– Управляющий делами сегодня сидит на приеме жалоб и предложений, это вам надо пройти вон к тому зданию, – показал он рукой. Привязав коней к коновязи, мы с Ивастой прошли туда, куда указал офицер. У дверей небольшого здания, стоящего среди цветочных клумб и зеленых раскидистых деревьев, никого не было. Я постучал в дверь, из которой тут же выглянул еще один стражник и, распахнув ее шире, пропустил нас внутрь. – Проходите, – указал он на одну из дверей в помещении, – помимо вас посетителей нет, – уточнил он. Я снова как культурный человек постучал в дверь и, услышав ответ, открыл ее и шагнул внутрь. – Разрешите войти? – спросил я сидящего за столом пожилого человека с благообразной сединой. – Входите, входите, – нетерпеливо проговорил он. – Надеюсь, вы ознакомлены с правилами подачи жалобы, – продолжил он, склоняясь над какими-то бумагами. – Да я, собственно, по другому делу, – ответил я, и он заинтересованно поднял на меня глаза, оторвавшись от бумаг. – Меня уверили, что вы можете предоставить проводника, который проводит нас на север. – Хм-м… и кто вас в этом уверял? – с удивлением стал меня разглядывать хозяин кабинета. – Одна милая дама, – ответил я, и у меня начали закрадываться подозрения, что я не с тем человеком веду беседу. Он еще какое-то время помолчал, глядя на меня. Потом встал и прошелся по кабинету. – Вы один? – снова спросил он. – Нет, нас двое, со мной еще моя племянница. – Сейчас проводник занят и освободится через несколько дней. Скажите, где вы остановились? – Постоялый двор «Жирный гусь» в городке. – Я могу дать письмо, и вас поселят в «белом городе», или если хотите – во дворце, а только освободится проводник, вы сможете отправиться в путь. Я немного подумал и отказался от предложения. – Если можно, мы бы остались на постоялом дворе, да и вам меньше светиться, расселяя незнакомых людей. Управляющий, а это был он, внимательно посмотрел мне в глаза и кивнул. – Хорошо, – произнес он, – пусть все так и остается, я пришлю за вами посыльного, через два дня на третий, прошу вас никуда не отлучаться. А сейчас извините, вынужден с вами распрощаться, всего вам хорошего. Он снова сел за стол и углубился в бумаги, а я, развернувшись, покинул кабинет. На обратной дороге я смог рассмотреть «белый город». Дома, облицованные мрамором и гранитом, были построены в одном стиле, перед каждым клумба с яркими цветами, улицы были широкими и проложены брусчаткой, что там говорить, красиво и очень богато. На воротах мне преградили путь, и вышедший вперед Бонто Пастер бросил мне в лицо тяжелую латную перчатку, которая, не успей я перехватить, разбила бы мне лицо. Но я ее поймал и уронил под ноги своему коню. – Вы посмели нанести мне и моим людям обиду, поэтому я вас вызываю завтра на городское ристалище, за вами выбор оружия. – Он смотрел на меня исподлобья, ожидая ответа. Мне, конечно, не хотелось с ним связываться, не потому, что я его испугался, а просто хотелось через пару дней спокойно отбыть на север страны, не оставляя за собой очередного трупа. – Скажите, куда прислать секундантов, – спросил он, внимательно вглядываясь мне в лицо. Но заметив, что его вызов на меня впечатления не произвел, заметно расстроился и даже скривился. – Я принимаю ваш вызов, а секунданта пришлите туда, где получили эти украшения, – усмехаясь, произнес я. Видно было, что Бонто прямо перекосило от моих слов. – Я нарежу тебя мелкими ломтями, – зашипел он. – Это мы еще посмотрим, получится ли… – усмехнулся я и направил коня на стоящего прямо у меня на пути Бонто. Он, пронзая меня ненавидящим взглядом, посторонился, и мы с Ивастой проследовали дальше. – Может, Брюс еще не покинул городок и можно будет попросить его стать моим секундантом? Это интересовало меня сейчас больше всего, все-таки вопросы чести занимали в этом мире главенствующее положение. И зачастую по тому, как ты относишься к своей чести, судили о тебе. Иногда неписаные правила были сильней законов. Конь Ивасты следовал на полкорпуса сзади. И я уже неоднократно удивлялся ее молчаливости, при