Руна третья, Турс Чай я допил и пирожные съел все. А теперь лежал на койке, даже не сняв ботинки, и смотрел в потолок. По всему выходило, что положение у меня аховое. За магическое ограбление без лицензии меня станут искать все регуляторы Империи. А за святотатство может и лично Темный Властелин подключиться. В отличие от нас, магов, повелитель Империи бессмертен, вечен и потому во времени и силе волшебства не ограничен. Он бог. Или полубог. Или человек, но получивший божественную силу. У всех церковников свое мнение, они из-за этих вопросов непрерывно грызутся, устраивают диспуты, порой переходящие в массовые драки. Церковь Властелина давным-давно разделилась на три конфессии – Его Божественного Величия, Его Божественного Происхождения (там внутри есть еще два течения, одно считает, что Богом был отец Властелина, другое – что Богиней была его мать) и Его Божественного Возвышения. Если бы все высшие иерархи не боялись Темного Властелина, то давно устроили бы религиозную резню во славу Его. Но они боятся. А Властелин не считает нужным объяснять свою родословную. Одно несомненно – Шесть Героев помогли Властелину победить и получить власть над Империей, свергнув прогнившую монархию. Поэтому мы чтим Героев, а оскорбление их памяти является преступлением не меньшим, чем посягательство на Властелина. Может, даже большим, потому что посягай на него или не посягай – ничего не изменится. А Властелину обнаружить меня – раз плюнуть. Он вольет в поисковую руну десяток лет. Или сотню. И найдет меня. Странно, что до сих пор не нашел. При этой мысли я неожиданно приободрился. Кто сказал, что Темный Властелин в курсе случившегося святотатства? Откуда у натурфилософа, балующегося созданием монстров, священный амулет четвертого Героя? Такая ценность должна в алтаре собора храниться, к ней верующие должны по праздникам прикладываться! Если амулет валялся в сейфе, в неприметном отделении, так, может, Ирбран и сам не знает о его происхождении? Или же знает, но скрывает! Но тогда он преступник не меньше, чем я! – Грис! Мира вошла в мою комнатку, даже не постучав. Она по-прежнему была в праздничном платье, только зонтик и сумочку где-то оставила. Веселая. И чуть-чуть навеселе. Не мороженое она там ела, а вино пила. – Ты что такой кислый? – Она присела на край койки, наклонилась и, лукаво улыбнувшись, чмокнула меня в щеку. Нравится ей меня поддразнивать. Но я на это не куплюсь. Любовь – она для мага главный враг. – Я в дерьме, – честно ответил я. Мира отстранилась и внимательно меня осмотрела. Сказала: – Уверен? Вроде как выглядишь прилично, ничем не пахнешь. Вот даже не поймешь, шутит она или всерьез! У северян странное чувство юмора. – Послушай, Мира. Наниматель меня обманул. Лицензии на кражу у натурфилософа не было. – Что? – воскликнула Мира. – Сама посмотри. – Я кивнул на стол. Мира схватила листок бумаги, внимательно осмотрела. Тщательно изучила саму бумагу, гербы, водяные знаки, подписи. Потом ткнула пальцем в сургучную печать, вливая туда немножко времени. Твердо сказала: – Лицензия настоящая! – Да, только на другой дом. В лицензии написано Аллея Невежд. А натурфилософ живет на Аллее Невеж. Мира задумалась. – Это не одно и то же? – Абсолютно. Невежа – человек грубый, невежливый. А невежда – человек тупой, невежественный. – Кто только придумал давать улицам такие названия! – воскликнула Мира. – А то, что клуб стоит в Свиногонном тупике, тебя не смущает? Или улица Вшивого Белья? – Исторические названия – совсем другое дело. – Мира любила поспорить с очевидными фактами. – Грис, это обман, ты пострадавший. Регуляторы поймут! – Не факт. – Почему ты вообще пошел по неправильному адресу? – Потому что господин Сект вначале отвел меня к особняку, долго про него рассказывал. Затем мы пошли в ресторан, где торговались о цене. И когда наконец Сект согласился, выдал мне задаток и лицензию, я уже совсем заморочился! – Все равно надо идти к регуляторам, – решила Мира. – Это подстава. – Есть еще проблема, – вздохнул я. – Видишь на столе побрякушку на цепочке? И рассказал ей про амулет. Вот