— Жительница Стокгольма? — К сожалению, такими сведениями мы не располагаем. У тебя есть возможность проверить в целом по стране? — Конечно есть. Когда вам нужен ответ? — Как можно скорее. — Мне нужно несколько часов, — говорит Биргитта, аккуратно поправляя на столе блокнот, который немного сдвинулся с положенного места. Вернувшись на рабочее место, я извлекаю из картонного саркофага старое дело о нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть Самира Фоукара. Оно хранилось там с начала двухтысячных. Захватанные пальцами листы бумаги пожелтели. Пестрят стандартные формулировки. …при вскрытии обнаружен перелом в заднем своде черепа, кровоизлияния между мозговыми оболочками, значительный отек мозга, а также кровоизлияния в мозг и признаки повышенного внутричерепного давления… …Амели де Вег подтверждает, что Мария Фоукара в вечер убийства с 18.30 примерно до 19.15 находилась у нее дома… …опрос проживающих по соседству не дал результатов… …большое количество пивных банок и сигаретных окурков, обнаруженных на месте, часто посещаемом местной молодежью, владельцами собак, а также… Да, той ранней весной была и впрямь проделана серьезная следственная работа. Коллеги побеседовали с соседями, друзьями Самира, с его сослуживцами и со всеми членами семейства де Вег. Однако никто из них ничего не видел и не слышал. Грегор де Вег, отец, отсутствовал — был в Швейцарии. Амели была дома и принимала у себя в гостях Марию Фоукара. Старший сын де Вегов, Харольд, тоже был в усадьбе, что его мать позже подтвердила на допросе. А Казимир де Вег вернулся в усадьбу сразу после того, как ее покинула Мария. Тот факт, что Харольд был дома, а Казимир вернулся в момент обнаружения тела Самира Фоукара, изначально вызвал у полиции подозрения. Харольд к тому же уже имел судимость за нанесение побоев после того, как едва не убил парня в каком-то из городских клубов. Помимо прочего, Харольд имел репутацию человека неадекватного в состоянии опьянения, вращался в крайне правых кругах и характеризовался друзьями как «добрый, но немного вспыльчивый». Один из соседей выразился гораздо прямолинейнее: — Этот Харольд — самый настоящий говнюк, — заявил он. Однако Харольд утверждал, что весь вечер занимался учебой и вообще никогда не ходил в лес. Обратное доказать не удалось. С другой стороны, Казимир сообщил, что часто пользовался той тропой и время от времени они с приятелями пили пиво на той поляне. Однако ни свидетельские показания, ни технические улики никак не указывали на то, что в вечер убийства там мог присутствовать Казимир. На месте преступления был полнейший беспорядок. Полным-полно отпечатков подошв обычных гуляющих и собачников, кучи мусора у валунов, след старого кострища. В расследовании такого дела, где отсутствуют как свидетельские показания, так и улики, нужно сделать шаг назад и задаться вопросом «почему?». Кто мог желать Самиру смерти и по какой причине. Однако ответом на него вполне мог служить тот факт, что добрая половина Швеции в то время не отказалась бы выбить из него все дерьмо. Ненависть к убитому, подстегиваемая СМИ, была безмерна — и на Королевском Мысе уж точно не меньше, чем где-либо. Проще было отыскать кого-то, кто не желал бы смерти Самиру. Тем не менее следствие пришло к более или менее ясным выводам относительно того, как все произошло: тем вечером Самир Фоукара возвращался домой. Возможно, он что-то забыл, когда перевозил вещи на новую квартиру. Возможно, просто хотел поговорить с Марией. У него закончился бензин, поэтому ему пришлось идти пешком через лес. Выйдя на поляну, Самир с кем-то столкнулся — это мог быть и знакомый, и местный житель, или вовсе чужак, следовавший за ним по пятам. Завязалась драка. Самир получил тяжелое ранение затылка и скончался от последствий оного. Мария, услышав крик, отправилась