Полный крах моим мечтам и фантазиям. Слезы полелись пуще прежнего, а когда они все же кончились и остались лишь беспомощные всхлипывания, я поднялась и услышала треск. Опустила голову, и слезы появились вновь. Я зацепилась подолом пеньюара за стоявшую под умывальником тумбу. Теперь эту роскошную постельную прелесть только на помойку. Умывшись во второй раз, а стянула с себя шелковый наряд и выместила на нем свою злость. Вещь и так уже испорчена, и терять ей больше нечего. Я с особым удовольствием порвала кружево на мелкие кусочки. То, что не получилось сделать руками, помогли осуществить маникюрные ножнички. Я, наверное, затупила их, но оно того стоило. Негатив выплеснулся, и от прежнего уныния не осталось и следа. Все в этой жизни поправимо. — Кроме тебя, конечно же, —хмыкнула я, обращаясь к кучке молочных лоскутков. — А то, что я описала Максима в детстве… Ну что ж. — пожала плечами, достала майку с Микки-Маусом и короткие, рваные по краям джинсовые шорты и продолжила, одеваясь, разговаривать сама с собой: — Придет время, и на него написают уже наши дети. Вот! Найдя тетю на террасе, я подошла к ней и поцеловала в щечку. — Как повеселились? — не отрываясь от просмотра журнала, спросила Марина. — Хорошо. Я с шумом опустилась в соседнее плетеное кресло и потянулась за яблоком, лежавшим в вазе с фруктами. — Видимо, не так уж и хорошо, раз приехала домой раньше нас. — Правда? — А ты что, не помнишь? — Вольская наконец-то подняла голову и как-то неодобрительно посмотрела на меня. — Как не закрыла за собой дверь? Женя хоть и был в прекрасном расположении духа, но очень разозлился. Правда, утром дверь оказалась закрыта не на внутренние замки, а на внешние. Не знаешь почему? Я знала, потому опустила глаза, не выдержав пронзительного взгляда Марины. Посмотрела на Микки, красовавшегося на майке, пошкрябала ногтями его за нос, пытаясь оттереть неизвестно откуда взявшееся маленькое пятнышко. — Милая, ты девочка взрослая уже. Почти взрослая. Но это не означает, что ты можешь водить сюда всех, кого захочешь. Хорошо, что я проснулась раньше Жени и ничего ему не сказала. А то с него станется, еще отчет с камер потребует. Тебе оно надо? Анжела? Тетя слегка повысила голос, и это сработало.Я подняла голову и широко улыбнулась. — Это Лелечка была, тетя. Даже не думайте, какие могут быть не пойми кто? Просто она решила меня проводить и уснула. Я отправила ее водителя домой. А уже утром, когда ее отец вернулся, затребовал свою дочу в родные пенаты. А я та-а-ак хотела спать, не было никаких сил идти ее и провожать. Поэтому я дала ей ключи. Я рисковала, причем сама не понимая, зачем это делала. Ведь можно было сказать, что меня привез Максим и все, но я испугалась. Не хотела, чтобы Вольские узнали о моих пьяных проделках, а в особенности о том, что Максим спал в моей комнате. В моей крова. Хоть и пару часов перед самым рассветом, но все же. — Леля? — настороженно переспросила тетя. Я закивала, откусывая в этот момент кусок яблока, да побольше. Лишь бы набить рот и не произнести больше ни единого лишнего слова. — Ясно. — Марина, потянулась за соком и, отпив несколько глотков,, продолжила свои наставления. — Что ж, тем лучше. Но все же я скажу то, что хотела. — Тетя поставила бокал и провела языком по губам, выдавая этим волнение. я насторожилась и даже жевать стала как-то более заторможенно. — Для таких случаев, если все же будут такие случаи, возьми у Жени ключ от своей квартиры. — Ого, — удивленно выдохнула я и тут же закашлялась, подавившись яблоком. Тетя уже начала грациозно подниматься со своего места, но я выставила вперед руку, останавливая ее, и, кашлянув еще пару раз, для надежности произнесла: — Все хорошо, хорошо. Я просто удивлена. Неужели дядя даст мне ключи от квартиры родителей? Это же замечательно, из нее намного проще будет добираться до института. — Анжела. — Тетя нахмурилась. Да куда еще больше-то, она в последнее время сама на себя не похожа. — Я имела в виду квартиру твоего родного отца. Ее не жалко. А для родительских шикарных квадратов ты еще слишком молода. Женя прав, устроишь там пару шумных вечеринок — и без ремонта не обойтись. А я не хочу терять память о брате. Хотя бы такую. — Тетя, мне через полтора месяца восемнадцать, и я в любом случае получу права самостоятельно распоряжаться всем имуществом папы. Какая разница — месяцем раньше, месяцем позже? Марина прикрыла ненадолго глаза, а затем не глядя на меня, перевела взгляд на ожидавший ее глянцевый журнал. Вольская не желала продолжать со мной разговор и всем своим видом указывала на это. Я поднялась с места и кинула огрызок на стол. Некультурно, но надо было хоть как-то выказать свое недовольство. — Я к Леле. За ключами. Тетя кивнула, показывая, что услышала, но так и не произнесла ни слова. Я сбегала в свою комнату, взяла рюкзак, закинула в него кошелек и поспешила вниз. Не запирая даже ворота, я с каким-то неясным для себя раздражением пошагала пешком по поселку, за его территорию и еще пятнадцать минут вдоль дороги, до автобусной остановки. Мне было невмоготу ждать такси, а просить дежурного охранника, который иногда выполнял функции водителя специально для меня, особенно не хотелось. Перед тем, как совершить покушение на жизнь зеленоволосой блондинки, надо было хорошенько подумать. Да, какого бы цвета ни был короткий ежик на голове подруги, она