Кадет плюхнулся прямо на пол, и в свете свечи мне было видно, как он снизу вверх выжидательно смотрит на меня. – В чем дело, мистер По? – Жду, когда вы прочтете. – Как, сейчас? – Естественно. Он так и не спросил, что за документ, над которым я работаю. Вероятно, решил, что просто коротаю время в ожидании его доклада. Может, так оно и было… – Что ж, – сказал я, забирая у него пакет, вскрывая его и раскладывая листки на коленях. – Кажется, он не такой длинный, как предыдущий. – Наверное, так, – согласился По. – Могу ли я вас чем-нибудь угостить? Не желаете ли глотнуть чего-нибудь, если… – Нет, спасибо. Просто подожду. И он ждал. Сидел на холодном полу и наблюдал, как каждое слово поднимается с бумаги к моим глазам. И когда бы я ни косился в его сторону, он всегда оставался в одной и той же позе, наблюдая… Доклад Эдгара А. По Огастесу Лэндору 17 ноября Моя предыдущая встреча с мисс Марквиз была настолько безрезультатной, что я задался вопросом: а следует ли пытаться снова? Она все еще оставалась для меня совершенно чужой – и в то же время перспектива быть навсегда разделенным с ней доставляла мне множество страданий, поэтому я с тяжелым сердцем впрягся в сизифов труд по математике и французскому. До чего же стерильными показались мне плутовские ужимки Лесажа и полеты логики Архимеда и Пифагора! Я слышал, что люди, лишенные света и пищи, могут проспать более трех полных дней и думать, будто сон их был кратким. С какой радостью я бы с ними поменялся! Встречая начало каждого дня, я осознавал, что впереди лежит бесконечная их череда. Секунды тянулись как минуты, минуты – как часы. А часы? Разве не как эпохи? Наступал ужин, а я все еще был жив. Но ради чего? Энергия ума оставалась в бездействии; мой путь омрачали тени глубочайшей Меланхолии. В среду вечером, когда я слышал бой барабанов, отсылавший всех кадетов в царство сна, испугался, что невыносимый мрак, охвативший мой дух, преуспеет в том, чтобы поглотить меня всего и оставить лишь постельное белье и оружие, висящее – в полном одиночестве! – на стене над моей головой. Потом пришли рассвет и барабанный бой подъема. Стряхнув с себя тончайшую паутину сна, я обнаружил, что один из моих соседей, мистер Гибсон, стоит у моего тюфяка с радостным, как у рептилии, выражением на лице. – Тебе письмо! – заорал он. – А почерк женский! И правда, в его руке был листок с моим именем. И да, почерк отличали изящные арабески и завитушки, которые повсеместно ассоциируются со слабым полом. Однако я не осмеливался предполагать, что рука может принадлежать ей – хотя сердце громко кричало в холодный воздух: «Это Она! Она!» «Дорогой мистер По! Вы не могли бы оказать мне любезность и встретиться сегодня утром? Надеюсь, Вы найдете для этого свободное время между завтраком и первым занятием. Если да и если у Вас возникнет желание благожелательно откликнуться на мою просьбу, буду ждать Вас у форта Патнем. Обещаю, что не задержу надолго. Ваша Л. А. М.» Я спрашиваю вас, мистер Лэндор, кто смог бы устоять против такого призыва? Мягкая настойчивость слов, неявная элегантность стиля, едва ощутимый аромат от бумаги… Господин Время, чье настроение бесконечно изменчиво, счел необходимым сделать так, чтобы оставшиеся часы пролетели быстро, как греза. Выйдя из убогих пределов столовой, я молча отделился от своих серых собратьев и, не раздумывая, устремился к высоте Независимости. Наконец-то в одиночестве. В одиночестве – и да, счастлив, ведь я не сомневался в том, что она только что прошла по этой извилистой лесной тропе! Поэтому мне не составляло труда шагать по мягкому пружинящему мху, перебираться через камни, карабкаться на разрушенные крепостные валы древней крепости, которая стала прибежищем для майора Андре в последние дни его пребывания на земле, – ведь здесь ступал ее башмачок! Пройдя через затянутую вьющимися растениями арку каземата, я увидел за зарослями кедрового молодняка на широкой гранитной площадке фигуру мисс Леи Марквиз. Она повернула голову, когда я приблизился, и на ее лице появилась самая непринужденная и самая доброжелательная улыбка. Та досада, что изменила ее облик во время нашей последней встречи, была полностью