– А мобильный аппарат Олжаса ведь у вас находится? – А почему вы интересуетесь? – удивился следователь Егоров. – Аппарата его у нас нет, но есть возможность контролировать звонки и устанавливать точки на местности, откуда эти звонки осуществляются. Так что не переживайте: найдем. Главное, что… Дальше Ипатьев слушать не стал, а подполковник юстиции уже не перезвонил. Павел еще раз посмотрел на часы, зная, что все-таки надо лететь в редакцию, но желания работать не имелось вовсе, и на душе было муторно. Он подошел к окну, лег грудью на подоконник и посмотрел вниз. Там был потрескавшийся асфальт, и ничего более. Земля казалась такой близкой, что захотелось встать на подоконник и спрыгнуть. И вдруг он вспомнил слова следователя Порфирия Петровича из романа Достоевского, который говорил о том, что иногда нестерпимо хочется в окошко прыгнуть или с колокольни сигануть. Выпрямился, шагнул назад и на всякий случай прикрыл окно. Потом, лишь для того чтобы отвлечься, взял телефон и набрал номер. Медведев отозвался сразу. – У нас все нормально. – Толя, Лена добралась? – поинтересовался Ипатьев. – Вчера она меня до дома в лучшем виде доставила, а утром приготовила завтрак. Но если ты думаешь, что между нами что-то было, то… – Я не думаю, я знаю, – не дал ему договорить Медведев, – ничего не было и быть не могло. А если и случилось бы, то тогда не только я, но и другие ребята нашей роты тебя бы на кусочки порвали: Лена – дочка нашего командира. Когда он погиб, ей едва год исполнился. Тогда мы все и дали клятву не оставлять ни вдову, ни дочку. Разве ты не знаешь, что какие-то люди чуть наш журфак по кирпичику не разнесли, когда Леночке сказали, что она не прошла творческий конкурс. А потом она лучшей студенткой стала. И когда узнала, что программа снова будет выходить, упросила меня взять ее на любую должность, даже на заочный перевелась. Я в отказ, но за нее попросила мама, и я сдался. Так что я тебя предупредил – не говори потом, что не знал… – Да я и не собирался, – попытался оправдываться Павел, – и в мыслях не было. – Он смутился, но тут же придумал предмет для беседы, ради которого будто бы и позвонил: – У меня к тебе просьба. Не просьба даже, а указание. Мы продолжаем вести тему о том, что произошло с моими бабушкой и мамой. Расскажем о том, что двое предполагаемых участников нападения уже застрелены. На свободе остался еще один… А возможно, это целая банда вроде «Черной кошки». Короче, из выпуска в выпуск возвращаемся к этой теме. – То есть наша программа будет работать как телевизионный детективный сериал, – догадался Анатолий, – чтобы зрители каждый день ждали продолжения расследования. И сами могли влиять на сюжет, помогая телевизионному следствию. – Именно так. Появятся в нашем распоряжении приметы преступника – сообщим, выясним приблизительный ареал обитания – тоже доведем до сведения зрителей. Будем отслеживать каждый его шаг. Предупредим, разумеется, зрителей, что преступник вооружен и очень опасен. – А кого это когда-то останавливало? – разошелся Медведев. – Разве что полиция или Следственный комитет будут требовать прекратить раскручивать это дело. – Нам запретить никто не может: мы же не выдаем сведения, содержащие государственную тайну, не вносим вражду между отдельными группами населения, не призываем к противоправным действиям… Трудно, конечно, заранее составить приблизительный сценарий, но я постараюсь: свяжусь с теми, кто непосредственно занимается расследованием. Начну с самого начала: как ко мне подошла бывшая ученица моей мамы и сообщила, что видела подозрительного мужчину возле нашего дома… Прямо сейчас и начну. Закончив разговор со своим заместителем, Ипатьев позвонил Кристине Тарасовой. Она ответила не сразу, а потом начала шептать в трубку: – Я сейчас не могу. Я на работе. Нам запрещено во время работы разговаривать. – Тогда спрячьтесь в туалете и наберите мой номер. – Я уже там, – шепнула девушка, – какой у вас вопрос? – Где-нибудь неподалеку от моего… то есть от маминого дома или от вашего есть какая-нибудь контора, скупающая золото и другие ценные вещи? А то я-то долгое время жил в другом районе и не знаю, что здесь сейчас и где. – Есть ломбард в подвальчике соседнего с моим дома, – сообщила девушка. – Я туда в прошлом году сережки сдавала: на руки дали меньше, чем я рассчитывала, а потом еще и возвращать не хотели, сказали, что мне надо заплатить за хранение и еще за просрочку. А никакой просрочки не было, но они заставили. – Кто они? – Тетка, которая на приеме сидит, и охранник. – Адрес называй. Он шел по знакомой улочке – не улочке даже, проулочку между домами, с узкими тротуарчиками и узкой проезжей частью, на которой два автомобиля с трудом могли бы разъехаться, а вот два грузовика – вряд ли. Подошел к бывшей булочной, теперь здесь был совсем другой магазинчик. Над дверью была надпись: «Крутой секонд-хенд». А на двери над расписанием работы стояла еще одна гордая надпись: «Все вещи брендовые и фирменные». Павел заходить не стал, посмотрел на свое отражение в витрине и остался доволен. Козырек бейсболки и солнечные очки