– Молчи, – прошипел Артемус. – Нет, продолжайте, – сказал я. – Прошу вас, продолжайте, миссис Марквиз. Я настаиваю. Потому что мне нужно понять, кого из ваших детей предстоит спасать. У нее это получилось рефлекторно: она сначала посмотрела на одного, потом на другого – как бы взвешивая, – а потом не смогла справиться с ужасом содеянного – этого взвешивания. Схватилась рукой за горло и, запинаясь, произнесла: – Я не… я не понимаю зачем… – О да, это очень трудное дело, правда? Если вы беспокоитесь о судьбе Артемуса и хотите, чтобы он сохранил статус кадета, тогда, возможно, стоит сделать зачинщицей его сестру. А он, так сказать, стал жертвой обмана. Во многом, как и вы, миссис Марквиз. Если выдвинуть достаточно веские обвинения против Леи, Артемус ограничится, гм, несколькими днями на гауптвахте, но останется в академии и весной получит звание и назначение. И все будет здорово! – Я хлопнул в ладоши. – Дело против Леи Марквиз. Начнем с пропавших сердец. Спросим себя: кому могло понадобиться человеческое сердце? Ну кому же еще: вашей дочери, естественно! Чтобы угодить обожаемому предку… и излечиться от болезни. – Нет, – сказала миссис Марквиз. – Лея не стала бы… – О да. Ей нужны сердца, и она знает, что у брата… не хватает духу. Поэтому вербует его ближайшего друга мистера Боллинджера. И ночью двадцать пятого октября отправляет мистеру Фраю записку, чтобы выманить его из казармы. Представляете, в каком он был восторге! Тайное свидание с красавицей. Он наверняка думал, что самые смелые его мечты осуществились! И был крайне разочарован, когда увидел на месте встречи Боллинджера. С петлей. О да, – сказал я, покосившись на По, – я видел, с какой легкостью мистер Боллинджер способен обездвижить противника. – Лея, – сказала миссис Марквиз, стискивая кулак, – Лея, расскажи ему… – Ведь Боллинджер у нас добрый друг семьи, – продолжал я, – он с радостью сделает все, о чем его попросит ваша дочь. Даже повесит человека… а потом под руководством Леи вырежет из его груди сердце. Вот только одного, я думаю, он не сделает: не станет хранить молчание. Поэтому с ним надо разобраться. «Продолжай двигаться, Лэндор». Я держал в уме эту команду, идя по кругу из факелов и прислушиваясь к капанью крови По… и улыбаясь бледной, как полотно, миссис Марквиз. «Двигайся, Лэндор!» – Полагаю, именно тут в дело вступает мистер Стоддард, – сказал я. – Будучи еще одним воздыхателем вашей дочери – их так много, что можно выбирать, да? Он разделывается с Боллинджером. Разница только в том, что он не собирается ждать, когда кто-то разберется с ним. Впервые за все время По нашел в себе силы возразить. – Нет, – пробормотал он. – Нет, Лэндор. Но его слова заглушил голос Артемуса, разнесшийся по пещере, как порыв холода: – Вы отвратительны, сэр. – Вот и всё, – сказал я, улыбаясь миссис Марквиз улыбкой доброго дядюшки. – Дело против Леи Марквиз. Думаю, вы согласитесь, что все не так уж плохо. И пока не найдут мистера Стоддарда, боюсь, все это останется лишь вероятным объяснением. Конечно, – громче добавил я, – я готов к тому, что меня поправят. Так что если я ошибаюсь… И вот теперь впервые за все время я встретился взглядом с Артемусом. – Если я ошибаюсь, – продолжал я, – пусть мне об этом скажут. Потому что, видите ли, я обязан передать властям только одного человека. Все же остальные смогут поступать, как им нравится. Ну, а что до меня лично… – Я скользнул взглядом по факелам, горевшей сосне, угольной жаровне, по пламени, вздымающемуся почти до потолка. – …Что до меня лично, то я пожелал бы вам отправиться в ад. Мы подошли к той части пьесы, над которой я был не властен. Ремарка: входит Время. Да, Время, которому предстояло навалиться на Артемуса Марквиза и давить на него, пока он не увидит стоящий перед ним выбор. И, словно усиливая драматизм ситуации, его плечи стали клониться, а кожа на гордых щеках повисать складками… И когда он заговорил, даже его голос зазвучал бледно. – Идея принадлежала не Лее, – дрожащим голосом произнес он. – Это была моя идея. – Нет! Лея Марквиз с горящим взглядом и выставленным вперед, как рапира, указательным пальцем двинулась на нас. – Не допущу! Обхватив рукой в стихаре голову брата, она оттащила его в сторону, к факелам, и завела с ним разговор. Вероятно, примерно такой же, как подслушал По: мерное бормотание, прерываемое громким шепотом. – Погоди минуту… то, что он делает… разделить нас… О, я мог бы позволить им продолжать, но Время уже покинуло сцену, и власть над пьесой (я ощутил это как легкий зуд) снова перешла ко мне. – Мисс Марквиз! – громко произнес я. – С вашей стороны было бы разумно предоставить брату говорить самому за себя. Как-никак, он кадет первого класса. Сомневаюсь, если честно, что они услышали меня. Но оторваться друг от друга их заставила тишина. Теперь был слышен только ее голос, и чем больше она говорила, тем, думаю, яснее становилось, что он уже готов ступить на свой путь. И ей только и остается, что наблюдать, как он идет по нему. Именно в тот момент, когда ее рука крепче обхватила его за шею, именно в тот момент, когда в ее голосе зазвучала настойчивая просьба, Артемус сделал свой выбор – шагнул от сестры прочь и выпрямился. И всепожирающее пламя жаровни высветило на его лице решимость. – Я убил Фрая, – сказал он. Его мать согнулась, как будто