Все было сделано за пять секунд – Артемус хорошо набил руку, – однако боль от надреза что-то разбередила в теле По. Вернула к жизни его ноги и плечи. Он пробормотал: – Лея. Его веки медленно поднялись, и взгляд ореховых глаз замер на красной струйке, через которую По истекал в лоток. – Странно, – проговорил он. Хотел было встать, но силы уже покинули его. Мне показалось, что я даже услышал, как они утекают, словно дождевая вода через дырку в крыше… И всякий раз, когда поток крови иссякал, Артемус затягивал жгут. «Он умрет», – подумал я. По приподнялся на локте. Он сказал: – Лея. И повторил ее имя. Произнес его настойчивее – ведь ему все же удалось найти ее взглядом. Несмотря на ослепляющий свет факелов и свечей, несмотря на скрывающее ее облачение. А она… она уже была рядом с ним. Опустилась на колени; волосы рассыпались по плечам, на лице появилась похожая на грезу улыбка. Улыбка, которая должна была бы стать благословением, но которая подействовала на него, как самое ужасное горе. Он попытался отпрянуть – не получилось; попытался встать, но сил опять не хватило. А кровь – Артемус действительно сделал надрез в правильном месте – продолжала мерно вытекать… Лея погладила его по взъерошенным волосам – жест искренней привязанности, – нежно провела длинными пальцами по его подбородку. – Это не затянется надолго. – Что? – всполошился он. – Я не… Что? – Шшшшшшшшш. – Она приложила палец к его губам. – Еще несколько минут, и все закончится, и я буду свободна, Эдгар. – Свободна? – слабым эхом откликнулся он. – Стать твоей женой! Что может быть лучше? – Рассмеявшись, она подергала себя за рясу. – Только сначала мне придется избавиться вот от этого! По таращился на нее, как будто она с каждым словом меняла очертания. Затем он понял руку, указал на стеклянную трубочку и детским голос сказал: – Лея, но это… Что это? Я был близок к тому, чтобы ответить ему. О да, мне очень хотелось, чтобы мой голос разнесся до самых отдаленных уголков этого холодного подземелья. Мне хотелось закричать так, чтобы услышали даже летучие мыши: «По, ты разве еще не понял?! Им же нужен девственник!» Повествование Гаса Лэндора 38 Сказать по правде, до меня это дошло только сейчас. Я вспомнил странные высказывания Артемуса на темной лестничной клетке: «Подозреваю, ты пока еще не отдавался? Женщине». Я повторял эти слова целыми днями, ожидая озарения, и озарение пришло, и я понял, что Артемус задал этот вопрос не из примитивного любопытства, а по поручению другой стороны: Анри Ле Клерка. Который, как и любой хороший колдун, требовал для столь грандиозной церемонии кровь только лучшего качества. – Выслушай меня, – сказала Лея, беря По за подбородок и поворачивая его лицо к себе. – Это должно случиться, понимаешь? Его голова мотнулась вверх-вниз. То ли он сам кивнул, то ли тут приложила руку Лея, не знаю, но кивок присутствовал. А потом По наблюдал, как она обхватила ладонями лоток с его кровью. Он уже был почти полон, и она с величайшей осторожностью, как миску с горячим супом, понесла его к каменному алтарю. Затем, обернувшись, встретилась взглядом с остальными участниками. Подняла лоток над головой… и спокойно перевернула его. Кровь вылилась ей на голову и ручейками потекла по лицу. Честное слово, Читатель, выглядела она комично, как будто надела на голову абажур с бахромой, однако эта бахрома прилипла к ней, словно грех, и она смотрела сквозь завесу крови и произносила слова, которые, как ни ужасно, звучали по-английски. Четко и ясно. – Великий отец. Освободи меня от моего дара. О милостивейший из отцов, освободи меня. Лея наклонилась над алтарем… пошарила в маленькой нише в каменной стене и достала деревянную коробочку. Думаю, то была коробка из-под сигар – вероятно, одна из тех, что использовал ее отец. Лея открыла ее и замерла, глядя в нее, а затем – как хороший учитель – протянула своим соучастникам, чтобы те тоже заглянули. Каким же маленьким оно было, уложенное в эту коробочку! Не больше кулака, как сказал доктор Марквиз. Едва ли стоящим всех этих хлопот. Но оно было началом всего, это сердце. И станет концом. Изо рта Леи лился яркий поток… Я бы назвал это проклятиями. Она опять говорила на своем странном языке, но страстное произнесение согласных, жестокий привкус всех звуков наделяли ее слова глубочайшей непристойностью. Затем голос угас, и в пещере воцарилась тишина. Лея подняла сердце к потолку. И тогда я понял, что мы находимся на грани чего-то. Понял, что больше ждать нельзя. Если собираюсь спасти По, я должен действовать, причем немедленно. Как ни странно, не опасность заставила меня промедлить, а курьезное чувство гордости. Я не желал становиться еще одним актером в театральном представлении Марквизов. Актером, который даже не знает своей роли и имеет лишь смутное представление о сюжете… Однако кое-что мне удалось разглядеть: в этой семейной цепочке было одно слабое звено. И если я быстро воспользуюсь им и при этом сохраню здравость рассудка, тогда, вероятно, получится выпутаться из этой ситуации, перенести По в безопасное место… и выжить. Ох, я никогда не ощущал себя таким старым, как в тот момент, когда прятался в коридоре. Если б я нашел кого-нибудь, кто готов сделать все за меня, я не задумываясь втолкнул бы его в пещеру. Но рядом никого не было, а Лея Марквиз уже поднимала голову вверх, словно собиралась сложить белье на верхнюю полку, и одного этого движения – и всего, что оно предвещало – было достаточно, чтобы побудить меня к действию. Я сделал три больших шага и оказался в пещере. Жар от факелов опалил лицо. Я ждал, когда они увидят меня. Как выяснилось, ждать долго не пришлось. Через пять секунд миссис Марквиз повернула скрытую капюшоном голову. За ней повернулись и двое ее детей. Даже По, одурманенный, лишенный жизненных сил, которые вытекали из него медленным красным потоком, даже он смог чуть повернуть голову в мою сторону и прошептать: – Лэндор… Жар факелов не шел ни в какое сравнение с жаром взглядов, прожигавших меня насквозь. В них стоял единственный настойчивый вопрос. И я был вынужден отвечать на него. Ничто не продолжится, пока я этого не сделаю. – Добрый вечер, – сказал я. А потом, посмотрев на карманные часы: – Простите, доброе утро. Я старался говорить как можно более беспечно. Но все равно то был голос чужака – человека, которого не приглашали, – и Лея Марквиз вздрогнула при его звуке. Она поставила сигарную коробку на пол, шагнула ко мне и протянула руки в жесте, который сначала можно было принять за приветственный и который мгновенно превратился в вызывающий. – Вам здесь не место, – сказала она. Но я проигнорировал ее, уже повернувшись к стоящей рядом женщине; даже капюшон не скрывал дрожания ее губ. – Миссис Марквиз, – нежно сказал я. От звука ее имени в ней произошла разительная перемена. Она откинула капюшон. Она даже – ах, Читатель, представляешь, не смогла справиться с собой! – улыбнулась мне! И сразу стала выглядеть так же, как у себя дома, на Учительской улице, за карточным столом. – Миссис Марквиз, – сказал я, – прошу, ответьте мне, кого из своих детей вам хотелось бы спасти от петли? Ее глаза потемнели; кокетливое выражение на лице уступило место озадаченному. Она наверняка думала: «Нет, я, наверное, ослышалась». – Не надо, мама! – закричал Артемус. – Он блефует, – сказала Лея. А я продолжал игнорировать их. Сосредоточил все свое внимание, все свои усилия на их матери. – Боюсь, миссис Марквиз, ситуация безвыходная. Дело в том, что кто-то должен оказаться на виселице. Вы же сами это понимаете, не так ли? Ее взгляд заметался. Рот приоткрылся. – Никто не имеет права убивать кадетов и безнаказанно вскрывать их тела, да, миссис Марквиз? По меньшей мере, это создает отвратительный прецедент. Улыбка полностью сползла с ее лица, а без нее оно стало голым. В нем не было ни следа надежды, ни радости. – Не ваше дело! – закричала Лея. – Это наше святилище. – Миссис Марквиз, – сказал я, разводя руками, – мне очень неприятно возражать вашей дочери, но я считаю, что маленькое сердечко – то, что было у нее в руках, – так вот, я считаю, что оно как раз мое дело. – Я постучал пальцем по губам. – И дело академии. Я сдвинулся с места. Медленно, шаг за шагом… без четкой цели… без какого-либо страха. Меня вел звук – кап, кап… Кровь По падала на каменный пол. – И дело это печальное, – сказал я. – Очень печальное дело, миссис Марквиз. Особенно для вашего сына, перед которым открывалась такая блистательная карьера. Но сами видите, у нас тут человеческое сердце, которое, по всей вероятности, принадлежало одному кадету. У нас тут молодой человек, которого обманом заманили и похитили… и который, если говорить по справедливости, подвергся насилию. Ведь так, мистер По? Его лицо ничего не выражало, как будто я говорил о ком-то другом. Дыхание – я слышал его – было поверхностным и медленным… – Так что, миссис Марквиз, – сказал я, – учитывая все обстоятельства, я оказываюсь перед очень скудным выбором. Надеюсь, вы и сами это понимаете. – Вы забыли кое-что, – сказал Артемус, и у него на скулах заиграли желваки. – Мы превосходим вас числом. – Разве? – Я шагнул к нему и склонил голову набок, как воробей, но мой взгляд не отрывался от его матери. – Миссис Марквиз, как вы думаете, ваш сын и в самом деле собирается убить меня? Вдобавок к тем, кого он уже убил? И вы поддержали бы его? Она была занята тем, что приглаживала свои вьющиеся локоны – слабое эхо той кокетки, которой она всегда была. А когда заговорила, ее голос был мягким и умиротворяющим, как будто она забыла записать кого-то в свою бальную карточку. – Только не надо, – сказала миссис Марквиз, – никто никого не убивал. Они говорили мне, они заверили меня, что никаких…