наполовину скрывали его лицо, и узнать в нем ведущего популярной телевизионной программы было бы трудно. И он пошел дальше. Ломбард располагался в полуподвальном помещении. Ипатьев спустился туда, посмотрел на сидящего на стуле при входе охранника в черной униформе и начал рассматривать надписи на стенах. Из-за перегородки из грязного оргстекла его самого разглядывала восточная красавица лет сорока пяти. На шее приемщицы было несколько золотых цепочек, в ушах – крупные серьги. – Э-э, – не выдержала женщина, склоняя голову к окошку, – ты чего стоишь здесь? – Олжаса жду, – ответил Павел, – он сказал, что будет здесь в двенадцать. – Какой такой Олжас? – изобразила недоумение приемщица. – Ты это… Давай говори, зачем пришел, или проваливай давай. Ходют тут… Охранник начал подниматься, но Павел махнул рукой, успокаивая и показывая, что он не случайный человек в мире ломбардов и скупок. – Он сказал, что тут есть кое-что интересное для меня. – Здесь все интересное, – произнес охранник, демонстрируя, что и он здесь не просто так, – что вас конкретно интересует? – Да, – сказала приемщица, – говорите что, и не надо стоять здесь туда-сюда, а то у меня голова скоро закружится. – Да я лучше Олжаса дождусь. Мы с ним договорились. – Тогда жди его на улице! – возмутилась женщина. – Хорошо, – согласился Ипатьев, – я у него покупаю награды. Он мне недавно сказал, что у него есть. Он даже Рустаму в «Жуда мазали» приносил, но тому не подошли… – Ты знаешь Рустама? – удивилась приемщица. – Так я всех знаю. И Рустама, и Олжаса. Олжас мне много чего приносит. – Олжас – хороший человек, – согласилась приемщица. – Но он мне ничего не приносит, он, наоборот, у меня берет… Такой человек – он никогда не торгуется, сколько скажешь ему, столько и дает. При этих словах охранник усмехнулся и отвернулся в сторону. – Не надо мне этих ваших восточных сказок! – возмутился Ипатьев. – Он жадный, как жаба. И всегда хочет обмануть. – Зачем так говоришь? – вздохнула женщина и покосилась на охранника. Павел посмотрел на часы. – Ладно, уже поздно, ждать не буду. Сегодня много встреч с важными людьми. Покажи, что у вас есть. – Есть монетки, – сказала приемщица, – они серебряные, но очень старенькие. – Она достала из ящика стола пару монет и положила перед Павлом. – Тут царица и тут царица. Только сегодня принесли. – Совсем свежие, – подтвердил Павел, взяв в руки екатерининский рубль. – За два монета, просили за оба десять тысяч долларов, но я договорилась за восемь тысяч… – Они и пятисот рублей обе не стоят, – сказал Павел. Он бросил монетку на кафельный пол и спросил: – Слышала, какой звук? Стучит, а серебро должно звенеть. Можно взвесить. Должно быть двадцать восемь граммов, а здесь и двадцати нет. А настоящая, то есть не поддельная, такая денежка стоит двадцать тысяч рублей. – Ой, меня обманули, – притворно заныла женщина. – Скажи кто, и я верну тебе бабки, – пообещал Ипатьев. – Да мы сами разберемся, – соврал охранник. – Награды есть? – спросил Павел. – Только быстрее: мне бежать надо. – Много, – кивнула внезапно переставшая причитать женщина, – сейчас принесу. Она вышла в подсобку и вернулась с обувной коробкой с этикеткой «Кроссовки «Адидас» р. 44». Поставила коробку на стол и пригоршней вынула из коробки медали. Это были юбилейные награды, армейские, «За выслугу лет», «Ветеран труда»… Ипатьев покачал головой. – Эти ничего не стоят. Ордена есть? Желательно иностранные. – Один есть, – негромко произнесла приемщица, – но он очень дорогой. Это немецкий крест. Я его как раз для Олжаса берегла. Он заходил недавно и спрашивал. А потом мне принесли. Я за него много денег отдала. Стала звонить Олжасу, а он не отвечает. Она снова вышла, а когда вернулась, положила на стойку польский «Крест Грюнвальда». Павел мог бы даже не брать его в руки, он сразу понял, что это дедушкин орден. – Это я ему заказал этот орден, – сказал Павел, – цена ему пятнадцать тысяч рублей. Олжас попросил сорок. Долго торговались, потом сошлись на двадцатке. – Нет! – едва не закричала женщина. – Я за него сорок тысяч отдала. – Значит, тебя обманули. Я прямо сейчас дам за него пятнадцать, а больше тебе никто не предложит. Ты ведь уже показывала его кому-то? – Никому, я ведь его Олжасу обещала… Павел обернулся и посмотрел на охранника. Тот подавал приемщице какие-то знаки, но тут же замер и посмотрел в окно под потолком. – Олжас дал бы за него десять тысяч. Мне бы перепродал за двадцать. Я предлагаю тебе за него пятнадцать. Выгодная сделка для обоих. Хотя… – Хорошо, – вздохнула женщина, – пусть будет шестнадцать. – Шестнадцать, – согласился Ипатьев, – но при условии, что ты скажешь, кто этот орден тебе принес. Приемщица пожала плечами и посмотрела на охранника. – Два торчка притащили, – тут же сказал тот, – видать, на дозу не хватало. – Просили пару тысяч, но вы дали за него одну. Охранник спорить не стал, и Павел продолжил: – Что еще они предлагали? – Золотишко, там совсем по мелочи, но мы сразу его сдали. Компьютер еще принесли, но мы не знаем, за сколько его можно выставить. – Если «макбук», то я возьму, – пообещал Ипатьев.