Когда Манфред садится, Будил, вперившись в нас взглядом, в котором читаются одновременно смирение и недовольство, откидывается на спинку кресла. — Итак, что мы имеем? — спрашивает она. — Вчера я встречался с Марией Фоукара, — отвечаю я. — Она подтвердила, что сережка принадлежала Ясмин. Будил надевает очки и делает у себя в блокноте пометку. — А я как раз только что успел переговорить с судебным медиком, — сообщает Манфред. — Отчет еще не готов, и результатов анализа ДНК тоже придется подождать, но он считает, что это не Ясмин Фоукара. — Что? — переспрашивает Будил. — В смысле? — вторю ей я. В кабинете становится тихо. Манфред перелистывает блокнот. — Рост Ясмин составлял один метр шестьдесят пять сантиметров, — поясняет он. — А обнаруженные останки принадлежат женщине, которая при жизни была гораздо ниже ростом — около одного метра пятидесяти пяти сантиметров. Кроме того, эксперт сделал вывод, что эта женщина была старше Ясмин — от двадцати до тридцати лет. — В смысле? — вновь произношу я. Манфред поднимает ладонь. — Подождите, это еще не все. Рентгеновский снимок зубов и заключение стоматолога подтверждают, что это не Ясмин — у нас на руках ее стоматологическая карта. Кроме того… — Он берет паузу, чтобы взглянуть сначала на Будил, а потом на меня. — Эта женщина родила как минимум одного ребенка, — заявляет Манфред. — Чертовщина, — выдыхает Будил, уставившись на Манфреда поверх оправы очков. Она некоторое время что-то обдумывает, а затем задает следующий вопрос: — Нам известно, как долго она пролежала в воде? Манфред качает головой, левой рукой почесывая щетину на подбородке. — Он говорит, что не может утверждать точно, но как минимум пятнадцать лет. Так что да, она могла оказаться в море примерно в то же время, когда погибла Ясмин. — Причина смерти? — спрашивает Будил. Манфред снова трясет головой. — Невозможно определить, но в затылочной части черепа обнаружен несросшийся перелом. Он вполне мог оказаться смертельным. Наморщив лоб, Будил прямо-таки воспроизводит вслух мои мысли. — Но если это не Ясмин Фоукара, почему же ее сережка оказалась в том ковре? — Вопрос на миллион, — соглашается Манфред. — Может быть, это просто похожее украшение? — Вряд ли, — сомневаюсь я. — Эта сережка особенная. Не думаю, что таких много. — В любом случае, — обрывает меня Манфред, — это не Ясмин Фоукара. — Выясните, что это за женщина, — велит Будил, кидая ручку на стол. — Выясните у судебного эксперта, не обнаружил ли он на теле каких-то специфических особенностей, которые могли бы помочь нам идентифицировать останки. Придется изучить список пропавших без вести. — Ее тело — это гора костей, — бурчит Манфред себе под нос. — Приступайте, — командует Будил, нетерпеливо взмахивая рукой. — Или вы собрались провести здесь весь день? — Ну почему она всегда такая противная? — шипит Манфред, когда мы выходим в коридор. — Хм, — неопределенно мычу я в ответ. — Ей, наверное, кое-чего недостает. — Как вариант, — не спорю я, хотя мне известно, что проблема точно не в отсутствии секса или близости. На самом деле меня удивляет, что Манфред вообще об этом заговорил — он ведь гораздо лучше меня разбирается в людях. К тому же сексистские шутки — мой хлеб. Манфред обычно не опускается до такого и, напротив, всячески подчеркивает широту собственных взглядов и приверженность равноправию. — Нам нужно еще раз пообщаться с судебным экспертом, — говорит он. — Ты или я? — Было бы неплохо, если бы ты сам ему позвонил, тогда я займусь списком пропавших без вести. — Проверяй всех с девяносто пятого по две тысячи пятый, — напутствует Манфред. — Судебный эксперт настаивает на этом интервале. — Этот эксперт, — фыркаю я, вспоминая