Так и получилось. Мой же визит ее совершенно не удивил. По крайней мере, она никак это не выразила ни словом, ни жестом. Одета она была в ниспадающий к полу домашний шелковый халат, который очень шел ей. В нем она была более близкой и доступной. Правда, не для меня. — Я слышала, вы уезжаете, — сказала она. Я подтвердил. — Перегудов рвет и мечет, он недоволен, как складывается избирательная кампания. Он даже теперь не исключает возможность второго тура. — Он победит в первом, — спокойно сказала Орестова. — Вы собираетесь отдать ему победу? — Вовсе нет. Просто я знаю предел своим возможностям. Я и так сделала много. Когда я сюда приехала, то мой рейтинг не превышал пяти процентов, а сейчас поднялся до пятнадцати. Но это почти максимум, в моем штабе — и я согласна с этим мнением — полагают, что если поднатужиться, то в лучшем случае его можно поднять еще на два пункта. Но это предел. Так что ваш патрон одержит вверх только не с таким большим перевесом, как надеялись те, кто сосватал его сюда. Между прочим, у меня есть информация, что на очень высоком уровне таким результатом весьма недовольны, и требуют от автора всей этой затеи более внушительного успеха. Я думаю, вы понимаете, о ком я говорю. — Понимаю. А ваш информатор заодно не сообщил, что тот человек намерен предпринять для достижения более убедительной победы. — Нет, такими сведениями я не располагаю. Но мне кажется, что-то скоро станет известно вам. В такой ситуации вряд ли он не выйдет с вами на связь. Ведь ключи от победы Перегудова в ваших руках. — Вы преувеличиваете наше значение. Такая изначально тут была обстановка. Мы лишь помогаем довести ее до финала. — С этим трудно спорить. Несчастная наша страна, если она готова отдать себя таким политикам. Ирина посмотрела на меня, и я понял, что это упрек не только в адрес всей страны, но и конкретно в мой адрес. — Есть гораздо хуже Перегудова, ему, по крайней мере, не чужд здравый смысл и умение вовремя остановиться, — попытался я оправдаться, в то же время чувствуя, насколько слабы мои аргументы. Орестова никак не отреагировала на мои слова. Она вообще вела себя как-то странно, меня не оставляло ощущение, что она говорит об одном, а занимает ее в этот момент совсем другое. — Мне будет не хватать вас, — вдруг произнесла она. — Я уже успела привыкнуть к вашему присутствию. От неожиданности я едва усидел в кресле. — Но у вас есть верный и преданный вам паж. Кстати, как он себя чувствует? — Спасибо, рука побаливает, но в целом дело идет на поправку. Что касается Володи, то он выполняет совсем другую роль. — Но какую именно роль она не уточнила. Я внимательно посмотрел на Ирину, пытаясь определить, насколько много двусмысленности в это ее фразе, но она выглядела почти столь же невозмутимой, как и сфинкс. — Мне кажется, вы очень близки. — решился я произнести фразу, которая уже не первый день, как неприкаянный путник, блуждала в моей голове. Взгляд Ирины изменился, он обрел определенность. Теперь она не казалась рассеянной и даже немного отрешенной. — Да, мы действительно близки, Володя целиком разделяет мои идеалы. И, кроме того, он по-человечески привязан ко мне, а я к нему. Вы это хотели услышать или вас интересуют еще какие-то подробности? — Мне этого вполне достаточно, — ответил я, хотя это было далеко не так. — Достаточно для чего? — попросила Ирина меня уточнить. Я оказался не в простом положении. Говорить с ней откровенно я был в данный момент морально не готов, но меня угнетала мысль, что мы можем расстаться по причине всех этих недомолвок не дружественно. Но как выйти из этого щекотливого положения, в которую попал по собственной неосмотрительности, я не представлял. Помогла мне Ирина, если это, конечно, можно назвать помощью. — Может, вы хотели бы знать, являемся ли мы любовниками? — вдруг спросила она. Ее глаза пристально смотрели на меня, но что выражал этот взгляд, понять я был не в силах. Я почувствовал, что становлюсь красным, как морковь. — Я не вправе задавать вам такие вопросы и уж тем более вмешиваться в вашу личную жизнь. — Но люди больше всего на свете обожают вмешиваться в чужую личную жизнь. Разве не так? — В общем, так, — вынужден был признать я этот факт. — В таком случае вас все же это обстоятельство интересует или нет? Если