этом она безропотно выполняла любую мою просьбу, никогда не проявляла недовольства и не спорила. Я оглянулся назад, чтобы взглянуть на нее, и увидел, что она сидела, опустив голову и почти не глядя на дорогу. Переживает бедняжка, ведь если со мной что-то случится, ей очень несладко придется. Не скажу, что я был абсолютно спокоен, я ведь не страдающий самонадеянностью идиот, любая дуэль – это не только умение дуэлянта, но и удача, а также всевозможные неожиданности. На мое счастье, Брюс еще был на постоялом дворе и, услышав о предложении быть моим секундантом, согласился. А узнав, с кем дуэль, как-то странно посмотрел на меня. – Я слышал, что он лучший меч герцогства и еще не проиграл ни одной дуэли. – Все бывает в первый раз, смотришь, и ему не повезет, – ответил я. Брюс в ответ только кивнул и больше ничего не сказал. Я же стал пересматривать и перебирать в очередной раз вещи в дорогу, а потом еще и проверил меч, кинжал и кольчугу. Люди Бонто Пастера появились под вечер, они о чем-то долго разговаривали с хозяином постоялого двора, потом выпили по кружке пива и только после этого стали обсуждать с Брюсом условия схватки. После того как они ушли, Брюс пришел ко мне и передал все, о чем они договорились. Дуэлянты драться будут каждый своим оружием, без брони до смерти или пока один из дуэлянтов не сможет продолжать схватку. Завтра на городском ристалище в седьмую склянку утра. Ну что же, меня это вполне устраивало, я решил отправиться на ужин, а Иваста попросила принести ей ужин в комнату, сославшись на недомогание. Утро выдалось солнечным, еще сохранялась приятная прохлада, жара начнется позже. Мы с Брюсом верхом отправились к ристалищу. Иваста вышла меня проводить и все время порывалась что-то сказать, но все-таки не решилась. Но долго смотрела нам вслед, пока мы не скрылись за поворотом. А вот возле ристалища народу хватало, странно, откуда они набежали, конечно, развлечений в это время мало, и, скорей всего, мой противник похвастался, что собирается проучить заезжего дворянчика. Слух разнесся среди его почитателей, ну как же – первый меч герцогства, вот и набежали поглазеть. Как ни странно, среди присутствующих было довольно много дам. Брюс по прибытии сразу же отправился к распорядителю, чтобы еще раз уточнить все тонкости схватки. А я, спешившись, просто разглядывал присутствующих. Наконец появился Брюс и подтвердил, что все остается без изменений и по прибытии Бонто Пастера начнется дуэль. По начавшемуся гомону в момент доклада Брюса мы поняли, что появился мой противник. Послышались громкие приветствия наемника, и даже смех. Он лихо соскочил с жеребца и помахал кому-то рукой, принялся слушать своего секунданта и распорядителя схватки, периодически кивая головой на их слова и улыбаясь. Я сбросил камзол и шляпу на руки Брюса, оставшись в одной белой рубашке, широковатых штанах и высоких кавалерийских сапогах. И когда распорядитель дал сигнал, сбросил ножны с меча и вышел на широкую площадку. Мой противник проделал то же, что и я, и стоял в несколько метрах напротив меня. В этот момент он был собран и напряжен, я тоже замер, немного расслабленно, держа меч в чуть отставленной в сторону правой руке. А потом мы пошли по кругу сначала в одну сторону, потом в другую, внимательно сторожа движения друг друга. Наемнику очень скоро надоело ходить, и он провел первую атаку. Он был быстр, очень быстр, но все же для меня недостаточно, я все равно был быстрее, даже не переходя в ускорение. Немного мешало одно, то, что меня учили не фехтовать, а убивать, а вот сегодня, не знаю почему, но в голове крутились мысли не доводить дело до смертоубийства, а оставить противника живым. Как бы еще самому остаться живым – также мелькало в голове, когда еле успел уклониться от меча моего противника, пронесшегося в каких-то миллиметрах от моего лица. Я чуть подвернул кисть своей руки, и из первой атаки Бонто выбрался лишь с небольшой раной на руке, держащей меч. После чего стал очень осторожным и нападать не спешил, несмотря на недовольный гул