Я киваю, хотя про себя решила, что это хитроумное сооружение всегда будет при мне. Ей, кажется, не понравилось, что я соврала; может, она и не умеет видеть ауру, как я, но человека с таким острым, как у нее, чутьем, я еще не встречала. – Щит отгоняет все зло. Если на тебя кто-то нападает физически или психологически, прикрывайся им, защищайся от тех, кто лезет на тебя, кто угрожает твоей ауре. – Это значит – от всех. В любое время дня и ночи. – Нет, не от всех и не всегда, и ты сама это прекрасно понимаешь, – говорит она, как будто делает внушение ребенку. Я хихикаю: – А зачем же вы прикрывались от Люси? Она же на вас не лезла! – Я тоскую по матери, – не кривя душой, отвечает она. – Самая большая моя потеря – это моя самая большая слабость. Когда ее не стало, я много работала над собой, вот поэтому не могла допустить, чтобы горе Люси дотронулось до моего – мне это было очень вредно. – Ага, вот теперь понятно. – Обычно на время занятия я запечатываю свою ауру. Тогда положительная энергия проходит внутрь, а отрицательная – нет. – Круто! Мне тоже так нужно. Она смеется: – Всему свое время. – А я раз в баре видела, как один мужчина поменял цвета, чтобы познакомиться с женщиной, – вспоминаю я. – Это называется отзеркаливание ауры. Ты видела, как он менял свои цвета? Замечательно. Хороший способ. Многие делают это инстинктивно, да, можно сказать все, кто умеет находить подход к людям. Можно сделать так, что с вами люди чувствуют себя уютнее, не ощущают, что вы ими командуете, и расслабляются. – Готова поспорить, вы так и делали, когда работали акушеркой. – Это помогало и мамам, и детишкам. Тут до меня доходит: – Вы и со мной так же сделали? – Да, но не нарочно, Элис, – отвечает она со смехом. – Это получается как бы само собой. – Значит, и со мной вы это сделали? Я не хотела, чтобы вы мне понравились, а вы понравились. – А как бы еще я тебе представилась? Каждый раз, только я дверь открою, ты убегаешь, – со смехом отвечает она. – Научите меня всему этому, – взволнованно прошу я. – Всему свое время, – твердо отвечает она. Я хочу узнать все и сразу, но Наоми не спешит, действует в своем ритме. У нее есть чутье почти на все, но она, наверное, не совсем понимает, до чего мне не терпится сойти с обочины, выйти из тени, почувствовать на лице теплый свет солнца. И хочется мне всего этого прямо сейчас. – Готова, Элис? – Вы даже не представляете, до чего готова. * * * Я подхожу к хранилищу данных своего кол-центра и воображаю себя шампанским в бокале, как научила меня Наоми. Мне кажется, я прямо подплываю к своему рабочему месту рядом с Полом. – Доброе, – бросает он. – Доброе утро, – отвечаю я с улыбкой, таким же телефонно-дружелюбным голосом, как они все. – Готова? – спрашивает он. Я водружаю на голову наушники и произношу: – Ну что, вперед! Такого продуктивного дня у меня еще не было. После работы ребята даже приглашают меня выпить. * * * Я была невидима, а теперь я непобедима; щит позволяет мне жить так, как я и не мечтала. У меня новая работа, я не жалею денег на новый гардероб. Наоми круглыми глазами смотрит, как я в маленьком черном платье дефилирую по коридору, точно на показе мод. Я становлюсь немного раскованнее, потому что Наоми учит меня всяким приемам – или методам, как она предпочитает выражаться. А для меня это приемы, способы манипуляции. Я много тусуюсь, наверстывая потерянное время. Я могу заполучить кого захочу. Для этого я отзеркаливаю ауру мужчины или меняю свою так, чтобы понравиться ему. А для этого нужно понаблюдать за ним какое-то время, понять, какие цвета заставят его повернуть голову. Одним – и таких немало – нравятся кроткие и незащищенные, мягкие и податливые. Другим подавай эмоционально зависимых, третьим – самодостаточных. А есть и любители влиятельных и властных, способных наказать «шалунов», которых нужно поставить на место, или выступить в роли наставниц. Они не знают, что во мне такого, чем я их беру. Я, худосочная девица в дешевом черном платье, может, и непривычного им типа, но именно я привлекаю их внимание. Что-то древнее заставляет тело покрываться мурашками, заставляет их искать меня, ту, что испускает энергию, которую они ищут. Дает им чувство, что хочется знать больше, видеть больше, слышать больше. Люди-хамелеоны существуют. Вот почему жулики умеют грабить людей средь бела дня: настоящие профессионалы своего дела знают, как незаметно смешаться с толпой или, если нужно, отвлечь от себя внимание. А те мужчины, за которыми я охочусь, делают именно так. Когда мне хочется, я становлюсь такой же, как они. Со своим щитом, умением запечатывать и отзеркаливать ауры я похожу на супергероя, с ног до головы вооруженного для встречи с этими обаятельными мужчинами. И точно знаю, где их искать. Даже смешно: после попыток укрыться в тени я умудряюсь спрятаться, оказываясь в центре внимания и все-таки оставаясь невидимой. * * * В номере гостиницы черным-черно. Шторы задернуты, и о том, что уже утро, говорят только звуки бурной жизни снаружи. За стеной шумит душ, громко вещает канал Sky News, в шахте лифта слышится гул, и каждые несколько минут доносится пиликанье открывающихся дверей. Так-то я бы никогда не заселилась в номер рядом с лифтом, но в поздний час других просто не оказалось. Мы его и заняли, довольные тем, что это не буфет, не туалет и не коридор. Его грудная клетка поднимается и опускается, а моя голова движется вместе с ней. Этот ритм убаюкивает. Я могла бы лежать так хоть весь день, не всегда, но сегодня, и уж точно еще одну ночь. Под размеренный стук его сердца глаза слипаются, и, уже задремывая, я чувствую, как он шевелится подо мной. Я открываю глаза и вижу выражение его лица, пока он не успел его изменить. Смятение… Растерянность… Я убираю голову с его груди. Принц проснулся, сказке конец, я жду, что сейчас он превратится в лягушку. – Доброе утро, – говорю я. – Доброе, – сонно откликается он. – А сколько сейчас? Я делаю вид, что смотрю на часы, и отвечаю: – Полседьмого. – Ничего себе… Я вообще был никакой. – Да и я тоже. В коридоре у нашего номера друг на друга кричат горничные. Молдавский язык разрушает тишину. Напоминает, что мы всего лишь последняя спица в колеснице, что мы приходим и уходим, что им нужно сделать свою работу, пока не заселились другие. Он протирает глаза, потягивается, наполовину скрытый простыней. Потом обводит глазами номер, как будто впервые его видит. – А мы вообще-то где? – В «Премьер-Инн», – смеюсь я. – Где-где? – переспрашивает он как будто в шутку, но видно, что и правда не знает. – В Бермондси, – отвечаю я, плотнее закутываясь в одеяло. – А меня зовут Элис. Мы в галерее познакомились. – Ага… – негромко произносит он, глядя на меня. – Это я помню. И тебя помню. Я только в остальном уверен не был. Я улыбаюсь. Вчера вечером он как магнитом притянул меня к себе. Да и сейчас притягивает. Золотой свет пробился через темноту посетителей галереи, как луч света через щель в не совсем задернутых шторах. Этим светом и был он. Я знала, что свет не настоящий, что это лампа, а не солнце, но он все равно манил к себе. – Было поздно, ты сказал, что тебе рано на работу, так что смысла ехать домой все равно нет… Рынки никогда не спят. Но занимаются полной чушью.