– Нет, – произнес он. – Нет. Они клялись мне, что мистер Фрай уже был мертв. Они клялись, что не отнимали человеческую жизнь. Никогда. – И вы, конечно, поверили… Впрочем, вы поверили и в то, что человек может восстать из мертвых и беседовать с вашей дочерью. – А какой у меня был выбор… – Какой выбор? – закричал я, ударяя кулаком по спинке кресла. – Уж у вас-то! Врача, человека науки! Как вы могли поверить в такое безумие? – Просто я… Он спрятал лицо в ладонях. Из его горла вырвался высокий, почти женский стон. – Не слышу вас, доктор, – сказал я. Он поднял голову и закричал: – Все потому, что я сам не мог спасти ее! Затем смахнул слезы с глаз, подавил всхлип и воздел руки в молчаливой мольбе. – Мое искусство, мистер Лэндор, оказалось бесполезным. Как я мог возражать против ее поисков средства, которое помогло бы ей излечиться? – Средства? – Именно это он и пообещал ей. Если она сделает то, что он просит. Она сделала, и ей стало лучше. Никто не станет этого отрицать. Припадки стали уже не такими частыми и сильными. Ей действительно стало лучше! Я привалился к книжному шкафу, внезапно ощутив усталость. Безмерную усталость. – Если здоровье стало улучшаться, зачем ей понадобилось человеческое сердце? – О, ей самой оно вовсе не было нужно. Но он сказал, что это единственный способ освободиться. Раз и навсегда. – От чего? – От проклятья. От дара. И ведь она избавилась, разве вы не видите? Она хотела опять стать цельной, хотела жить, как другие женщины. Хотела любить. – И для этого ей было достаточно принести в жертву… чей-то орган? – Не знаю! Я запретил Лее и Артемусу что-либо рассказывать мне о том, чем они занимаются. Только так я мог… так я мог хранить молчание. Он обхватил себя руками и уронил голову. О да, иногда бывает трудно наблюдать человеческую слабость. Которой, по моему опыту, в большинстве случаев оборачивается моральный распад. Слабостью. Прячущейся за силой. – Итак, доктор, ваша проблема в том, что ваши дети продолжают втягивать других людей в свою миниатюрную дьявольскую академию. – Они клялись, что не несут ответственности за… – Я говорю не о Фрае, – сказал я. – Не о Боллинджере или Стоддарде. Я говорю о том, кто все еще с нами. Может, вы не знаете, что ваша дочь обручилась с мистером По и собирается за него замуж? – С мистером По? – вскричал доктор. Его изумление слишком естественно нарастало для наигранного. Он не мог уяснить весь смысл, поэтому пытался осознать его частями, и каждая новая часть действовала на него, как икота, сотрясала с головы до ног. – Но мистер По был здесь, – запинаясь, сказал он. – Сегодня вечером. И никто ни слова не проронил о помолвке. – По был здесь? – Да! Мы мило побеседовали, затем он и Артемус перешли в гостиную, чтобы выпить чего-нибудь. О, я знаю, это против правил, – сказал он, открывая в улыбке крепкие зубы, – но считаю, что капелька алкоголя, принимаемая изредка, никому не повредит. – Артемус тоже был здесь? – Да, это была… это была настоящая вечеринка. – А когда По ушел? – Не знаю… Едва ли поздно – ему же нужно было в казарму, как и Артемусу. Я часто гадаю, повернулось бы все по-другому, если б я с самого начала был повнимательнее. Если б, скажем, додумался расспросить о семейном портрете сразу, как только увидел его. Или если б сообразил, насколько серьезно положение Леи Марквиз, когда мне только о нем сообщили. Или если б сразу распознал то, что увидел, когда в тот вечер вошел в дом Марквизов. Нет, я потратил более получаса, чтобы понять, что это такое, а как только понял, наклонился к доктору Марквизу и с упреком – хотя упрекать надо было меня – прошипел, глядя ему в лицо: – Скажите, доктор, если По ушел из вашего дома, почему его шинель висит в передней? * * * Единственный предмет одежды, что все еще висел на вешалке. Шинель из черной шерсти, стандартный элемент обмундирования, если не считать… – Если не считать прорехи, – сказал я, беря шинель. – Видите, доктор? Ткань разорвана почти по всей длине плеча. Вероятно, результат того, что человек часто крался через дровяной склад. Доктор уставился на нее. Его губы шевельнулись и замерли. – Я уяснил одну вещь, доктор: кадеты никогда не выходят без шинели. Нет ничего хуже, чем зимним утром выйти на построение без верхней одежды, не так ли? Я повесил шинель на вешалку. Несколько раз резко провел по ней ладонью. И спросил как можно небрежнее: – Если мистер По не уходил, куда он делся? В его глазах что-то промелькнуло. Крохотная искорка. – В чем дело, доктор? – Они… – Доктор обернулся, пытаясь сориентироваться. – Они вытаскивали сундук. – Сундук? – Сказали, что со старой одеждой. Выбрасывали старую одежду. – Кто именно? – Артемус. А Лея помогала. У них были заняты руки, поэтому я сам открыл им дверь. И они… – Он открыл дверь, шагнул на крыльцо и вгляделся во мрак, словно ожидал увидеть их там. – Я не… Доктор повернулся ко мне, наши взгляды встретились, и он побелел. И зажал руками уши. Точно так же он сделал, когда был в саду Костюшко со своей женой. Жест человека, который хочет отгородиться от всего. Я схватил его за руки. Оторвал их от ушей и опустил. – Куда они его понесли? – спросил я. Он сопротивлялся. Сопротивлялся так, будто был сильнее меня. – Едва ли далеко, – сказал я, стараясь говорить спокойным тоном. – Едва ли они смогли бы унести сундук далеко. Наверняка он где-то рядом. – Я не… – Где? Я намеревался выкрикнуть свой вопрос прямо ему в ухо, но что-то надломило мой голос, он стих до шепота. Однако крик все равно получился, так как доктор отпрянул под его натиском. Он закрыл глаза, и слова, как капли, стекли с его губ. – В леднике. Повествование Гаса Лэндора 37