– Прошу прощения, леди, но мы вряд ли справимся с шестидесятитысячной армией последователей Урху, нас просто завалят телами. – Подумай, Саша, хорошо подумай, что может помочь вам в войне. Кстати, волков из серого леса я освободила. Они приходят в себя и готовятся резать жрецов Урху и захватывать города, когда армия уйдет, думаю, все, кто остался мне верен, им помогут. – Скажите, леди, а вы можете помочь мне организовать шторм на море на подходе кораблей противника? – спросил я. – Ну, наконец-то ты вспомнил, что сам кое-чем владеешь… Не стоит мне, конечно, этого делать, ну да ладно, – она посмотрела в мою сторону, потом встала и подошла ко мне. Положила руку мне на голову, и я провалился в небытие. * * * Киреш Волд с удовольствием смотрел, как молодые волки учились с ходу в прыжке рвать горло противнику. Десять дней назад у его племени началась новая жизнь. Он с благоговением вспоминал, как в их поселении появилась неземной красоты женщина, которая ничего не говорила, но перед ней начали выстраиваться все оборотни, все – от мала до велика. Происходило это в молчании и в звенящей тишине; когда все собрались, женщина произнесла: – Я дала вам возможность по вашему желанию оборачиваться, чтобы насладиться свободой дикого зверя, но в час, когда мне нужна была помощь и ваша преданность, некоторые предали меня. За это я и заблокировала вас в лесу, чтобы вы почувствовали на своей шкуре, как тяжело и больно бывает, когда так несправедливо тебя предают. Но пришло время, и вы искупили вину, с этого дня я отменила все ограничения. Вы вправе, как и раньше, жить по своему разумению, в лесу вновь полно живности, и вы можете восстановить силы. Но впереди война, и то, как вы покажете себя в ней, будет на многие годы вас характеризовать или как смелых и преданных мне существ, или как никчемных и трусливых. При этих словах волки взвыли, а Киреш поднял руку, призывая к тишине, и опустился на одно колено, вместе с ним опустились и старейшины племени волколаков. – Богиня, – проговорил он, – мы уже давно избавились от тех, кто предал тебя и был малодушным, и в предстоящей войне ты увидишь, на что мы способны, прими нашу клятву верности тебе. И все, кто мог произносить слова, принялись произносить слова клятвы. После чего все, кто мог, резанули себе руку ножом, и капли крови упали на землю. Те, кто был в волчьем обличье, прокусывали себе лапу и тоже лили кровь на землю. Клятва крови – сильная клятва. Богиня приняла клятву, все вокруг на мгновение полыхнуло золотистым цветом, и у всех стало так спокойно на душе. А сейчас старейшины и взрослые волки гоняли молодежь, обучая и натаскивая их. Кто-то будет в человеческом обличье, кто-то в звериной ипостаси, но в бой пойдут все. Лишь самые маленькие останутся дома. А дело старейшины, продумать план, чтобы потери были минимальные, и он думает об этом днем и ночью. А еще ему шепнули, что его дочь жива и успешно достигла севера в компании Алекса и принца Ирвина, который души в ней не чает. Учились и тренировались все, молодежь училась быстро оборачиваться и нападать и сражаться с противником, взрослые оборотни вспоминали и тренировались, освежая навыки. Благо что за это время оборотни отъелись, и все восстановили функции оборачиваемости. В звериной ипостаси только тренировались и охотились, ели – превращаясь в человеческий облик. В лесу и вокруг него появились огромные стада оленей, диких свиней и множество другой живности. Киреш глянул еще раз на то, как один из молодых волков, промахнувшись в прыжке, вместо горла ухватил руку изображающего жертву. Но инерция была столь высока, что оба покатились по земле, волк оказался быстрей и все же успел атаковать горло еще раз. Киреш усмехнулся и пошел в пещеру, он надеялся, что скоро все восстановят навыки. * * * На море была небольшая волна, и фон Бугрина тошнило, он уже давно отдал рыбам все, что