гладкое лицо и бархатные карие глаза Давида Файнштейна. — Он хоть уже родился к тому времени? Манфред открывает дверь в кабинет, но медлит на пороге. Опираясь на дверной косяк, он тяжело вздыхает: — Предполагаю, что твое нижнее белье старше. Тем не менее он производит впечатление человека уверенного в том, что говорит. Я стучусь в дверь кабинета Биргитты на третьем этаже. Биргитта — гражданский служащий, следователь. В нашем управлении она одна из лучших специалистов по всем подсобным базам данных, которыми мы располагаем. Сам я периодически не могу разобраться в собственном смартфоне, так что частенько прошу ее помочь. Биргитте около шестидесяти, она худа, словно спичка, и мышиного цвета волосы стрижет «под горшок». Кожа у нее загорелая и морщинистая, а губы бледные, но, когда Биргитта широко улыбается, улыбка озаряет все ее лицо. — Эй, Гуннар! — Она приветственно машет мне рукой, приглашая войти. Я сажусь на стул возле стерильно чистого стола, на котором нет ни бумажки, ни скрепки. На стеллаже за спиной Биргитты стройными рядами выстроились аккуратно рассортированные папки и дела. На крючке рядом со стеллажом висит ее стеганая куртка, на полу стоят рюкзак «Фъелльравен» и пара беговых кроссовок. Биргитта — страстная поклонница физкультуры. Каждый день, невзирая на погодные условия, на работу на Кунгсхольмен она добирается бегом из Сульны. Я думаю, она тренируется, чтобы принять участие в каком-нибудь марафоне или, быть может, в соревнованиях по триатлону. Для меня разницы нет — от таких экстремальных видов спорта я всегда старался держаться подальше. — Выглядишь свежо, — приветствую я Биргитту. — Ой, ладно тебе. — Нет, в самом деле. Ты в последнее время еще усерднее тренировалась? — Гуннар. — Потому что сейчас ты даже в лучшей форме, чем обычно. — Гуннар! Как давно мы знаем друг друга? Лет двадцать? Я на такое не ведусь. Ни тогда, ни теперь. Ее улыбка все так же широка, но в глазах я замечаю тень усталости. Застегнув молнию флисового жакета, Биргитта складывает руки на худой груди. — Может, ты просто не любишь мужчин? — предполагаю я. Она громко смеется. — Не стоит считать меня лесбиянкой только потому, что я не желаю спать с тобой. Пауза. — Ты уверена? Она снова смеется. — На все сто. Ее отказ — сам по себе вполне ожидаемый — пробуждает в моей душе сильное чувство. И это не стыд, не разочарование и не уныние. Это облегчение. Потому что вся эта чепуха с дамами происходит помимо моей воли. Я не могу с этим совладать. Разумеется, я понимаю, что это нездоровое явление, какая-то патология. Но если рассматривать мою зависимость в сравнении с другими — она вполне может показаться невинной. Все эти случайные встречи, слияние и последующее разделение тел, мимолетный экстаз, поиск которого я сделал смыслом своей жизни, — они никому не наносят вреда. Само собой, женщины время от времени на меня обижаются, когда успевают нафантазировать себе что-то иное: отношения, совместное будущее. Но я в самом деле стараюсь быть честным. Я никогда не даю никаких обещаний и никогда не скрываю своих взглядов. — Чем я могу тебе помочь? — спрашивает меня Биргитта, протягивая руку за блокнотом. И я рассказываю ей об останках, обнаруженных на дне моря вблизи Королевского Мыса, и о предположениях судебного эксперта. Слушая мой рассказ, она время от времени кивает и делает в блокноте пометки. — Так вы ищете женщину, которая пропала без вести в промежутке с девяносто пятого по две тысячи пятый год? — уточняет она. — Верно. — Возраст? — От двадцати до тридцати. Новые записи. У Биргитты настолько аккуратный почерк, что я без проблем могу прочесть их со своего места на расстоянии почти двух метров от нее.