– Даже лучше, мистер Лэндор. Кое-кого. * * * По взялся за дело (как я и ожидал) в пятницу, сразу после вечернего построения, но до ужина. Он использовал эту паузу, чтобы пообщаться с одним из вожаков молитвенного отряда – с кадетом третьего класса по имени Ллевеллин Ли. Тихим умоляющим тоном По спросил, можно ли ему присоединиться к группе на ближайшем собрании, так как до воскресенья ждать слишком долго. Этот Ли быстро созвал товарищей по отряду для импровизированной дискуссии возле оружейных козел. – Мрачные типы, доложу я вам, мистер Лэндор. Если б я изложил им свои истинные религиозные принципы, они тут же выгнали бы меня из своих рядов. Так что мне пришлось проявить несвойственные моему характеру покорность и почтительность. – Высоко ценю это, мистер По. – Однако удача оказалась на нашей стороне. Будучи фанатиками, они крайне легковерны. Как следствие, не сомневаясь, пригласили меня на следующее собрание. А когда я заявил, что, после недавней встречи с курсантом академии, мне настоятельно требуется духовный совет… Что ж, едва ли нужно говорить вам, что это подстегнуло их интерес. «Пожалуйста, объяснитесь», – сказали они. Я с наигранным испугом сказал, что этим кадетом в мой адрес были сделаны определенные предложения. Причем предложения довольно мрачного характера и, на мой взгляд, далекие от христианской природы. На дальнейшие вопросы я ответил, что меня призывали подвергнуть сомнению сами основы моей веры… и обучиться таинственным и мистическим практикам древнего происхождения. (На самом ли деле он именно так изложил им все? Не сомневаюсь.) – В общем, мистер Лэндор, в них взыграл праведный гнев. Что до кадета, то они потребовали назвать его имя. Я ответил, что, поскольку предложения были сделаны лично мне, долг чести запрещает открывать его имя. Они сказали: «О да, понимаем», – но через минуту вернулись к этому: «Кто? Кто это был?» – При воспоминании его глаза задорно заблестели. – Ох! Но я выстоял. Я сказал, что им не вытянуть из меня его имя, даже если сам Господь пригрозит мне ударом молнии. Так нельзя поступать, сказал я. Это противоречит всем кодексам офицера и джентльмена. Так мы ходили кругами, пока один из них, доведенный до крайности, не выпалил: «Это Марквиз?» На лице По появилась свирепая улыбка. Он был доволен собой, в этом нет сомнений, и кто стал бы осуждать его? Не каждый день салаге удается одержать верх над старшекурсниками. – Et alors[69], мистер Лэндор! Благодаря моей маленькой хитрости и их эмоциональной неискушенности в нашем распоряжении теперь есть имя. – И это все, что вы смогли получить? Только имя? – На большее они не отважились. Парень, который проговорился, тут же заткнулся. – Все равно не понимаю. Почему они упомянули доктора Марквиза, когда вы утверждали, что это кадет? – Не доктора Марквиза, а Артемуса Марквиза. – Артемуса? Его улыбка стала шире, открыв на обозрение идеальные белые зубы. – Единственного сына доктора Марквиза, – сказал он. – Кадета первого класса. И, по слухам, любителя черной магии. Повествование Гаса Лэндора 15 С 7 ноября по 11 ноября И с этого момента у По появилась новая миссия. Ему предстояло найти способ сблизиться с Артемусом Марквизом, выяснить как можно больше и докладывать мне через определенные промежутки времени. Однако здесь, перед началом нового приключения, мой молодой шпик побледнел. – Мистер Лэндор, со всем моим уважением, но это невозможно. – Почему? – Да, не отрицаю, я… я являюсь довольно известной личностью в местных масштабах, только у меня нет оснований считать, что мистер Марквиз знает о моем существовании. Хоть мы и маршируем в одной роте, мы с ним не знакомы, а у меня, как у cалаги, мало ресурсов для любого рода сближения. Нет-нет, заверил он меня, так не