ел даже неделю назад, но все равно ощущал постоянные рвотные позывы. Его зеленая физиономия пугала его офицеров, а сам он уже неоднократно проклял и этот поход, и корабль, и даже верховного жреца. Он лишь изредка бросал взгляд на огромную флотилию, двигающуюся к северному берегу; чтобы не растеряться, шли медленно. Хватит и того, что сброд, находившийся на двух кораблях, убил капитана, захватив их, и приказал команде править к берегу, где эти гады растворились в близлежащем лесном массиве, когда достигли берега. Поэтому он распорядился создать охранение армады кораблей из рыцарей Урху, а то так могут и все разбежаться, пока они дойдут до места высадки. В горловину пролива, между морем и океаном, они не полезут, очень там узкий проход и высокие берега, может быть и засада. Вот и решено было высаживаться раньше и уже пешком двигаться к столице севера, городу Дартону. Там тоже надо держать ухо востро, а то эти ухари, которых нахватали в городах, дезертировав, собьются в банды и начнут рыскать по селам и городкам в поисках наживы. Мало заботясь о том, что надо вначале разбить северян, а уж потом бесчинствовать. Крепта последнее время донимали мрачные и тревожные мысли, и чем ближе подходило время высадки, тем тревожней было на душе. Он не был трусом, тем более имея в несколько раз большую армию можно было вообще не переживать, но на душе все равно скребли кошки. Бугрин еще постоял на палубе, вдыхая морской воздух, и не спеша направился в свою каюту. – Марвин, подай вина, – приказал он слуге и, когда тот принес кувшин и нарезанный сыр, налил себе полный кубок и залпом опрокинул в себя. Это была первая пища, если можно так назвать вино, которую он протолкнул в себя за несколько дней. Вино резко ударило в голову, и Крепт фон Бугрин очень быстро опьянел. – Убери это, – кивнул он на тарелку с сыром, и когда слуга попытался ее забрать и унести, Крепт вдруг остановил его: – Подожди, пусть пока постоит. Иди, нужен будешь, позову, – сказал он и невидящим взглядом уставился в стол. Когда слуга вышел, Бугрин снова наполнил бокал и выпил, после чего поднялся и, пошатываясь, пошел к кровати, даже не пытаясь раздеться, упал на нее лицом вниз и забылся в тяжелом пьяном сне. * * * Императрица Алексия тан де Кобург сидела за столом и размышляла. Она только что проводила делегацию королевства Барнема, затворники приехали просить помощи в прокладке железных дорог. Обещали пробить тоннель в узком горле разделяющих их гор. А она без Алекса не может принять правильного решения, а когда он будет, она не знает, да и сердце последнее время болезненно сжимается при воспоминании о нем. Алекс, Алекс, куда ты запропастился? Какая же она дура, что позволила ему участвовать в этом походе. Она видела, что последнее время он стал рассеянным, его ничто не радовало и даже отношения между ними потеряли свою страсть. Единственно, что всегда меняло его настроение от унылого к радостному, это были их дети. Она очень переживала, как он будет относиться к их общим детям, тем более, что первой у нее родилась девочка. Не будет ли он отдавать предпочтение своему сыну, но с самого рождения он взял заботу об их совместных детях на себя. От него стонали няньки и кормилицы, служанки и гувернантки, так как он жестко контролировал их работу. И ничего не меняло то, что она рожала только девчонок. Алексия никогда не видела, чтобы так любили детей. Когда он был во дворце, они просто «ходили на головах» – это выражение Алекса. Она слышала и умилялась, как он учил Вика, что это его младшие сестры и он в ответе за них, и если что случится, то Вик должен сделать все, чтобы спасти их и сделать счастливыми. – Отец, но ведь мама и ты – самые главные в империи. Что такого может случиться, чтобы так переживать и беспокоиться? – Знаешь, сынок, жизнь – это не ровная дорога, по которой сегодня ездят купцы, а извилистая