теперь Мира задумалась по-настоящему. А я лежал и страдал. Всегда приятнее страдать, когда с кем-то поделился своей бедой. Кто говорит, что разделенное горе вполовину меньше, а вот наш регулятор однажды сказал, что это перекладывание ответственности. Наверное, он прав. – Тогда надо идти к натурфилософу, – решила Мира. – Отдашь ему амулет. Может, даже не стоит говорить, что ты понял, чей он. Пожалуйся на Секта, сдай его. Ты этому обманщику ничем не обязан! Ну и пообещай отработать свою вину. Доктор отзовет жалобу, что ему с твоего наказания, куда приятней выгоду поиметь! Я вспомнил мрачноватую лабораторию, операционные столы, чешуйчатого монстра. Кто его знает, что решит доктор? Может, он совместит наказание и выгоду, сотворит из меня нового уродца. Буду бегать ночами по особняку вместе с зубастой тварью. Но все-таки в словах Миры был резон. – Я помогу, – добавила Мира. – С тобой пойду. – Со мной не надо, – решил я. – Но спасибо. Помощь мне потребуется. * * * Не собирался я возвращаться на Аллею Невеж в ближайшие дни. И даже недели и месяцы. Но кто же знал, что все так сложится! Я почистил свой лучший костюм – тот, в котором ходил в порт. У меня не слишком богатый гардероб. Но я поменял рубашку на белую батистовую, а Мира настояла, чтобы я повязал на шею галстук, который она мне принесла, модный и дорогой, шнурок из плетеного черного шелка. Не знаю, откуда он у нее, может быть, своему парню подарок готовила, она говорила, что у нее есть парень. В руках у меня был портфель, словно у стряпчего или нотариуса. В портфеле лежал свежий лабораторный журнал. Особняк днем выглядел совсем иначе. Не мрачным и жутким, а обычным богатым домом, лишь чуть запущенным. Возился возле клумбы садовник, ворота в сад мне открыл лакей с невозмутимым лицом. Никогда не подумаешь, что этот дом ночью ограбили. – Важная информация для доктора натурфилософии Ирбрана, – сказал я торжественно. Лакей не стал ни спорить, ни переспрашивать. Кивнул и двинулся к особняку. Я за ним, по выложенным полированным камнем дорожке. Когда мы проходили мимо клумбы, я глянул на садовника – тот вздыхал, оглаживая и поправляя куст белых роз. Розы жалко, конечно. Но я же не нарочно, темно было. Окно, через которое я проник в особняк, было по-прежнему открыто. Может, они и не поняли, что я поднялся по стене и вошел сразу на второй этаж? По всему выходило, что меня оставят в передней зале, сразу у входа, где стояли диванчики и аляповатые скульптуры, изображавшие девушек в ярких платьях. Как по мне, так раскрашивать мрамор – дурной вкус, лучше его оставлять белым. Но лакей жестом велел подыматься за ним по лестнице. Мы миновали вход в бальную залу, прошли по коридору, мимо поворота к комнатам прислуги – и вышли к лаборатории. Только не через оранжерею, а к другому входу. Вот тут уж мне велели подождать. И я честно ждал за закрытой дверью минут пять. Эта дверь была вовсе не такой крепкой, как идущая из оранжереи, и у меня возникло подозрение, что доктор больше опасался растений, которые выращивал, чем воров. Наконец лакей вышел, явно получив от хозяина кучу указаний. Он даже на меня взглянул с легкой растерянностью, словно удивился, что я еще тут. – Доктор примет вас в лаборатории, молодой человек, – сказал он. – Попрошу вас ничего не трогать, по сторонам не смотреть и не отвлекать доктора слишком уж надолго. Его время слишком ценно. Я послушно кивнул и второй раз за сутки вошел в лабораторию почтенного доктора Ирбрана. * * * Здесь все было, как и ночью, только под потолком светили яркие лампы. Вскрытый сейф уже убрали, быстро же они! Лабораторные журналы, амулеты и деньги в беспорядке лежали на одном из операционных столов, вперемешку со скальпелями, пилами и прочей хирургической жутью. Похоже, доктор Ирбран проверял, что именно похищено. – Ну? Что встали? Быстрее! Я не сразу заметил доктора натурфилософии. Он стоял у стеклянного цилиндра, внутри которого плавала красная роза, и разглядывал ее, удостоив меня лишь коротким взглядом. Маленький рост и чистый белый халат удивительным образом делали его неприметным.