вытеснена душевным огнем и благоволением, что проявили себя во время нашего знакомства. – Мистер По, – сказала она, – я рада, что вы пришли. Легким и грациозным жестом Лея предложила мне сесть рядом, что я с готовностью и сделал. Потом она сообщила мне, что цель ее решения устроить сегодняшнюю встречу состояла в том, чтобы поблагодарить меня за заботу о ней в час испытаний. Хотя я не помню в своем поведении никакого особого рыцарства, однако мое проявление caritas[96] в виде решения проводить ее до дома, как я вскоре выяснил, было щедро вознаграждено. Узнав, что из-за нее я пропустил вечернее построение (о чем было доложено трехголовым псом Локком), мисс Марквиз бросилась к своему отцу и заверила его в том, что без моего добросердечного вмешательства она попала бы в беду. В общем, как только почтенный доктор Марквиз услышал эту весть от единственной и обожаемой дочери, он без промедления стал ходатайствовать за меня перед капитанам Хичкоком и изложил ему всю историю моего великодушия. Командующий, надо отдать ему должное, не только снял с меня взыскание, но и освободил меня от дополнительного наряда в карауле, назначенного Локком, и в заключение объявил, что мой поступок сделал бы честь любому офицеру армии Соединенных Штатов. Однако любезный доктор Марквиз одним ходатайством не ограничился. Он намекнул, что будет рад шансу выразить благодарность лично и что не может найти для этого лучший способ, чем снова принять меня у себя дома в качестве гостя в какой-нибудь день в ближайшем будущем. Представляете, мистер Лэндор, какой поворот судьбы! Я уже не надеялся снова свидеться с мисс Марквиз – и тут получаю еще один шанс насладиться ее обществом под благожелательным оком тех, кто дорожит ею… Я собирался сказать «больше, чем я»… но не смог. * * * Как я уже сказал, воздух в ранний час был прохладным, но мисс Марквиз, одетая в накидку с капюшоном, ничем не показывала, что ее это тяготит. Она искренне восхищалась видами, что лежали перед нами: надменным Булл-Хиллом, и старым Кро-Нест, и зубчатым хребтом Брикнек. – Ах, – воскликнула она, – как голо, правда? Насколько здесь красивее в марте, когда знаешь, что все вот-вот оживет… Я на это возразил, что, по моему мнению, здешние горы предстают во всей своей красе только тогда, когда опадут все листья, потому что тогда их достоинства не скрыты летней зеленью и зимними снегами. Растительность, сказал я, не улучшает, а затмевает изначальный замысел Господа. Кажется, мистер Лэндор, я удивил ее, и, кажется, сильнее, чем если бы намеренно пытался вызвать удивление. – Все ясно, – сказал она. – Романтик. – А потом, широко улыбнувшись, добавила: – А вам, мистер По, действительно нравится говорить о Боге. Я заметил, что не могу представить более уместной сущности при обсуждении вопросов происхождения человека и природы, и поинтересовался, знает ли она более подходящий авторитет. – О, – сказал она. – Все это так… Ее голос стих, и она плавно взмахнула рукой, как бы отправляя тему плыть по ветру. За наше слишком короткое знакомство я еще не сталкивался с тем, чтобы у нее было смутное представление о каком-то предмете, не дающее подхватить нить обсуждения. Не желая, однако, пробуждать в ней подозрения более настойчивыми расспросами, я оставил эту тему и ограничился тем, что стал любоваться вышеназванным видом… ловить на себе косые мимолетные взгляды моей спутницы и, признаюсь честно, самому поглядывать на нее. До чего же прекрасной казалась она мне в тот момент! Мягкий зеленый цвет ее шляпки, пышная, приподнимаемая ветром юбка. Плавные очертания рукавов, из-под которых выглядывали белоснежные изящные пальчики. А какой аромат, мистер Лэндор! Тот же самый, что исходил от листка бумаги, – земной, сладкий, с легкой остротой. Чем дольше мы сидели, тем глубже он проникал в мою душу, пока, почти доведенный до безумия, я не спросил у нее, не будет ли она так любезна назвать его мне. Розовая вода? Цветочная пудра? Ароматическое масло? – Ничего такого уж модного, – сказала она. – Всего лишь корень ириса. Эти сведения так ошеломили меня, что заставили замолчать. Несколько минут я не мог вернуть себе дар речи. Наконец, обеспокоившись моим