лесная тропинка, с ямами и пеньками, скрытыми травой, о которые так и норовят зацепиться ноги. Когда ты станешь старше, я расскажу тебе про нас с мамой и про то, как она стала императрицей. А теперь уже который месяц его нет, одинокие ночи в холодной постели и ожидание, ожидание, ожидание. У аристократов обычно супруги спали в разных постелях, даже в разных спальнях, но Алекс настоял, чтобы они спали вместе. Это было необычно, так не принято, но в те дни, когда она сильно уставала, он гладил ей голову и спину, и ей так было хорошо, что она, успокоенная, тихонько засыпала. Он никогда не лез в управление империей, но когда она просила совета или говорила: «Алекс, а как ты думаешь, стоит ли мне?..» – он всегда давал дельный совет, и даже если тот ей не нравился, она все-таки делала, как он говорил. Просто не однажды убеждалась, что все происходило так, как советовал. Она пыталась привлечь его в качестве советника, но он всеми силами избегал каких бы то ни было официальных должностей. – Алексия, милая, ты вспомни, что было, когда принимали дворяне и аристократы присягу. Да, тогда нам удалось их быстро смять и самых одиозных уничтожить. Ведь они до сих пор бесятся, что твой муж кентиец и что все новое, что появилось на континенте, связано с Кентией. Не стоит махать красной тряпкой перед быком, пусть еще пройдет время. Ее постоянно осаждали молодые аристократы и дворяне, пытаясь угодить в какой-нибудь мелочи или выразить свое восхищение ее нарядами или видом. Когда Алекс отправился, как он сказал, в экспедицию, за ней пытались ухаживать несколько молодых аристократов, просто проходу не давали. Казалось, еще немного, и подол ей задерут прямо в ее кабинете. Начались дуэли, как им казалось, среди претендентов на ее внимание. Поначалу все это ее просто раздражало, но постепенно все, что происходило вокруг нее, стало бесить, но удалить без повода этих балбесов она тоже не могла. Да и боялась она, что вернется Алекс и ему досужие языки донесут о ее выдуманных ухажерах, а он возьмет и уйдет, оставив ее. Что она тогда будет делать? Зачем ей эти дворцы, этот трон, зачем ей все это, если его не будет рядом! Помог ей в этом канцлер, заметив, как Алексия бесится от одного упоминания стайки молодых аристократов. Он переговорил с начальником тайной канцелярии, и тот довольно быстро накопал на нескольких человек компромат. Те, не задумываясь о последствиях, пытались вызнать состав и рецептуру пороха, которую до сих пор империя… вернее, Алекс хранил в строжайшем секрете. И в один из дней канцлер доложил императрице: – Алексия… Наедине ему было дано право обращаться к ней по имени. – Вот список тех, кто пытался выяснить рецептуру пороха, а вот этот, – указал канцлер на одну из фамилий, – вообще несколько раз пытался подкупить и охрану завода, и служащих. Этот шевалье, скорей всего, действовал по чьей-то указке, сейчас с ним беседуют, думаю, скоро узнаем. Узнали… Никак не могла успокоиться родня герцогов де Кальтор: герцог умер от старости, а сына зарубил Алекс в день принятия присяги, но остались брат герцога и сестра, вот и хотелось им получить в руки рецепт пороха, а там, смотришь, поднакопив силенок, снова попытаться устроить переворот. – Так, что же… хорошо, – мстительно проговорила Алексия, – доставьте мне этих смутьянов во дворец. А когда все, кого она назвала, были доставлены, началось правосудие. Главных фигурантов повесили, а остальных выселили на острова. Молодым аристократам, отирающимся у трона и набивающимся в любовники Алексии, но не преуспевшим в этом, обвинив в попытках вызнать секреты империи, приказали покинуть столицу и под страхом смерти в ней не появляться. – Когда же ты вернешься, Алекс, я просто уже не могу без тебя, – тихо прошептала императрица. Она гнала от себя мысль о том, что он мог пострадать или его корабль попал в шторм и утонул. «Нет, – думала