– Картошку на дорожку или ты проголодалась? – спросил Макс. – Да, отлично, – она улыбнулась продавцу, который что-то пробурчал в ответ и повернулся к ним спиной, выполняя заказ из двух пакетиков картошки. Мало радости сидеть тут в ожидании случайного туриста в канун рождественского сочельника, подумалось Джози. Она посмотрела по сторонам: в конце прилавка стояла маленькая фигурка оленя, иных примет праздника не наблюдалось. – Так о чем мы говорили? Ах да, о типично подростковом бунте, связанном с поисками иной идентичности, чем та, которую навязывали мне родители. – Он многозначительно кивнул, и Джози засмеялась. – Сейчас они смирились – в основном. Но периодически заводят разговор на эту тему. Так было два года назад, в день моего тридцатилетия, как будто я, выйдя из студенческого возраста, могу каким-то чудом заняться медициной. Продавец выдал им два промасленных пакетика и сказал, что приправы и соусы – в конце прилавка. Джози слегка перестаралась с солью, но в конце концов, это же Рождество, и вздрогнула при виде того, как Макс поливает свою картошку уксусом. – Не употребляешь? Она состроила гримасу. – Разве родители тебе не говорили, что от избытка уксуса скиснуть можно? Это была любимая поговорка Мемо, которую она, правда, всегда употребляла не к месту, так что получалась бессмыслица. – Да, порой я бываю кислым, – в свою очередь, рассмеялся он. Они ели картошку, идя по пирсу, – Джози накинулась на нее с таким жаром, что мягкой серединкой обожгла себе нёбо. Увидев скамейку, они уселись – она была влажная от конденсата и морских брызг, но Джози было наплевать, она расслабилась, а Макс загораживал ее от порывов ветра. – Но если тебя сокращают, почему же ты идешь на вечер? Джози ответила не сразу – слизывала соль с пальца. – Что? Макс уже доел свою картошку и смял промасленный пакетик одной рукой. – Ты ведь сказала, что идешь туда завтра – на рождественский вечер, или я ослышался? – А, – она нахмурилась, пытаясь вспомнить, когда именно говорила об этом. – Верно. Вообще-то я еще не решила, уйти или остаться. – Вот оно что. – Поэтому мне надо быть на хорошем счету, чтобы иметь возможность выбора. – Она взяла еще одну дольку – тонкую, хрустящую, такие ей нравились больше всего – и отправила ее в рот. – Это благотворительное мероприятие, – объяснила она и скривилась. – Мы все обязаны присутствовать – его организует компания-учредитель для всех своих дочерних предприятий и кучки клиентов, и по какой-то причине, известной только им, оно было назначено на рождественский сочельник. – Джози не стала уточнять, что до недавних событий ждала этого вечера, потому что это давало ей возможность забыть о предрождественской суматохе. Но теперь… – Сказать по правде, я боюсь туда идти, – вздохнула она. – Но надо думать о будущем, так ведь? – Навидался я таких мероприятий, – поморщился он. – Больше тебе не надо на них ходить? – Джози склонила голову набок. Он помедлил секунду. – К счастью, нет. А что, пикси[2] тоже там будет? – поинтересовался Макс, прежде чем Джози успела задать новый вопрос. – Пикси? – нахмурилась она. – Ты имеешь в виду Оливера? – Она фыркнула. Что-то от пикси в нем определенно было – рост, точнее низкорослость, тонкий подбородок, и хотя она не была уверена, что Макс имел в виду что-то обидное, но Оливер, безусловно, воспринял бы это так. – Да, – она вздохнула. – И он, и девица, с которой он мне изменил. – Ой. Тогда не ходи. Джози закатила глаза и отправила в рот последние ломтики. – Говорю тебе, я обязана. Он медленно кивнул. – Это закрытое мероприятие или можно прийти со спутником? У Джози екнуло в животе, но она постаралась сохранить нейтральное выражение лица. – Да, можно со спутником. – Тогда я пойду с тобой, – объявил он, и это был не вопрос, а утверждение. У нее мелькнула мысль, может, ей стоит обидеться, но она изо всех сил старалась не улыбнуться во весь рот и не могла хорошенько обдумать ее. – Зажжем. – Он взял у нее из рук промасленный пакетик, затем заправил ей за ухо непослушную прядь, после чего выбросил пакетик в урну слева от себя. Джози порадовалась, что он отвернулся, потому что покраснела от его прикосновения. – Я уже говорил, что завтра днем должен встретиться с приятелем, который будет здесь проездом по пути домой, но вечером мы можем… – Не договорив, он полез в карман и достал звонивший телефон, на экране которого высветилось имя Хлоя. Он бросил взгляд на Джози. – Сестра, – пояснил он. – Извини, лучше я отвечу, а то она будет звонить не переставая. Джози кивнула, и он пошел прочь своей вальяжной походкой, затем оперся о перила, а она смотрела на него. Теперь, когда Макс не загораживал ее, ветер снова задувал ей в лицо, и, поежившись, она встала и пошла вокруг скамейки к другой стороне пирса, подальше от Макса, сжимая пальцы в кулаки, чтобы согреться. Прямо под ней, на пляже, маленький мальчик, смеясь, бегал за лохматой золотистой собакой. У пса свисал язык, хвост стоял трубой, он с лаем мчался навстречу волнам, точно пытаясь их напугать, а потом, ничего не добившись, плюхался в воду. Джози захотелось запечатлеть этот момент с собакой на берегу моря, она расчехлила фотокамеру и снова выставила настройки, а тем временем на берегу