зрителей. Пришлось уже мне броситься в атаку, из среднего положения перевести атаку вниз и, отбив защиту, чиркнуть по наружной части бедра противника. Раны были небольшие, не наносившие организму серьезных потерь, но обидные, и, кроме того, они кровоточили. Наконец, Бонто решился, и мы закружили с ним в вихре блистающей стали. Я, отразив его атаку, и сам стал атаковать, периодически наносить ему раны: предплечье, второе бедро, щека, плечо. На этом остановился и, разорвав контакт, осмотрел своего противника. Вся его рубашка была в кровавых пятнах, которые постепенно увеличивались, на бедрах с одной и другой стороны тоже была кровь. Сам Пастер был мокрый от пота, и в глазах его уже светилась не растерянность, а страх. Я тоже устал, но чувствовал, что утомлен намного меньше, чем мой противник. Подумав, я решил, что надо заканчивать дуэль, а Бонто, глядя на меня, что-то понял, и в его глазах мелькнула обреченность. Но это было лишь мгновение, он справился со слабостью и тверже сжал свой меч. А я, начиная атаку, спровоцировал его закрыться мечом и резко ударил по выставленному мне навстречу мечу; раздался звон сталкивающейся стали, а потом половина меча Бонто, жалобно звякнув, упала на землю. Вначале никто ничего не понял, потом пронесся вздох удивления, а Пастер растерянно смотрел на то, что осталось у него в руках от меча, затем он просто опустился на колено и склонил голову, признавая свое поражение, и, наверное, ожидал удара мечом. Но я просто развернулся и, подойдя к Брюсу, взял из его рук кусок полотна и вытер пот с лица. Затем накинул камзол, вскочил на коня и направился на постоялый двор, Брюс остался, чтобы решить все вопросы по дуэли. Зачастую после дуэли у пригравшего можно было забрать броню и оружие, это уже являлось собственностью победителя. Но тут брать было нечего, так что все сводилось к выяснению, удовлетворен ли вызывавший. Я и не думал его убивать, он воин герцога, и лишние проблемы из-за смерти вассала герцога мне не нужны. Так что пусть этот десятник еще покуражится, пока не нарвется на человека более кровожадного, чем я. Да, на моих руках много крови, но я никогда не испытывал удовольствия от убийства, мне приходилось или защищать свою жизнь и честь, или охранять жизни доверившихся мне людей. Так я думал, покачиваясь в седле, по дороге к постоялому двору. * * * Иваста просто не находила себе места, она уже жалела, что не поехала вместе с Алексом и Брюсом, хоть и понимала, что там ей было бы еще хуже, видя, как убивают Алекса. А здесь, находясь в неизвестности, она металась по комнате и просто сходила с ума. У нее даже два раза началось непроизвольное превращение, она еле успела это остановить. Вообще она не хотела, да и не предполагала куда-то отправляться, просто как-то вечером отец сказал, что хочет отправить ее с забредшим к ним путником. – Я попрошу, чтобы он тебя вывел из «проклятого» леса. Если это у него получится, то живи, дочка, а за нас не беспокойся, мы с матерью будем просто рады за тебя. Это единственная возможность вырваться отсюда, а здесь мы все найдем смерть. Иваста вскинулась, пытаясь сказать, что она не согласна с этим. – Сиди и слушай меня… Если получится вырваться из леса, отправляйся на север, там живут родители матери, а также ее сестры и братья, они тебя узнают и помогут. И пусть с тобой будет удача. Иваста сидела, слушала и плакала… Думаете, волки не умеют плакать, умеют – еще как. Утром мать обнимала ее и тоже плакала. Поэтому она и невзлюбила с первых минут Алекса, ведь он разлучал ее с родными. Но потихоньку во время их путешествия она с этим примирилась. А еще ей было очень интересно, как там в этом большом мире, где живут и люди, и ликантропы. А потом она доверилась ему полностью, ловила каждое его слово, старалась делать все, что он просил, и верила, что он не бросит, не обманет. Нет, это была не любовь, а скорее отношение к старшему брату, сильному, умному и доброму. А сейчас вмешались посторонние силы, и она может лишиться единственного человека, которому доверяла в этом большой