— А что тогда? Лель? — я неуверенно приобняла подругу, не представляя, что вообще нужно делать в таком случае. — Расскажи, должно стать легче. — Ни черта это не работает, — все еще всхлипывая, но уже не так зло прошептала Моховина и сама обняла меня, положив голову мне на грудь. — Ни черта это не работает, — все еще всхлипывая, но уже не так зло прошептала Моховина и сама обняла меня, положив голову мне на грудь. Я гладила вздрагивающую подругу по короткому ежику салатовых волос, молчала и ждала, когда буря закончится, и даже представить не могла, что же должно было такое случиться, что вывело из равновесия Ольку настолько. — Да уж, грудь у тебя и правда, что есть, что нет. Лежишь как будто на палке и головой в кости упираешься. Ну вот, кажется, любимая подруга вернулась. — Лелечка, ну не всем же быть такими секс-бомбами, как тебе. У меня зато попа, оказывается, ничего. — А почему «оказывается»? — Моховина приподнялась и посмотрела на меня заплаканными а от того словно еще более светлыми, чем они есть на самом деле глазами. Красивые они у нее голубые-голубые. — Ну я до того, как не примерила выпускное платье, о наличии оной как-то и не догадывалась. Ну Лель, ну хватит… Зеленоволосая блондинка расхохоталась. Наверное, это был очередной выброс того негатива, что заставлял грустить Лелю. Поэтому когда Оля не прекратила смеяться и через минуту, я лишь отодвинулась слегка и предпочла переждать, разглядывая пятнышко на носу у Микки Мауса. — Мужика тебе надо, а не этого труса Андрея, — наконец-то отсмеявшись, произнесла подруга. — Ты о чем? — Хотя ну их, одни проблемы от них. Ненавижу. Вот честно! — Кого? — Да всех! — Лель, или я чего-то не понимаю, или ты непонятно что говоришь. Причем тут мужик, почему Андрей трус и кого ты ненавидишь? — Лика, ну не строй из себя совсем уж дите. Мужик нужен для того, чтобы понять себя… Знаешь в нашем возрасте положено уже знать плюсы и минусы своей фигуры. А Андрей трус, потому что бросил тебя. — Глупости… — я пожала плечами. — Пусть так, по итогу он не так-то тебе и нужен. Ты же кроме Вольского вообще никого не замечаешь. — Леля. — А что Леля? Да он сам на тебя слюни пускает. А строит из себя айс-мена! Неприступная крепость, мать его, причем видит же прекрасно, что ты на него запала и морозит тебя. — Подруга замолчала и, резко повернувшись и настороженно заглянув Лике, в глаза протараторила: — Что у вас вчера было? — Ничего. — Точно? — Ты мамочка моя, что ли? — Я просто забочусь о тебе. Им кроме секса нафиг ничего не нужно, а ты потом мучиться и страдать будешь, сгрызешь себя с потрохами и все. — Леля, ничего не было, я его попросила остаться, сходила в душ, напялила сорочку, которую приготовила для тети в подарок. А он загнал меня под одеяло и почти сразу же уснул. Ах да, до этого он рассказал, каким милым карапузом я когда-то была. И как училась ходить на горшок… — я тяжело вздохнула. — В общем, ничего хорошего, Лель. — Ну и хорошо. Подруга наконец-то выбралась из-под покрывала, откинула плед и спрыгнула с кровати. — Хоть бы оделась. На Моховиной был короткий топ и трусики-шортики, не прикрывавшие и половины попы. — А кого мне стесняться? — Леля хихикнула и раздвинула шторы, впуская солнечные лучи в комнату. — Поможешь мне покрасить волосы? — Нет. Нет. Нет. Девушка не ответила и пошла в сторону двери. — Леля, стой. — я подскочила и поспешила за подругой. — Скажи, что пошутила и твои волосы не станут на этот раз черными. — Темно-фиолетовыми, — не оборачиваясь, произнесла Моховина. — Твою ж… Леля, это перебор, ты пять раз меняла цвет волос и цвет своей комнаты за последние полгода. И ни разу не объяснила, в чем причина. — Лика, шесть! И даже не думай