она, – этого не произойдет, богиня не допустит», – и в такие моменты она принималась истово молиться богине. В дверь кабинета постучали, и на пороге возник секретарь. – Ваше императорское величество, бумаги на подпись. – Заносите, барон, – устало проговорила она. Глава пятнадцатая Я стоял на вершине холма и смотрел в монокуляр. На горизонте на грани видимости виднелась темная полоса, я понимал, что это флот вторжения. Еще сутки, и они будут здесь, все, что мы можем им противопоставить, расположилось внизу холма. Это шесть тысяч профессиональных воинов и пять тысяч ополчения из лавочников, ремесленников, простых обывателей и даже сервов. Все эти двенадцать дней, что судьба отвела на подготовку, я вместе с коннетаблем герцога и маркизом пытался провести боевое слаживание, орал, матерился и практически не спал, то же самое делали и маркиз с коннетаблем. Но теперь не о чем жалеть, вскоре жизнь покажет, чему научились. Коннетабль даже повесил двух баронов, вздумавших качать свои права и не подчиниться общему плану. Они, видишь ли, сами будут руководить своими людьми. Погасив таким способом вольнодумство и фрондерство, мы принялись гонять всех в хвост и гриву, популярно объяснив, что это может кому-то спасти жизнь. И вот мы здесь, это самая крайняя точка северных земель. Понятно, враг планирует высадиться глубже в герцогстве, но мы ему этого не дадим. Я еще раз прикинул, как буду действовать, все-таки Зея дала мне понятие, что надо сделать, как и на каком расстоянии. А так как я еще в ее понимании никто, она строго предупредила: не вкладывать свои эмоции при выполнении атаки, иначе будет сильный откат. Что такое откат, мне тоже объяснила, злясь на мою непонятливость. Договорились, что она начнет чуть раньше, чем мы, чтобы связать руки Урху и не дать ему помочь своим адептам. Вместе с ней на землях, захваченных последователями Урху, начнется восстание ее приверженцев, которые станут захватывать города, освобождая их от всех, кто ее предал. – Принц, а можно мне тоже посмотреть в ваш прибор? – проговорил коннетабль. Я передал окуляр и показал, как им пользоваться. – Да, – раздалось через некоторое время, – отличная вещь, думаю, что корабли будут здесь уже завтра к обеду, – с сожалением возвращая монокуляр, проговорил он. – Ну что же, будем действовать согласно нашим планам, – добавил он через некоторое время. – Пойдемте, ваше высочество, – предложил он Ирвину, который не отходил от меня ни на минуту, даже от Алого перестав шарахаться. И мы стали спускаться с холма к своим воинам. Завтра будет трудный день. Все эти несколько дней мои люди при помощи плотников герцога делали лафеты для использования пушек в обороняющихся порядках. Готовили картечь, упаковывая ее в специальные банки, и фасовали порох в шелковые мешочки, подготовили упряжки, чтобы быстро перемещать пушки по полю боя. Завтра день покажет, насколько мы подготовились. Маркиз у нас командует конниками, он у нас и в резерве и олицетворяет собой командование засадного полка. Ирвина мы по договоренности решили по возможности держать возле себя, чтобы ничего с ним не случилось. Мы еще раз обговорили сигналы на поле боя и разошлись по палаткам, маркиз ускакал к себе в расположение. Лагерь был тих, горели костры, на которых готовили пищу, воины были сосредоточенны и хмуры. Завтра многие останутся на этом поле, а может, и все. Ночью не спалось, я ворочался, то вслушиваясь в перекличку часовых, то думая о детях и об Алексии. Нет, я почему-то не сомневался, что Зея вытеснит Урха и мы победим, вот только сколько голов положим на этом поле… И все это от невоздержанности, любвеобильности и просто дурости, простите меня, бабы. Странно, я почему-то думал, что боги более благоразумны и отношения у них более взвешенные и ответственные, но судя по Зее, видать, ошибся. Ладно, чего уж там, все мы ошибаемся, но