мире. «Ну почему так долго тянется время, – думала она, метаясь по комнате, – как он там, что с ним. Зея-плодоносица, помоги ему, умоляю тебя», – принялась она просить богиню. Но так, как всегда, безмолвствовала. Вдруг она услышала, как кто-то возится с дверью в соседнее помещение, это была комната Алекса. Она осторожно открыла дверь, выглянула из комнаты и увидела Алекса собственной персоной, тот пытался открыть двери, но уронил ключ и сейчас поднимал его. Иваста, не сдерживая себя, кинулась к нему и в тот самый момент, когда он разогнулся, повисла у него на шее и дала волю слезам. Она, нисколько не сдерживаясь, рыдала у него на груди, а тот гладил ее по голове и приговаривал: – Ну что ты, успокойся, ведь все хорошо, не плачь. Наконец Алексу удалось открыть дверь в комнату и втолкнуть туда Ивасту, и уже там она немного успокоилась. Но еще некоторое время хлюпала носом. Ее просто прорвало, постоянно молчавшая до сих пор Иваста начала говорить, и ее просто невозможно было остановить. Она выплеснула всю свою боль, испуг, свой страх, и не только за жизнь Алекса, но и за свою. Остановило Ивасту только появление Брюса. * * * Брюс, появившись на постоялом дворе, сразу же рассказал, что Бонто Пастер не имеет никаких претензий к Алексу эль Зорго и полностью удовлетворен. «Ну, еще бы он имел претензии, – подумал я про себя, – остался живым, когда мог просто лишиться головы». А вслух сказал совершенно другое: – Благодарю вас, шевалье, за помощь в разрешении спора с Бонто Пастером. – Ну что вы, баронет, не стоит благодарности, всегда рад помочь, а сейчас, разрешите, я удалюсь, – и он вышел. После обеда прибыл посыльный от управляющего замком и передал мне послание, в котором мне предлагали незамедлительно прибыть в замок, по просьбе герцога. А также с собой иметь нужные вещи. Тут было ясно, что все эти недомолвки для конспирации. Короткие дороги – это была тайна за семью печатями. Кстати, на нашем континенте об этом вообще упоминалось только в легендах и преданиях, а почему так – не знаю. Мы с Ивастой быстро собрались и отбыли в замок. На воротах сержант дежурной смены стражников зачем-то выделил нам провожатого, и тот сопровождал нас до самой ограды замка. Там тоже один из охранников отвел нас к месту, где нас встретил слуга в ливрее, и уже тот повел нас по гулким переходам и коридорам дворца. Замок был большой, не меньше, чем дворец Алексии, правда, более скромно оформленный, можно даже сказать – более аскетичный. Слуга довел нас до двери и ненадолго исчез за нею, после появления предложил войти. В большом кабинете сидел тот же человек, с которым я разговаривал вчера. Он внимательно посмотрел на нас с Ивастой и после небольшой паузы произнес: – Нехорошо, принц, – увидев мое недоумение, он усмехнулся. – Очень нехорошо, нет, не думайте, что я имею в виду то, что вы назвались баронетом. Это ваше личное дело, нехорошо то, что одна милая особа очень надеется на вашу помощь, а вы по своей глупости ввязываетесь в дуэли и всевозможные драки. Вы что, настолько неуправляемый или кровожадный? Он некоторое время помолчал, выдерживая паузу, а у меня кровь прилила к щекам, и почему-то стало жарко. – Ладно, читать нотации я вам не буду, хорошо, что все хорошо закончилось, мне просто надо было не слушать вас, а приказать остаться в «белом городе», ну да что произошло, то произошло. Сейчас вас и молодую леди проводят к выделенным вам покоям, располагайтесь, а вечером с вами хотел поговорить герцог, вас позовут. Мужчина поднялся из-за стола, за которым сидел, и я понял, что аудиенция закончена; развернувшись, мы с Ивастой покинули кабинет. Тот же слуга проводил нас в гостевое крыло замка и указал на двери комнат, в которые нам надо было заселиться. Ужин нам подали в покои, а под вечер меня пригласили на беседу с герцогом. Слуга в ливрее с цветами герцога Гуго Раскина де Комбро довольно долго вел меня по гулким коридорам и переходам, наконец, остановились перед массивной дверью, и слуга исчез за нею, появившись буквально через мгновение, и пригласил меня войти.