отговаривать меня. — Да такими темпами от твоих волос почти ничего не останется. Выясняя отношения, мы спустились по лестнице и дошли до кухни. На пороге огромного помещения с белой мебелью и техникой Моховина остановилась и, смеясь, запустила руки в короткие волосы. — Лик, от моих волос и так почти ничего не осталось, два сантиметра боли, я тебя умоляю. Прекрати вести себя так. Хочу краситься — значит покрашусь. Но если тебя это успокоит, то это будет в последний раз. — А потом что? — настороженно поинтересовалась я: ожидая от подруги любого подвоха. Леля открыла холодильник, достала какие-то булочки и, закинув их в микроволновую печь, запустила кофеварку. — Коньяк в кофе не предлагаю, но кофе-то ты будешь? — не оборачиваясь, спросила Оля. Я молчала, ждала ответа на предыдущий вопрос. — Я прямо чувствую, как ты жжешь мою спину. — Моховина засмеялась и забрала чашечку с кофе, подстав на ее место пустую. — На, — протянула она мне горячий напиток, — тебе не мешало бы взбодриться. Да не смотри ты на меня так! — Дождавшись момента, когда я сделала первый глоток, она меняо горошила: — Побреюсь налысо. Я выплюнула все, что успела отпить, кофейные брызги украсили белоснежную напольную плитку, а сама я не могла произнести ни слова. С подругой что-то творилось, причем уже давно, полгода, а я ничего не заметила и не поняла. Что за дурдом происходит вокруг меня? Тетя уже неделю себя странно ведет, Леля еще хлеще. Театр абсурда, не иначе. — Да не переживай ты так, — без смеха в голосе, на полном серьезе сказала Ольга, подтирая губкой для мытья посуды пятна на полу. — Я и так почти лысая. А так обреюсь перед учебой и начну отращивать свой родной цвет. — Это уже радует. Прости, что пролила половину. — я виновато глянула на содержимое чашки. — Сделаешь мне еще? — Да без проблем. Садись, хоть позавтракаем. Я присела на мягкий белый стул и потянулась за лакомством. — М-м-м, вкусные булочки какие. — Зоя Михайловна вчера испекла, — чавкая и то и дело закатывая глаза от наслаждения, ответила Ольга. — Она, конечно, вас балует и так вкусно готовит, нашей кухарке до нее как до луны пешком. — Так это стратегия у Марины Олеговны такая. — Ты о чем? — Ну она специально держит кухарку, которая готовит заметно хуже нее, ведь не зря же она по выходным балует вас ужинами. Красуется перед мужем. — Да ну, — отмахнулась Лика, — тут каким-то всемирным заговором попахивает. Тетя не такая. — Лик, ты конкретно недооцениваешь своих опекунов. Папа хоть и не болтает, но он же дела Вольского ведет, а я, знаешь ли… уши на макушке в любом случае. Так вот, Евгений Федорович очень непростой человек. На твоем месте я бежала бы от них как можно скорее. — Лель, ты рассказываешь мне очевидные факты, я сама дядю до сих пор побаиваюсь, но Марина Олеговна… Она просто стремится быть во всем лучшей. Возможно, хитрит где-то, но с таким то мужем… да и куда мне бежать? У меня кроме них никого нет. Хотя… — задумалась я и тут же осеклась. — Что? — Да ничего. — Мне тебя пытать начать? — Сама же молчишь как партизан. Вот почему ревела как белуга? И почему черный? — Темно-фиолетовый! — Да какая разница?! Баш на баш? — отчаянная попытка вытянуть из подруги хоть что-то. — Ну хорошо, — протянула Леля, отставляя пустую чашку в сторону. — Меня обидел один мужчина, потому я их всех так ненавижу. — Сейчас или полгода назад? — Лик, — лицо подруги исказилось, глаза вмиг погрустнели, — не заставляй опять меня расстраиваться. Не хочу даже думать, не то что вспоминать. Скажем так, полгода назад он меня обидел, вчера он же добил меня окончательно. Поэтому поставим крест на любых лицах мужского пола темно-фиолетовым цветом волос и начнем новую жизнь с лысой головы.