– Вот-вот. Ходят слухи, что ты много пьешь. Скажу больше: если верить слухам, ты законченная алкоголичка. – Спасибо, – фыркнула я. – А между тем пьешь ты немногим больше, чем любая девица твоего возраста, семейного положения и достатка. – Чего? – подняла я брови. – Обожаю, когда ты строишь из себя дуру. – Ладно. Ты выяснил, что я не алкоголик. Что дальше? – Кому-то понадобились эти слухи. – Олег, – вздохнула я, – тебе надо менять работу. Слухи – это слухи. – Не скажи, Детка. Все знают, что ты имеешь большое влияние на Деда… – Чушь… – Я сказал – влияние. Ты держишься в стороне и всячески подчеркиваешь, что его дела тебя не касаются. Можешь мне поверить, я не считаю тебя серым кардиналом, я даже убежден, что тебе в самом деле безразлично, куда мы катимся всем скопом, но я так же знаю, что Дед способен изменить свое решение под впечатлением от разговора с тобой. Может, из желания выглядеть благородным в твоих глазах или еще по какой-то забавной причине… И не только я это знаю… – Мне не очень понятно, – нахмурилась я, так как разговор больше не казался занятным и вообще перестал мне нравиться. – Сейчас объясню. Кому-то очень хочется, чтобы ты в его глазах выглядела скверно. Кто-то всерьез опасается твоего влияния. Кто-то к чему-то готовится… – И это ты называешь “объясню”? “Кто-то”, “кому-то”… Скоро выборы, и у всех крыша едет, в том числе и у тебя. – Возможно. Если у меня едет крыша, это не страшно, хуже другое: если мы прохлопаем тот миг, когда… – Ты меня успел запугать, – усмехнулась я, хотя испуганной не была. – Я сам напуган. И это убийство мне не нравится. Держи меня в курсе. И подумай о моих словах. – По-твоему, наши конкуренты… – Не обязательно. У нас достаточно своих умных голов. – Вот в этот момент я насторожилась. Лялин не тот человек, кто будет делать подобные заявления ради красного словца. Мы обменялись взглядами. – И не задавай глупых вопросов, – проворчал он. – У меня ничего нет. Я всего лишь отвечаю за безопасность Деда. Я знаю, скольких баб трахнул тот или другой его помощник, но я не знаю, о чем идет речь в кабинетах, куда мне нет хода. – А хотелось бы? – не удержалась я. – До ломоты в зубах. Потому что долгие годы в разведке обострили мой нюх. И я тебе по-дружески сообщаю: что-то назревает, подспудно, в состоянии повышенной секретности, и такие, как мы с тобой, могут оказаться у разбитого корыта. Это очень просто, если не знать, кто твои друзья, а кто враги. А как узнать, кто есть кто в этом серпентарии? – Это что, предложение о сотрудничестве? – Почему бы и нет? – вроде бы обиделся Лялин. – Хорошо. Буду смотреть в оба. – Давай-давай, смотри, – в тон мне ответил он, и я поспешила убраться из машины. "Ну и денек, – горько сокрушалась я, топая к своей машине. – Столько информации на мою бедную голову. Как тут не выпить, чтобы поставить мозги на место?” Но странное дело – пить совершенно не хотелось. Умеют же некоторые испортить жизнь человеку. Я отъехала на пару кварталов, чтобы не мозолить гражданам глаза, приткнула машину возле тротуара, уткнулась подбородком в скрещенные на руле ладони и задумалась. Насчет влияния, которое я якобы имею на Деда, Лялин ткнул в небо пальцем. Ничего подобного. Дед вообще не из тех, кто подвержен какому-либо влиянию. Происки конкурентов? Тоже вряд ли. Фигура я для них незначительная, не стоит тратить на меня время. Выходит, чешут языками от безделья, а Лялин в припадке подозрительности… Пожалуй, не стоит мне по вечерам в кабаках сидеть, можно дома, перед телевизором. Для меня разница небольшая, а граждане решат, что я после нагоняя с пороком завязала или глушу водку в одиночестве, что вероятнее. Кстати, водку я не жалую и на ночь выпиваю исключительно в