состоянием, мисс Марквиз захотела узнать, в чем дело. – Должен попросить у вас прощения, – сказал я. – Корень ириса – любимый аромат моей матери. Он долго оставался на ее одежде уже после ее смерти. Я лишь упомянул об этом; в мои намерения не входило более детально рассказывать о своей матери. Однако я не рассчитывал, что мисс Марквиз проявит такое сильное любопытство. Она тут же вывела меня на этот предмет и с успехом вытянула все подробности. Я рассказал ей о национальной славе моей матери, о многочисленных доказательствах ее таланта, о ее радостной и унизительной преданности мужу и детям… и о трагической и безвременной кончине в огненной бездне Э-ского театра, на чьей сцене она достигла актерского триумфа. Мой голос дрожал, когда я описывал некоторые события, и сомневаюсь, что у меня хватило бы сил продолжать свое повествование, если б я с восторгом не обнаружил в мисс Марквиз полного эмпатии слушателя. Я рассказал ей все, мистер Лэндор, – во всяком случае, все то, что удалось изложить за десять минут. Рассказал о мистере Аллане, который, проникнувшись моим состоянием сиротства, взял на себя труд сделать меня своим наследником и воспитать тем самым Джентльменом, каким хотела видеть меня мать. Рассказал о его жене, недавно скончавшейся миссис Аллан, ставшей мне второй матерью. Рассказал о годах, проведенных в Англии, о странствиях по Европе, о службе в артиллерии; более того, о своих мыслях, мечтах, фантазиях. Мисс Марквиз выслушала все – и хорошее, и плохое – с почти жреческой невозмутимостью. В ее лице я нашел материализовавшийся принцип Теренция: «Homo sum, humani nihil a me alienum puto»[97]. И в самом деле, ее дух всепрощения придал мне такой смелости, что я счел возможным признаться: моя мать сохраняет сверхъестественное присутствие в моих снах и бодрствовании. Это не воспоминания в мозге, оставленные ею, заверил я мисс Марквиз, а именно постоянное присутствие в качестве духовного воспоминания. Услышав это, мисс Марквиз внимательнейшим образом посмотрела на меня. – Вы имеете в виду, что она разговаривает с вами? И что она говорит? Впервые за это утро я отказался отвечать. Как же мне хотелось, мистер Лэндор, поведать ей о том таинственном поэтическом отрывке – но я не мог… А она не стала требовать ответа. Задав вопрос, отринула его быстро и решительно, проговорив: – Они же никогда не покидают нас, правда? Те, кто уходят до нас. Хотелось бы знать почему. И я сбивчиво заговорил о теориях, которые выдвинул по этому самому вопросу. – Временами, – сказал я, – я верю, что мертвые преследуют нас, потому что мы слишком мало любим их. Мы забываем их, понимаете; ненамеренно, но забываем. Наши скорбь и сожаление стихают со временем, и в этот период, сколько бы тот ни длился, они чувствуют себя покинутыми. И тогда начинают требовать нашего внимания. Они хотят вернуться в наши сердца. Чтобы не умирать дважды… А бывают другие времена, – продолжал я, – когда мне кажется, что мы любим их слишком сильно. И, как следствие, они лишаются свободы уйти, потому что мы несем их, наших любимых, внутри нашего сердца. Они не умирают, не замолкают, не упокоиваются. – Призраки, – сказала Лея, пристально глядя на меня. – Да, думаю, так. И как просить их вернуться, если они никогда не уходили? Она вдруг прикрыла рот рукой – зачем, я смог понять, только когда услышал веселый смешок. – Как же так получается, мистер По, что я предпочла бы провести с вами целый час в… – она опять рассмеялась, – в рассуждениях на самые мрачные темы, чем потратить минутку на разговоры о нарядах, безделушках и прочих вещах, что делают людей счастливыми? Одинокий луч озарил подножие горы, на которую мы взирали. Однако на мисс Марквиз впечатления это не произвело; подняв щепочку, она принялась чертить невидимые фигуры на граните. – На днях, – нарушила она молчание, – на кладбище… – Нам не обязаптельно говорить об этом, мисс Марквиз… – Но я хочу. Хочу рассказать вам… – Да? – Как велика моя благодарность. За то, что у меня открылись глаза и я увидела вас. – Она покосилась на меня и отвела взгляд. – Я заглянула в ваше лицо, мистер По, и нашла там то, чего не ожидала. Не ожидала найти и за тысячу лет.