для меня навсегда останется платиновой блондинкой с длинными косами. Вот такой вот парадокс. Солнце сегодня палило как сумасшедшее, а температура оказалась выше вчерашней градусов на десять. Пока я дошла до конечного пункта, успела забросить мысли об убийстве подруги. Все, о чем я могла думать, это глоток прохладной воды. К мучившему сушняку после вчерашнего прибавилась еще и обычная для такого пекла жажда. На остановке не было ни души. Еще бы. Какой идиот поедет куда-то в такую жару? Этой остановкой пользовались в основном деревенские, если жителей ближнего Подмосковья вообще можно так назвать. Но факт оставался фактом. До электрички топать им было в два раза дольше, потому что стояло селение в жутко неудобном месте. Так близко к центру любимой родины и в то же время деревня деревней. Когда я только начала жить у Вольских, часто сбегала сюда общаться с местными пацанами. Может, из-за этого я и выросла такой «простой», как называли меня одноклассники? Возможно. Я не одно лето провела здесь и обшарила все вдоль и поперек. Правда, уже два с лишним года даже носа не совала на эту территорию. Дружелюбные пацаны выросли и превратились в похабных и озабоченных мужиков, причем минуя стадию молодых парней. Сразу в дамки, так сказал Егор перед тем, как начал распускать свои грязные руки. Тогда-то я и оборвала все концы. Подошел автобус и, сунув водителю заранее заготовленные копейки за проезд, я залетела со скоростью ветра в салон. Было не так жарко, как снаружи. Кондиционер хоть и стоял, но справлялся со своей задачей на троечку. Достала телефон и напечатала подруге предупреждающее сообщение: «Я еду тебя убивать!» Ответ пришел мгновенно: «Ветрова, ты опоздала. Я уже мертва!» «Ничего не знаю! Я тебя воскрешу и заново убью! Жди!!!» «Жду», и тут же еще одно: «Мож, купишь, че похмелиться? Тогда у окошка ждать тебя буду, как настоящая Аленушка». Я покачала головой, скривившись. Стоило лишь вспомнить об алкоголе, как к горлу подступал рвотный рефлекс и отвращение. Я прикрыла глаза и часто-часто задышала, не хватало еще загадить салон автобуса. Спустя бесконечные пару минут, которые показались мне часами, приступ прекратился. Я открыла глаза и прочитала последнее сообщение от подруги. Зря! «Уже не надо! Я поживилась коньячком в папином кабинете)))». Мне хватило времени лишь на то, чтобы подорваться с места и закричать: — Остановите! Благо водитель оказался понимающим и быстро съехал на обочину. Никогда в жизни я даже не представляла, что может быть так плохо. Вывернув все свои внутренности наружу практически в прямом смысле, я вернулась в салон и тихо поблагодарила водителя. Затем нашла влажные салфетки в рюкзаке и обтирала всю дорогу ими лицо. Без воды было тяжко, но, возможно, к лучшему, желудок был почти пустой. А так кто знает, сколько бы я простояла в тех кустах, если бы перед этим вдоволь напилась. Звонить в дверь пришлось долго. Дольше обычного. Я понимала, что квартира у подруги далеко не маленькая, и пока дойдешь с одного конца в другой, может и полжизни пройти, но обычно Леля открывала быстрее. Когда же взбалмошная блондинка все же появилась на пороге, я поняла, что операция «придушить Моховину» отменяется. Олька выглядела в стократ хуже меня самой. — Ну, что уставилась? И так трясет как тузика, еще на сквозняке стоять заставляешь, — недовольно прохрипела подруга и плотнее закуталась в плед. — Лелечка, на улице жара, какой сквозняк? — От кондиционера! — рявкнула подруга и, развернувшись, направилась в глубь квартиры, шаркая подошвами пушистых тапочек-собачек как самая настоящая старушка. Я подняла голову и, покрутив ею, все же разглядела кондиционер на другой стороне лестничной площадки, в аккурат над живым уголком из зеленой растительности. Да, элитные дома — они такие. Неудивительно, почему меня не пускают в квартиру родителей. Обидно, правда, слегка. Леля нашлась на втором уровне, в своей комнате. Девушка сидела на огромной кровати, закутанная не только в плед, но и в черное, с какими-то иероглифами, одеяло. Окна были закрыты такими же шторами. Присмотревшись внимательнее, я поняла, что они не черные, а темно-фиолетовые, но все такие же мрачные. — Что за траурное настроение? — я кинула рюкзак на пол и грохнулась в кресло-подушку, тоже темно-фиолетовое. Последний раз я была у подруги два дня назад, тогда все здесь было салатовым, в тон цвета волос хозяйки комнаты. — Только не говори, — тут же подскочила, чтобы поближе рассмотреть волосы подруги, — фух, напугала, я думала, ты и их опять перекрасить решила, а я с перепоя не разглядела. — Не смешно, — шмыгнула носом Леля и громко разрыдалась. Это было что-то новенькое. Ольга Моховина — ходячий позитив, даже я не умела радоваться жизни так, как делала это подруга, хотя считала себя самым настоящим оптимистом. Бывали, конечно, такие дни, как сегодня или вчера, но в основном мне хватало солнечных лучей и легкого ветерка, треплющего волосы, когда я качалась в саду на любимых качелях. Все! Это был самый лучший релакс. Никаких проблем и забот, лишь умиротворение и наслаждение жизнью. Леля же так и вовсе была абсолютным оптимистом, иногда пакостным, но все же. И единственное, что расстраивало подругу, это невнимание отца. — Дядя Эдик тебя наругал? — Лика, мы что, дети малые, чтобы нас ругали? — недовольно гаркнула рыдающая девушка и продолжила лить слезы.