пойдет. Вытянуть имя из члена молитвенного отряда – это одно; а вот втираться с доверие кадету первого класса – совсем другое. – Уверен, вы найдете способ, – сказал я. – Вы можете быть очень обаятельным, когда беретесь за дело. – Но что мне искать, конкретно? – Боюсь, мистер По, пока не знаю. Мне кажется, первая задача – завоевать доверие мистера Марквиза. Когда вы добьетесь этого, вам придется держать глаза и уши открытыми. Он продолжал отнекиваться, и тогда я положил руку на его плечо и сказал: – Мистер По, если кто и способен на такое, так только вы. Признаться, я действительно в это верил. А иначе разве допустил бы, чтобы от него целую неделю не было вестей? Правда, к вечеру четверга меня стало посещать отчаяние. Я уже начал разрабатывать свою защиту перед Хичкоком, когда услышал стук в дверь номера. Я открыл дверь, но коридор оказался пуст. На полу меня ждал пакет из простой коричневой бумаги. Чего я ожидал? Отрывочных разведданных, кратких сводок. Но, конечно, По соорудил целый манускрипт. Великое множество страниц! Одному Господу известно, как он нашел время, чтобы все это написать. Все знают, какой строгий начальник Тайер: подъем на рассвете, утренние учения, трапезы, занятия, учебные сборы, построения, отбой в девять тридцать. У кадетов остается не более семи часов на сон. Глядя на отчет По за неделю, я бы сказал, что спал он меньше своих обычных четырех. Я прочитал его на одном дыхании. И он доставил мне огромное удовольствие, отчасти потому, что, как все повествования, рассказывал немало о самом авторе; немало такого, чего сам автор не желал бы поведать. Отчет Эдгара А. По Огастесу Лэндору 11 ноября Далее следует краткая история моего расследования, проведенного до настоящей даты. Я предпринял все меры, чтобы быть как можно ближе к фактам – точность, мистер Лэндор! – и исключить лирические отступления, которые могут стать для вас раздражающим фактором. Если буду грешить фантазированием, нижайше прошу простить меня, ведь это не просто право Поэта, а его рефлекс, и нельзя вырвать из души призвание. Думаю, удивлю вас, поведав, какие почти непреодолимые испытания встали на моем пути, когда я пытался сблизиться с Артемусом Марквизом. Так вот, бóльшую часть воскресного вечера и утро понедельника я потратил на обдумывание проблемы. В конечном итоге придя к определенном выводу, а именно, что, добиваясь внимания молодого Марквиза, я буду вынужден выставить себя на публичное обозрение таким образом, каковой свяжет меня с его самыми глубокими и – пожалуй, не ошибусь – самыми темными симпатиями. В связи с этим в понедельник, как только закончилась утренняя перекличка, я без промедления отправился в госпиталь, где предстал перед доктором Марквизом. Добрый джентльмен спросил, что меня беспокоит. Я ответил, что меня сильно подташнивает. – Дурнота, что ли? – воскликнул доктор Марквиз. – Позвольте пощупать ваш пульс. Очень частый… Итак, мистер По, сегодня никуда не выходите и лечитесь. Сестра даст вам порошок. А завтра вернетесь в строй; будете выполнять упражнения и вести энергичный образ жизни. Это поможет. Вооруженный лекарством и справкой об освобождении, я далее предстал перед сержантом Джозефом Локком, который в тандеме со своими командирами проводил построение на завтрак. Я сразу заметил в рядах мистера Артемуса Марквиза. Несколько слов, мистер Лэндор, о его внешности. Ростом примерно пять футов и десять дюймов[70], стройный, с хорошей фигурой, с карими глазами и каштановыми волосами, вьющимися так сильно, что цирюльникам академии очень трудно их укротить. Имея все привилегии кадета последнего курса, он даже начал отращивать усы, которые подстригает с большой тщательностью. Такое впечатление, будто у него на губах, довольно