интересует, я отвечу, дабы вы бы не мучились от неопределенности, если нет, то ничего говорить не стану. Решайте, вопрос жизненной важности. — Теперь в ее голосе прозвучала неприкрытая ирония. Она смеется надо мной, с горечью констатировал я. — Меня это не интересует, — сухо сказал я. То ли мне показалось, то ли действительно, но что-то быстро изменилось в ее лице. Может быть, она полагала, что я отвечу по-другому. Ну уж нет, этого она от меня не дождется, я не стану вымаливать у нее признания. — В таком случае, если вы не возражаете, завершим эту тему. Возражать я по понятным причинам не стал. — Вы хотите еще что-либо узнать? — уже совсем сухим тоном поинтересовалась Ирина. — На данный момент нет. Я встал. Меня не покидало ощущение, что любое произнесенное в дальнейшее слово только усугубит ситуацию. Наш разговор мог бы пойти совсем по иному руслу, оказаться не только взаимоприятным, но мы бы могли продвинуться по дороге взаимопонимания. Но я совершил непростительную оплошность, поддавшись чувству ревности, чувству, которое делает человека глупей. — Желают вам успешной поездки, — сказала Орестова, провожая меня до двери. Я вышел в коридор опустошенным. И все же разговор не был совсем напрасным, кое-какую полезную информацию я все же получил. Теперь остается ее с пользой употребить. Глава 31 Мы мчались по дорогам края, оставляя позади себя густые пыльные шлейфы. Кортеж роскошных автомобилей, сопровождаемый милицейским эскортом, выглядел более чем внушительно. Со стороны это напоминало посещение высокой правительственной делегации иностранного государства. Однако мои мысли и чувства занимали совсем иные мотивы. Я сидел рядом с Леонидом, но хотя сначала нашего путешествия прошло уже несколько часов, мы обмолвились за это время всего несколькими словами. Такого раньше с нами еще никогда не случалось. Я испытывал смущение и растерянность. Впервые я не знал, как мне относиться к своему старому другу. То, что сообщил мне Сабов, повергло меня в шок. Я мог все предвидеть, любую измену. Более того, она бы меня совсем не удивила бы, в каком-то смысле я даже считал, что это в порядке вещей. Но это относилось к другим людям, а не к нам с Леонидом. То, что он мог пойти против меня, было для меня подобно грому среди ясного неба. Но молчал не только я, молчал и Леонид. Я не знал, какие чувства бороздят его душу, но из его поведения можно было сделать вывод, что и он пребывает в растерянности и смущение. Ни он, ни я не были готовы к такому повороту событий. И меня не оставляло ощущение, что в них вмешалась какая-то третья злая сила, которая и сотворила такие дела. Я решил, что ни за что не стану первым заводить этот разговор. Я против Леонида не шел, это был его выбор, вот пусть он и объясняется. Но я не мог прогнать из души скопление горечи оттого, что отныне не смогу ему полностью доверять. Возникшая в наших отношениях трещина теперь будет влиять на все, что будет происходить между нами. Впрочем, не исключено, что Леонид ни о чем не заговаривал со мной из-за того, что с нами в машине почему-то захотел сеть Дианов, хотя его законное место было совсем в другом кабриолете. Он то и дело поворачивался к нам и щедро делился своими суждениями о проходящей избирательной кампании, о том, что нам предстоит в ближайшее время. Однако чем больше я его слушал, тем сильней во мне сгущалось убеждение, что в его поведение присутствует какое-то второе дно. И в автомобиле с нами он оказался не случайно, хотя его намерения пока оставались мною не разгаданными. — Генерал сегодня в хорошем настроении, — сообщил он нам радостную весть. — В последние дни он заскучал в городе. Все стало для него как-то однообразно, а здесь на просторе он чувствует себя иначе. Вот увидите, он блестяще проведет это турне. В целом я был согласен с таким суждением. Мы уже посетили один небольшой райцентр, и я давно не слышал такой вдохновенный речи, произнесенной Перегудовым. При этом он говорил достаточно близко к заготовленному нами тексту, избегая столь любимых им уж очень резких формулировок. Но он завораживал своих слушателей не столько содержанием своих выступлений, сколько исходящей от него энергетикой. Я понимал, что в данном случае это как раз то, что особенно нужно. Любые, даже самые красивые или