13 С 3 ноября по 6 ноября Всю дорогу до Вест-Пойнта мы, По и я, молчали. Кадет заговорил, только когда спешился в четверти мили от караульного поста. – Мистер Лэндор, – сказал он, – я размышлял над тем, куда нам дальше направить наше расследование. И мне пришла в голову мысль, что если мы хотим найти тайную группу… – заколебался на секунду, – сатанистов, то должны обратиться к тем, кто больше всего чувствителен к присутствию такой группы. К ее противникам. Я ненадолго задумался. – К христианам, – осторожно произнес я. – Да, к христианам. Причем самым истовым. – Уж не имеете ли вы в виду преподобного Занцингера? – спросил я. – Господи, нет! – вскричал По. – Занцингер не узнал бы дьявола, даже если б тот чихнул на его стихарь[62]. Нет, я имел в виду молитвенный отряд. Идея была здравой, я сразу признал это. Та самая группа, к которой на какое-то время примкнул Лерой Фрай. Она являла собой добровольное объединение кадетов, которые сочли церковь Вест-Пойнта слишком епископальной и захотели проложить более прямой путь к своему Богу. До сегодняшнего дня По воспринимал этот отряд с нескрываемым пренебрежением. – Теперь, мистер Лэндор, мы могли бы найти им хорошее применение, если позволите. – Конечно. Но как… – О, предоставьте это мне, – сказал он. – Сначала нам с вами нужно найти более верный способ связи. С моей стороны все относительно просто: достаточно пробраться в вашу гостиницу и подсунуть записку вам под дверь. Вам же, однако, едва ли стоит оставлять записки в казарме, уж больно любопытные у меня соседи по комнате. Я могу предложить вместо этого сад Костюшко[63]. Знаете это место? Там есть родник, а рядом – камень, магматической породы, как мне кажется. Достаточно большой кусок камня, чтобы спрятать под ним лист бумаги, если предварительно сложить его. Просто оставляйте там свои послания утром, а я сам найду способ забрать их между… Что? Что вы хмыкаете, мистер Лэндор? Если честно, я радовался, получив подтверждение своей правоты. Ни один из знакомых мне шпиков никогда не брался за свою работу с таким усердием, и я не мог дождаться возможности спеть По дифирамбы – пусть даже перед лицом Хичкока. Мы с ним встретились в конце следующего дня в гостиной Тайера (полковник, молодчина, отсутствовал), выпили кофе, щедро сдобренного сливками, поели кукурузных лепешек и маринованных устриц. В воздухе плавал аромат жаркого, приготовленного Молли, и Хичкок рассказывал о книге, которую читал, – кажется, о записанных Монтолоном мемуарах Наполеона. Атмосфера была легкой и благодатной, даже несмотря на то что благодать происходила от сильного напряжения. Вызвано же оно было тем, что глава инженерных войск только что потребовал от меня отчет о расследовании, который предстояло передать военному министру, и поговаривали, что сам президент проявил интерес к этому делу, а когда интерес проявляет президент, можно с полной уверенностью утверждать, что ситуация пойдет вразнос и придется принять оперативные меры, чтобы вернуть все на круги своя. Вот что скрывалось под нашей расслабленностью: обратный отсчет времени, поглощавший секунды так же громко, как часы в кабинете Тайера внизу, которые ровно в пять огласили весь этаж боем. Я сочувствовал Хичкоку, я делал для него что мог. Рассказал ему все, что знал, что не знал и что предполагал. Даже о Папайе, чьи причуды едва ли доступны пониманию военного ума. Я выполнил все наши условия – во всяком случае, я так считал, – а потом увидел, как Хичкок встает и открывает стеклянный шкаф с военными безделушками, и понял, что моя работа только начинается. – Итак, мистер Лэндор, на основании нескольких… нескольких дырок в земле вы теперь убеждены в том, что существует дьявольское… как нам это называть, общество? – Можно и так. – Общество или… секта, действующая где-то в окрестностях Вест-Пойнта. Очень возможно, что и в стенах самой академии. – Да, такое возможно. – И вы все так же убеждены, что это лицо… – Или группа. – …или группа лиц находится под влиянием какой-то средневековой… мне хочется назвать это чепухой… – Продолжайте, капитан. – …и из этого следует, что Лерой Фрай был убит, а его сердце вынуто исключительно ради выполнения странного религиозного ритуала. Вы это пытаетесь сказать мне, мистер Лэндор? – Послушайте, капитан, – сказал я, радушно улыбаясь, – вам же известен мой характер. Разве вы слышали, чтобы я утверждал именно это? Единственное, что я могу сказать: существует цепочка вероятностей. Есть ряд признаков на месте преступления, указывающих на возможную оккультную подоплеку, и характер ее – этой оккультной подоплеки – может иметь отношение к нашему преступлению. – И из этого вы делаете вывод?.. – Я никаких выводов не делаю. Только говорю, что способ, каким был убит Лерой Фрай, делает его сердце пригодным для использования определенным типом верующих. – «Пригодным», «тип верующих» – все это эвфемизмы, мистер Лэндор. – Если вы, капитан, хотите назвать их кровожадными демонами, – ради бога. Это все равно не приближает нас к тому, чтобы выяснить, кто они такие. И идут ли они к более значимой цели. – Но если мы примем вашу… вашу «цепочку вероятностей», мистер Лэндор, тогда оказывается очень вероятным, что за обоими преступлениями стоит одна и та же группа. – Кажется, доктор Марквиз первым выдвинул эту версию, – сказал я. Не знаю, что подвигло меня на это – скука? отчаяние? – но я вдруг почувствовал нужду в союзнике. Что до Хичкока, то ему было плевать на доктора Марквиза; он пекся только о том, чтобы пробить брешь в моей версии. И дятлом клевал ее, пока я раздраженно не проговорил: – Капитан, сходите сами к леднику. И скажите мне, что я ошибаюсь. Скажите, что углублений там нет, что букв тоже нет. Скажите, что они не образуют рисунок, и я больше не буду донимать вас своими версиями. А вы сможете найти себе другого мальчика для битья. Именно это – угроза разлада – и заставило его притихнуть. И меня тоже. Поэтому я заговорил более мягким голосом: – Не знаю, чего вы ожидали, капитан. Тот, кто вынул сердце Лероя Фрая, был настроен в отношении некой цели очень серьезно – почему бы не посмотреть на это так? В общем, Читатель, все свелось к следующему: Хичкок должен представить отчет, и этот отчет должен из чего-то состоять. Поэтому после еще нескольких вопросов, дабы «внести ясность», и подбора правильного языка мы вскоре получили все, что было нам необходимо для представления главе инженерных войск – на тот момент, во всяком случае. А так как это было, конечно, целью нашей встречи, я поздравил себя и приготовился сбежать… но совершил ошибку, упомянув о своем юном друге. – По? – вскричал Хичкок. Видишь ли, Читатель, он смирился с тем, что я привлек По. Но то, что этот самый По стал моим деятельным напарником, что я намерен привлекать его и дальше в свете наших недавних находок – всего это Хичкок предвидеть не мог. Вскочив, он принялся снова клевать мне мозг всякими in loco parentis[64], ответственностью перед Конгрессом, требованиями устава и прочим в том же духе. Где-то в середине все этого я заглянул в самую суть его речи и понял: Хичкок боится. – Капитан, – сказал я, – все будет хорошо. Такие же слова часто говорила мне дочь при всех обстоятельствах, даже самых печальных. И мне стало интересно, так ли они убедительны, когда звучат из моих уст. – Но ведь, – сказал Хичкок (вокруг его рта собрались морщины), – но ведь если такое… общество существует, значит, с его членами шутки плохи. – Абсолютно верно. Вот поэтому перед мистером По поставлена задача только собирать информацию. Его функция в этом, и только в этом. Все остальные риски я беру на себя. Ах, эти военные с их жесткой кастовостью! Никогда не пойдут в направлении, указанном гражданским, даже если указание даст президент (если президент – тем более). Он давил и давил на меня, пока я не сказал: – Прошу вас, капитан. Я напрямик заявил мистеру По, что он должен оберегать себя от опасностей и даже от намека на опасность. Если честно, такого я кадету По не говорил, хотя и собирался. Воспользовавшись паузой в речи Хичкока, я добавил: – Как всегда, на первом месте у него академические обязанности. – И восстановление здоровья, – сказал Хичкок. – Здоровья? – удивился я. – Я искренне надеюсь, что вы желаете мистеру По скорейшего выздоровления от его болезни, – сказал Хичкок. – Он уже идет на поправку. – Рад это слышать. – Передам ему, что вы справлялись о нем. – Да, прошу вас, передайте, – сказал Хичкок. – Пожалуйста, передайте ему, что я справлялся о нем. Когда мы прощались, выходя из квартиры суперинтенданта, капитан задержал мою руку чуть дольше необходимого и с нескрываемым скепсисом посмотрел на меня. – Насколько мне известно, мистер Лэндор, здесь, в Пойнте, ни один из членов преподавательского состава, ни один кадет или офицер никогда не обнаруживал склонности к сатанизму. И каким образом, по-вашему, мистеру По удастся найти то, что всегда ускользало от внимания остальных? – Да просто никто никогда не искал, – сказал я. – И никто не смотрит на мир так, как По. * * * Я взял за правило после разговора с Хичкоком навещать тело Лероя Фрая в академическом госпитале. Не знаю, почему. Оглядываясь назад, думаю, я проверял себя. В последние дни доктор Марквиз начал впрыскивать в тело нитрат калия, химическое соединение, используемое для сохранения ветчин и колбас. Результаты были налицо: тело день ото дня становилось зеленее, в палате одуряюще пахло испорченным мясом. И везде – мухи, снедаемые вожделением. Той ночью мне приснился Лерой Фрай, однако был он в гораздо лучшем состоянии, чем на самом деле. Петля все еще оставалась у него на шее, но дырка в груди исчезла, и одет он был не в серый мундир, а в офицерский голубой. В одной руке держал кусок угля, в другой – клетку с голубоглазыми птицами, и когда заговорил, его голос зазвучал пением птиц. «Я не скажу», – пели они снова и снова. Откуда-то сзади послышался другой звук: какая-то женщина пела надтреснутым голосом. На фоне всего этого забили барабаны Вест-Пойнта, а когда я проснулся, биение было у меня в груди, и в полумраке еще просматривались образы из моего сна. Все это, Читатель, пустяки. Я упоминаю о них только для того, чтобы показать, с какими проблемами столкнулся, пытаясь выспаться. В те дни сон доставался мне в тяжелом бою и легко улетучивался, и с тех пор я задаюсь вопросом, не было ли мое пребывание в Вест-Пойнте непрерывным переходом от сновидений к бодрствованию, от бодрствования к сновидениям, без перерывов. И без обозначения пределов. * * * На следующее утро, когда я проснулся, меня ждала записка. Подсунутая под дверь. ББез приветствия, без подписи… но я понял, от кого она, едва увидел ее. Он мог бы написать ее левой рукой, и я все равно понял бы.