарках разве что. В исторических фильмах использовали графику компаудов, ну еще говорили, что высшие вожди революции тоже имеют этих прекрасных животных и даже ездят на них. Но вожди есть вожди, и их повседневный быт покрыт мраком и тайной. Лейтенант сгреб снимки и направился с ними к комиссару. «А девушка очень хорошенькая», – думал он по дороге, рассматривая фото. – Разрешите, ваше революционное могущество, – обратился лейтенант к комиссару, как обращаются к генералу армии. – Давай уж, вошел же… Что там опять? – смягчился немного комиссар. – Фото объектов, как вы и приказывали, – и лейтенант положил на стол пачку фотографий. – Ладно, ступай, надо будет – вызову, – махнул рукой комиссар, а сам углубился в изучение фотографий. Вот… вот то, что вытащит его отсюда. Да, эти люди на фото точно не местные, а судя по тому, что в Европе ничего не происходит без ведома АСР[2], то и не оттуда… Амеры или арабы… что же, может быть. Правда, одежда на них довольно странная и оружие, что болталось у них на ремнях, очень уж древнее, ничем иным, кроме как оружием, это быть не могло. – Так, так, так, ну что же, спешить не будем, проследим, куда они направятся в городе и к кому, а потом возьмем их тепленькими, а там и сами все расскажут, есть методы, – усмехнулся комиссар и нажал кнопку вызова дежурного по управлению.