появилась, как она предположила, мама мальчика в ярко-красных резиновых сапогах и большой дутой куртке – судя по всему, ей приходилось бывать на побережье. Джози намеренно стояла на другой стороне пирса, но ветер доносил до нее голос Макса, и она невольно слышала обрывки его разговора. «Честное слово, я в порядке». Смех, затем Джози показалось, что в его голосе слышится горечь. «Можно подумать, это мне решать». «Расслабься, о’кей? Ничего радикального я делать не буду». Он помолчал, и Джози поняла, что остановила съемку и помимо своей воли прислушивается к его словам. «Знаю, знаю». Вздох, затем «Ну, вообще-то я не один». Джози тут же занялась камерой, подозревая, что он смотрит в ее сторону. «Нет, погоди. Джози!» Вздрогнув, она повернулась и увидела, что он машет ей. Она помедлила, а затем направилась в его сторону. Когда она подошла, Макс протянул ей телефон. – Пожалуйста, поздоровайся с моей сестрой. Она думает, что я торчу в гостинице, – и он сунул телефон ей в руку. – Алло? – осторожно произнесла она. – Алло? – Послышался с другого конца резкий, твердый голос. – Вы?.. Макс выхватил у нее телефон прежде, чем она договорила. – Убедилась? – Он закатил глаза, точно они с Джози состояли в заговоре против его сестры. – Слушай, мне некогда, мы с Джози чудесно проводим время на пляже. – Джози не расслышала, что сказала его сестра – Макс перебил ее. – Да, на пляже. Я тебе потом позвоню, о’кей? – И, нажав отбой, тотчас сунул телефон во внутренний карман. – Извини. Она обо мне беспокоится. – Он улыбался, но как-то натужно, не той счастливой открытой улыбкой, которую она видела у него на лице, когда он заходил в море. Джози кивнула. – Но ведь хорошо, что она беспокоится. – Пожалуй, да. – Вздохнув, Макс тряхнул головой. – Она – идеальный ребенок, пошла по стопам родителей и стала врачом. И она, и я стараемся не сердиться на нее за это. – И она, и ты? – Ну да. – Он оперся о перила. – Быть идеальным ребенком не проще, чем жить в его тени, скажу я тебе. – Хм, я – единственный ребенок и не могу об этом судить. Макс посмотрел на фотокамеру в руках у Джози, и она поняла, что по-прежнему прижимает ее к себе. – Можно взглянуть на снимки? – Думаю, да. – Что-то особого энтузиазма не слышится, – усмехнулся Макс. – Извини, – быстро поправилась она. – Да, конечно. Она протянула ему камеру и показала, как просмотреть недавно сделанные кадры, а сама встала чуть поодаль, стиснув руки и переводя взгляд с него на дисплей. Фотографии – это было глубоко личное, вряд ли он это понимал. – Их еще надо обработать, – сказала она. – И это просто забавные снимки, не… – Вот эта мне нравится. На фотографии был он, снятый вполоборота, и контраст между морем и небом получился идеальным, без всякого ретуширования – ей удалось схватить ледяную прохладу дня и придать теплоту композиции. – Мне тоже, – чуть улыбнулась она. Он просмотрел еще несколько снимков. – В самом деле хорошие. Я – не лучший судья, но могу сказать, что чувствую тебя на этих фотографиях. Он вернул ей камеру, и она покраснела. Это было самое лучшее, что можно сказать. Оливер всегда говорил, что она прячется за объективом, и сердился, что она не любит фотографироваться, а предпочитает снимать сама. Он, кажется, так до конца и не понял, что она присутствует в каждом снимке, хотя не видна на них. – Первый фотоаппарат мне купила мама, – улыбнувшись, сказала она. Он взял ее за руку, когда они шли назад по пирсу, и это казалось так просто, так естественно. – Да ну? – Когда мне было девять, – кивнула она. – Это был дешевый Kodak, «мыльница», ну, ты знаешь, но я была вне себя от восторга. – Она расцвела улыбкой, вспомнив, как была счастлива. – Мама тоже фотографировала все подряд, так что, наверное, у меня это от нее. – Улыбка сползла с ее лица при этих словах, при воспоминании о том, как мама всегда делала много семейных снимков во время праздников и вечеринок, как папа всегда сетовал на это, но подчинялся, как маме приходилось переснимать по несколько раз, чтобы большой палец не попадал в кадр и у всех были открыты глаза. Сейчас Джози была рада, потому что это означало, что у нее есть детские воспоминания, но фотографий самой мамы осталось слишком мало, точно детство дочери было запечатлено без нее. – Фотографировала? – спросил Макс. Джози ответила не сразу. – Они погибли, – тихо сказала она. Он резко повернул голову и взглянул на нее, но она упорно смотрела себе под ноги. – В автомобильной аварии, когда мне было девять – они возвращались домой с вечеринки в рождественский сочельник. – Она чувствовала, как он крепче сжал ей руку. Он все так же пристально смотрел на нее. – Господи, – проговорил он. – Это же… Господи. – Она наконец посмотрела на него. Глаза у него были круглые, а губы – крепко сжаты, он переваривал услышанное, явно пытаясь сообразить, что нужно сказать. Самый худший момент, когда она говорила об этом в первый раз, потому что люди никогда не знали, как реагировать. – Это ужасно, Джози, я знаю, это банально, но я очень соболезную. Она кивнула. Как странно – испытывать боль из-за того, что случилось с кем-то другим. – Это было давно, – как обычно, сказала она. Он стиснул ее руку. – От этого не легче, – тихо произнес он.