пухлых, постоянно играет улыбка. Полагаю, он считается красавцем, и более впечатлительная душа наверняка предположила бы, что в его красоте возродился сам Байрон. После прочтения справки доктора Локк сурово нахмурился. Сознавая, что завладел вниманием аудитории – и, в частности, молодого Марквиза, – я воспользовался оказией объявить, что, в дополнение к дурноте, меня сразила еще более страшная болезнь: приступ grand ennui[71]. – Grand ennui? – раздраженно воскликнул лейтенант. – Ярко выраженного характера, – сказал я. На это самые проницательные кадеты захихикали. Другие, однако, расстроенные задержкой, начали недвусмысленно выражать свое недовольство. – Что это за зверюга? Эй, гони ее прочь, Папаша! (С крайним сожалением я вынужден дать пояснения к прозвучавшему прозвищу. По сравнению с моими однокурсниками я выгляжу значительно старше – в чем нет ничего удивительного, потому что лет мне больше, чем им. Мой сосед по комнате, мистер Гибсон, для сравнения, выглядит лет на пятнадцать. Ходили непристойные слухи, что изначально в академию был зачислен мой сын, а потом зачисление перешло на меня в связи с предполагаемой безвременной смертью юноши.) Идиотские выходки были прекращены адъютантом кадетов, и я с радостью сообщаю, что большинство парней из моей роты взирали на происходящее без комментариев. Одним из них был Артемус Марквиз. Тем временем Локк продолжал распаляться. Хотя я предпринял все меры, чтобы убедить его в том, что состояние моего здоровья внушает серьезные опасения, он отмел мои доводы и предупредил, чтобы я следил за собой, иначе он будет вынужден писать рапорт. Заявив о своей невиновности, я сказал, что он сам может спросить у доктора, если хочет. Произнося эти слова, мистер Лэндор, я совершил крайне рискованный поступок. Взглядом нашел в толпе Артемуса Марквиза и незаметно, но вполне красноречиво подмигнул ему. Если б Марквиз был более благочестиво настроен по отношению к отцу, он, вероятно, глубоко оскорбился бы и, следовательно, сразу лишил бы меня надежды на сближение. Вы спросите меня, почему я счел целесообразным подвергнуть себя такой опасности? Я, видите ли, уже давно пришел к выводу, что человек, радостно отвергающий религиозную традиционность, с такой же готовностью отвергает и семейную. Признаю, у меня не было заведомых доводов, однако мои предположения вскоре подтвердились веселой гримасой на лице молодого человека. Я услышал, как он сказал: – Это правда, лейтенант. Отец говорил мне, что никогда такого не видел. Мой восторг по поводу такого поворота событий подтолкнул меня к новым действиям. Сержант Локк уже поворачивался к Артемусу, намереваясь отчитать его за дерзость, и я громко, чтобы все слышали, заявил, что приступы моей болезни сильнее всего проявляются во время богослужения. – Боюсь, придется пропустить службы, – многозначительно произнес я. – Как минимум три последующих воскресенья. Я увидел, как рука Артемуса метнулась ко рту – чтобы скрыть то ли смех, то ли потрясение, не могу сказать. Сержант же Локк накинулся на меня с еще большим рвением. Противоестественно низким голосом он обвинил меня в «неподобающей наглости» и выразил мнение, что один или два дополнительных наряда в караул поспособствуют моему «излечению». Полистав свой вездесущий блокнот, он вознаградил меня тремя штрафными баллами и добавил четвертый за плохо начищенные сапоги. (Мистер Лэндор, я вынужден прервать повествование и слезно молить вас о том, чтобы вы поговорили с капитаном Хичкоком. Я никогда не пошел бы на столь наглые нарушения, если б не ставил во главу угла дело, порученное академией. Штрафные баллы меня волнуют не сильно, а вот дежурство в карауле стало бы огромной обузой для нашего расследования – да и для моего здоровья тоже.)