медицинских целях, у меня бессонница. Ближе к часу ночи я начинаю так жалеть себя, что орошаю подушку слезами, потому что жизнь моя кажется мне загубленной безвозвратно, и лишь полбутылки вина способны вернуть мне душевное равновесие и навевают дремоту. И с мыслью: “А жизнь-то налаживается” – я засыпаю. – Ты зануда, – громко заявила я по привычке. – Давай, делай что-нибудь, тебе ведь деньги платят. До встречи с Волковым не худо бы заскочить в “Пирамиду”, разузнать о погибшей девице. Найти Марка и дать ему задание присмотреть за Черником. Нервы у него вконец расшалились, вот пусть Марк им и займется. Я набрала номер сотового, однако абонент оказался в зоне недосягаемости. Это могло означать только одно: Марк счастливо проводит время в сауне. Посещение сауны было для него сродни священному обряду, и телефон он отключал, едва лишь переступал порог данного заведения, руководствуясь девизом: “Пусть весь мир подождет”. Не успела я отложить телефон в сторону, как позвонил Волков. – Сможешь сейчас подъехать в кафешку на Кузнецкой? – Конечно, – ответила я и начала разворачивать машину. * * * Волков сидел за столом в глубине зала в гордом одиночестве, не считая молодого человека кавказской внешности, скучающего за стойкой. Других посетителей не наблюдалось. Я прошла и села напротив. Волков поднял голову от куска жареного мяса и вздохнул. – Жрать это совершенно невозможно, – пожаловался он. – А чего мучаешься? – Так ведь деньги заплатил. – Наплюй на деньги, здоровье дороже. Кстати о деньгах. – Я достала конверт и протянула Волкову. Он взял его, изучил содержимое и убрал во внутренний карман пиджака. – Значит, Дед считает, что это может иметь серьезные последствия, – задумчиво изрек он. – Дед считает, что мы должны помочь милиции изобличить убийцу. – И ты будешь путаться у меня под ногами. – Хлопот от меня немного, так что не строй из себя сироту. – Хочешь водки? – вдруг спросил он. – Я не пью. – Давно? – С самого утра. – А я выпью. – Он жестом подозвал официанта, и через минуту тот принес ему водки. Волков выпил, закусил помидором и взглянул с печалью. – Иногда хочется наплевать на все и уйти куда-нибудь… – Каждый раз, когда я привожу тебе деньги, ты говоришь одно и то же. Это что, рецидив совести? – Ты-то, конечно, понятия не имеешь, что это такое, – буркнул он. – Тебе просто нравится валять дурака. Мужик твоей комплекции не заводит дурацких разговоров со ста грамм. – Не знаю, почему я испытываю к тебе симпатию. – Знаешь. Но это неважно. – А что важно? – прицепился он. – Понятия не имею. Когда размышляю об этом, итог неутешителен. У меня почти всегда выходит – ничего. – Оптимистично. – А чего ты хотел? – Ладно, по душам, считай, поговорили. Теперь о деле. Вскрытие показало: смерть девушки наступила где-то в районе одиннадцати вечера, примерно в 10.45. Причина – удушье… Чего ты морщишься? – спросил он. – А с чего бы мне светиться от счастья? – Девку удавили, причем до последнего момента она ничего не опасалась. Никаких следов борьбы. Она лежала в постели, убийца подошел сбоку, накинул ей на шею чулок и намотал его на спинку кровати. Девица открыла рот, с намерением закричать, но вряд ли преуспела в этом. Совершив этот подвиг, убийца сунул ей в рот доллары и занялся вскрытием, написал на стене заветное слово и был таков. – Что тебе не нравится? – через минуту спросила я. – Все, – ответил Волков, отправляя в рот очередной кусок мяса. – Что тебе особенно не нравится? – предприняла я вторую попытку. – Мы имеем дело с маньяком. Мне не нравятся маньяки. – Может, кому-то хотелось, чтобы ты решил, что это работа маньяка? – Смысл? – Пока я его не вижу. Давай подумаем. Девчонке сломали шею. Почему бы на этом не остановиться?