вдохновенные слова быстро забывается, зато впечатление от них ее может храниться в человеческой памяти, как коллекционное вино в подвале, долгие годы. Планируя турне, мы решили, что необходимо обеспечить как можно более плотное общение кандидата в губернаторы со своим потенциальным народом. Причем, эти встречи должны были проходить в не формальной обстановке, где угодно: в домах людей, в коровниках, в забегаловках, и даже в банях, посещать которые Перегудов обожал. Я с большим любопытством наблюдал за этим общением, и не мог не отметить, насколько он органичен во время этих представлений. Практически всех их участники получали от него самое настоящее удовольствие. И это было полностью заслугой Перегудова. Для каждого он находил именно те слова, которые прямой наводкой проникли в душу того, с кем он в данный момент общался. Перегудов при всей своей грубости и необразованности, был тонким психологом, ему хватало считанных мгновений, дабы ухватить основные черты характера своего собеседника, то, за что можно его зацепить. Он легко переходил от доброжелательности к сочувствию, проявлял самую неподдельную заинтересованность тем, как человек живет. Если же тот был недоволен жизнью, Перегудов мгновенно встраивался в это настроение и яростно обличал тех, кто был повинен в его невзгодах. Это был великолепный театр одного актера, который легко завоевывал доверие зрителей. Наблюдая за ним, я убеждался, какая большая и опасная сила кроется в лицемерие и демагогии, в умение подстроиться под настроения масс, выказывая им свое сочувствие и участие, обличая тех, кто виноват в их трудностях и горестях. При этом я нисколечко не сомневался, как бы искренне не был бы Перегудов в своем поведении, на самом деле, ему глубоко безразличны судьбы и беды этих людей. Ему нужны только их голоса. И едва он их получит, как тут же забудет обо всех своих обещаниях. — Вы заметили, в каком ударе генерал, — в очередной раз обернулся к нам со своего переднего сиденья Дианов. — Таким я его давно не видел. Что значит свежий воздух. Сегодня утром он мне заявил, что нисколько не сомневается в победе. А мы должны ему в этом помочь. Последняя реплика Дианова удивила и насторожила меня. Что он имеет виду? Мы только и делаем, что помогаем Перугудову в скором времени усесться в кресло губернатора. Без нас он давно бы набардачил до такой степени, что ни один более или менее здравомыслящий человек не отдал бы ему своего голоса. — По-моему мы делаем все, что от нас зависит, — отозвался. — Всегда можно сделать больше, — уверенно произнес Дианов. — Ну, если это кому-нибудь удастся, мы будем только рады. В конце концов, мы работаем на один результат. Дианов в очередной раз обернулся, одарил нас своим взглядом. Мне показалось, что его так и распирает что-то нам сказать, но он промолчал. Я решил, что будет неплохо, если перейду в небольшое наступление. — Вы помните, Максим, наш уговор, все акции должны согласовываться с нами. Это непременное условие нашего сотрудничества. — Разумеется, помню, и мы намерены соблюдать наше соглашение, — отозвался, но на этот раз, не поворачиваясь к нам, Дианов. — Можете на этот счет не беспокоиться. Но я ему не только не поверил, но еще больше забеспокоился. Я взглянул на Леонида и по выражению его лица понял, что и он не доверяет заявлениям пресс-секретаря Перегудова. И это сразу же резко усилило мою тревогу. Что на этот раз они задумали? — Вы заметили, здесь в сельских районах и небольших городках генерала встречает гораздо лучше, чем в краевом центре, — продолжал Дианов. — Там эта дамочка серьезно попортила о нем впечатление, внушила части жителей, что он монстр. А до этих мест она, слава богу, не добралась. И будем надеется, не доберется, — довольно засмеялся Дианов. Я никак не отреагировал на эту реплику. Я думал о том, что если бы я был бы консультантом Ирины, то непременно бы посоветовал ей немедленно отравиться в районы и проехаться по стопам Перегудова. Используя свое красноречие и приятную внешность, она могла бы существенно ослабить эффект от этого турне. Внезапно мои мысли были прерваны неожиданными событиями. Машина вдруг затормозила так резко, что я ударился о переднее сиденье. Где-то впереди послышались выстрелы, частота которых нарастала с каждой секундой.