проверить, что произошло, но оказалась на месте преступления уже после того, как преступник скрылся. Она вызвала спасательную службу со своего мобильного телефона в девятнадцать часов двадцать три минуты — всего несколько минут спустя после того, как по свидетельству Амели де Вег она покинула усадьбу. Теория была годная, двадцать лет назад не просто вероятная, но вполне правдоподобная. А что сейчас? Слишком много нитей, ведущих в никуда, слишком много несоответствий. Если останки, найденные на дне моря, принадлежат не Ясмин Фоукара, то кому? Кто убил ее и почему сережка Ясмин оказалась рядом с неизвестной жертвой убийства? И кто убил Самира Фоукара? 26 Когда мы с Манфредом встречаемся в буфете, чтобы выпить кофе и пробежаться по фактам, уже смеркается. Большинство коллег разошлись по домам, но кое-где вдоль коридора свет сочится из-под дверей миниатюрных кабинетов, которые Манфред называет скворечниками. Манфред тянет руку за булочкой с корицей, чтобы затем окунуть ее в кофе. — Что у тебя? — спрашивает он, искоса поглядывая на свои швейцарские наручные часы. Манфред женат, и у него подрастает маленькая дочурка Надья. Предполагаю, что ему хотелось бы вернуться домой до того, как она уснет. В общем и целом, здесь все женаты или живут в гражданском браке. Конечно, есть и бедолаги-разведенцы. А еще несколько чудаков, как мужского, так и женского пола, совсем как я так и не обзавелись семьей и проводят жизнь в вынужденном или добровольном одиночестве. — Наберется едва ли сотня женщин в возрасте от двадцати до тридцати лет, которые пропали в указанный период. Из них примерно сорок — жительницы Стокгольма. Я успел пробежаться только по ним. Соответствий профилю нет. — Совсем? — уточняет Манфред, разглядывая плюшку, словно говорит не со мной, а с ней. — Даже близко. Они все слишком высокие. — Все нашлись в паспортном регистре? Он откусывает еще немного. — Да. — Тогда придется тебе проверить и остальных. — Я займусь этим завтра с утра. Что сказал эксперт? Поерзав на стуле, Манфред расстегивает верхнюю пуговицу жилета. — Он сказал… Манфред запихивает в рот последний кусок плюшки, а затем шумно отхлебывает глоток кофе. — Сказал, — продолжает он, громко причмокивая, — что они не обнаружили ничего, что помогло бы нам идентифицировать останки. Нет следов старых переломов или признаков хронических заболеваний. На зубах отсутствуют пломбы, что само по себе достаточно странно. Само собой разумеется, что хотя бы одна пломба есть у каждого. В любом случае… Он сказал, что если не получится выделить ДНК, то они запросят помощь немецкой лаборатории, где можно провести изотопный анализ костей. — Изотопный анализ? Манфред трясет головой. — Только не проси меня ничего объяснять. Очевидно, можно определить место рождения человека или место его/ее жительства в течение жизни, изучив структуру скелета. — Вот черт, — говорю я. Возникает пауза, во время которой я обдумываю услышанное. — А что значит изотип? — спрашиваю я немного погодя. — Изотоп. Черт его разберет. Я что, похож на какого-нибудь ракетостроителя? Не важно. Будем надеяться, им удастся получить годный ДНК-профиль, ну а если нет — попросят немцев помочь. — Ясненько. Мы какое-то время сидим молча. Из коридора доносятся шаги, и в буфете возникает Малин Брундин. — Здорово! — с улыбкой говорит она. — Так по вечерам работаю не я одна? Мы с Манфредом оба раньше работали вместе с Малин. Прошлым летом, когда расследовали убийство женщины в Эстертуне, она едва не лишилась жизни, явившись, сама того не зная, прямо в логово преступника. Она потом долго восстанавливалась. — Как поживает Отто? — осведомляется Манфред. Малин садится рядом со мной. — Отлично, — отвечает она, заправляя прядь темных волос за ухо. — Хотя недавно он переболел ветрянкой, вот это был номер. Вся голова была в корочках, бедный малыш.