получила удар ножом в живот. Издала стон. – Я убил и Рэнди, – добавил он. Лея же… Лея не издала ни звука. Она помертвела: руки повисли, как плети, на лице не дрогнул ни один мускул. И лишь одинокая слеза скатилась по белой, словно мел, щеке. – А Стоддард? – спросил я. – Как он оказался причастен? Я никогда не видел Артемуса таким беспомощным. Он замахал руками, как неумелый фокусник, и сказал: – Стоддард был моим сообщником, если хотите. Он запаниковал. Запаниковал и сбежал. Сколько же всяких оттенков было в его голосе… и с каким противным лязганьем они бились друг о друга… Я потратил бы много дней, пытаясь настроить его на нужный лад. Но этих дней у меня не было. – Итак, – сказал я, потирая руки. – Звучит просто замечательно, не так ли? Для подтверждения я повернулся к миссис Марквиз, которая уже успела опуститься на колени. Ее голову опять закрывал монашеский капюшон, и в складках грубой коричневой рясы человека видно не было; остался только голос, слабый и хриплый: – Не надо, – шептала она, – не надо. Не думай, Читатель, что я не испытывал жалости. Но пойми: одновременно у меня в ушах стоял звук капающей крови. Крови По, все еще падающей на каменный пол. Я был готов на все, чтобы остановить это. – Да, да, – сказал я. – Осталось сделать… да, думаю, осталось сделать только одно: представить доказательства. Мисс Марквиз, я буду всемерно благодарен вам, если вы передадите мне свою маленькую коробочку. Но она уже забыла, где коробочка! Какой же безумной она выглядела, когда оглядывалась по сторонам, шарила взглядом по темным углам и ярко освещенным пятнам… И нашла ее там, где меньше всего ожидала: у себя под ногами. Снова открыв ее, она с ледяным удивлением посмотрела на содержимое. Затем перевела взгляд на меня. Пройдет еще много времени, прежде чем я смогу забыть этот взгляд. Взгляд загнанного зверя, когда со всех сторон лают гончие. Но от звериного этот взгляд отличала одна особенность: в нем все же теплилась искра надежды, как будто где-то рядом был путь к спасению. – Пожалуйста, – сказала она. – Оставьте нас в покое. Все почти закончилось. Все почти… – Все закончилось, – тихо сказал я. Миссис Марквиз попятилась: один шаг, два шага. Она уже отказалась от идеи избавиться от меня. Теперь ею владела другая: бежать. Что она и сделала. Рванула к каменному алтарю, не выпуская коробку из рук. Я испугался, что она уничтожит ее, это последнее доказательство, бросит в жаровню, или спрячет за камнем, или еще что-то с ней сделает. Однако едва я двинулся за ней, путь мне преградил Артемус. И мы сцепились в полнейшей тишине, точно так же, как в гардеробной, когда он нападал на меня с саблей Джошуа Марквиза. На этот раз никакого сомнения в том, кто одержит верх, не было. Да, юность одолевала преклонный возраст, и Артемус теснил меня, причем, как я вскоре понял, в определенном направлении. Не могу сказать, когда эта мысль пришла ему в голову, но, лишь почувствовав спиной жар, я догадался, куда меня толкают: прямо в пасть жаровни. Как странно было смотреть в глаза Артемуса и ничего в них не видеть – ничего, кроме отражения бушующего огня. Откуда-то рядом до меня доносились глухие причитания миссис Марквиз и мольбы Леи, но сильнее донимал треск огня – тот уже гладил мою спину и подбирался к коже. Ощущал я огонь и в ногах: горели напряженные мышцы. Сопротивление казалось бесполезным, так как расстояние между мной и пламенем быстро сокращалось. Огонь уже подпалил волосы на шее. Я понимал это по глазам Артемуса; я видел, что он готовится к последнему усилию. А потом безо всякой явной причины Артемус вдруг отпрянул. Я услышал, как он вскрикнул. Посмотрел вниз и увидел тело кадета четвертого класса По. Истекая кровью, он дополз до нас и вцепился зубами в левую щиколотку Артемуса Марквиза. Укус получился глубоким и болезненным. По выполнял единственную работу, что была ему по силам: работу якоря. Он стремился пригвоздить Артемуса к земле. О, Артемус попытался стряхнуть его, но воля По, кажется, возросла обратно пропорционально его слабости, и он не отступал. А Артемус, понимая, что нас двоих ему не одолеть, предпочел расправиться с более слабым противником. Он замахнулся кулаком и собрался ударить По в голову. Но не успел. Потому что я уже наносил свой удар. Мой правый кулак врезался ему в скулу, а левый доделал начатое ударом в подбородок. Артемус повалился, но По не выпустил его, и, когда тот попытался встать, навалился всем весом и прижал к полу. К этому моменту я схватил один из факелов, поднес его к лицу Артемуса и держал так, пока на его лбу не засверкали капельки пота. – На этом все, – процедил я сквозь стиснутые зубы. Собирался ли он возражать, сказать не могу, потому что ему помешал новый звук. Какой-то хрип, свидетельствовавший: что-то не так. Лея Марквиз стояла у каменного алтаря. Ее глаза были огромными, как блюдца, щеки были замазаны чем-то похожим на глину. Да, она стояла там и хваталась рукой за горло. Сразу стало ясно, что сделала Лея. Она отважилась на финальный ход. Обезумев от желания обрести новую жизнь, она до последней буквы следовала инструкциям Анри Ле Клерка, и ее поступок оказался тем, чего я меньше всего ожидал, хотя, вероятно, должен был ожидать в первую очередь. Вместо того чтобы отдать сердце, она съела его. Проглотила целиком. Повествование Гаса Лэндора 39