если, скажем, плотник, изготавливавший колесо для телеги, ошибется, то он испортит только одно колесо, не дополучит часть денег, так как не сможет его продать, – это плохо, но терпимо. Но если ошибется король, то могут пострадать тысячи людей. А вот если ошибется божество, то может пострадать целая планета, а то и сектор, поэтому они стараются как можно меньше вмешиваться в жизнь планеты. Так под эти философские мысли я и заснул. Утро было солнечным и тихим, уже осень вступила в свои права, но только окрасила некоторые деревья в желтый или красноватый цвет. Я снова стоял на холме, но уже на другом, и смотрел на сотни вражеских кораблей. Вдруг где-то далеко-далеко раздался низкий гул, так что у меня побежали мурашки по телу, а потом небо со стороны океана окрасилось в серый цвет, который постепенно темнел, превращаясь в черный мрак, в котором сверкали молнии. «Ну что же, начнем», – подумал я и словно толкнул что-то рукой от себя. От берега, который находился метрах в двустах, побежала по воде рябь и стала удаляться в сторону приближающихся кораблей. Чем дальше удалялась рябь от берега, тем с ней больше происходили определенные метаморфозы. Это была уже не рябь, а волна, и чем ближе она подходила к кораблям, тем выше была. В самом конце она выросла метров на десять и ударила в эту армаду, ломая более легкие суденышки, а у больших посудин ломая мачты и заливая водой трюмы и помещения. Корабли бились друг с другом, сталкивались бортами, некоторые опрокидывались, творилось что-то ужасное. Происходило это не более получаса, но когда волна опала, стало видно, что она натворила: от армады, которой эти корабли были раньше, осталось не более восьмидесяти посудин. Побитых и потрепанных, со сломанными мачтами и, скорей всего, течами в корпусах, но, как меня просветили, на них могло быть от двухсот до трехсот воинов или чуть больше. Я свое дело сделал и больше ничего не мог, почему-то понимал, что я абсолютно пуст. Но и то, что от одного моего движения рукой исчезла в пучине большая часть флота неприятеля, радовало. Да, их еще было много, очень много, но тут ничего не поделаешь, будем сокращать их обычными способами. Я потрепал по холке трущегося рядом Алого, вскочил на коня, которого держал под узцы один из гвардейцев. – Все, больше ничего интересного не будет, – проговорил я сам себе и, дав шпоры коню, понесся к лагерю наших войск. Над лагерем стоял сплошной гул, раздавались радостные крики тех, кто видел, что произошло с армией вторжения, они радостно обсуждали произошедшее, делились впечатлениями. – Принц, вы видели, что произошло в море. Как думаете, что это было? – спросил Гран де Моран, коннетабль герцогства, когда меня увидел. Ирвин крутился тут же и напоминал молодого щенка, улыбка не сходила с его лица, он даже подпрыгивал от избытка чувст. «И это будущий король, – глядя на него, думал я. – Ой да ладно, оботрется, научится, придворные подскажут, вон Иваста на путь наставит», – перевел я взгляд на невозмутимую девушку. – Видел, конечно, – ответил я, – только вот, что это было, понять не могу. Мне абсолютно не улыбалось, чтобы окружающие знали, что это моих рук дело. – Когда-то я слышал, что под водой есть тоже горы, извергающие иногда пламя и пепел, может, это и произошло. – Вы думаете? – с сомнением произнес коннетабль. – Ну что же, пусть будет как версия… хотя… – он не договорил. Немного помолчав, он вдруг спросил: – А как по вашему мнению, когда теперь они нападут? – Не знаю, – пожал я плечами, – судя по состоянию кораблей, им еще надо добраться до берега и высадить воинов. Какое настроение у их воинов после всего, что произошло, тоже не ясно, скорей всего, они теперь думают не о войне и грабеже, а о том, что им повезло остаться в живых. Думаю, это покажут ближайшие дни, и скорей всего, нам придется менять планы кампании, вместо обороны переходить к наступлению.