Часть 48 из 56 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Как мне показалось, Сурикова совсем не огорчил мой ответ, он оставил его без комментариев, лишь кивнул мне одобрительно головой. Он был согласен с моей позицией, что меня весьма удивило. Мне даже показалось, что его вообще мало интересует все, что здесь происходит, его мысли были заняты чем-то иным, разумеется, более значительным.
Но меня во всей этой теплой кампании больше всего интриговало присутствие Загряцкого. Вел он себя несколько странно, как-то уж откровенно отстранено. Это подчеркивалось даже тем, что он сидел в стороне от всех. Почти не было сомнений, что тем самым он хотел подчеркнуть свою независимость, что он ни с кем не связан из присутствующих, до которых он всего лишь снизошел. Вот уж кому было тут не сладко, так это Перегудова. Он привычной нахрапости не осталось и следа, чем-то он напоминал собаку, ждущую, что ей прикажет хозяин.
Суриков неожиданно встал с кресла, направился к бару, чем-то наполнил бокал. Затем резко повернулся к присутствующим.
— Я должен вам сказать, господа, что президент внимательно следит за всеми перипетиями здешней предвыборной кампании и весьма недоволен тем, как вы ее ведете. Вы неправильно выбрали основную линию поведения. Люди хотят стабильности и спокойствия, а мы им предлагаем экстремизм и национальную нетерпимость. Станислав Всеволодович абсолютно прав в своем анализе.
Я изумился. Кого он хочет вести в заблуждение, все тут отлично знают, что именно он предложил сделать ставку на такие идеи. Хотя его позиция понятно, раз с этим дело не заладилось, значит, надо переложить вину на кого-то другого.
Я увидел, как покачал головой Шафранник, а Загряцкий презрительно усмехнулся. Они не хуже меня понимали истинные мотивы поведения Сурикова.
— Но я не согласен с нашим уважаемым политтехнологом, — бросил на меня Суриков беглый взгляд, — что ничего нельзя изменить. Время для этого еще есть. Только надо вести себя решительно, не бояться идти ва-банк. Ничего так быстро не меняется, как настроение людей, только надо к нему найти отмычку. И не надо бояться слов и тем более действий. Уж точно бездействием ничего не изменить. Что вы скажете на это, Александр Степанович?
Слушавший молча и почти безучастно этот спич Перегудов встрепенулся.
— Я всегда выступал за решительные действия. И мы много спорили на эту тему со Станиславом Всеволодовичем.
— Что вы на это скажете? — повернулся ко мне Суриков.
— Только то, что я тоже за решительные действия. И мы старались строить избирательную кампанию именно в таком духе. Только, что под этим словом понимать. Если возбуждать у людей низменные чувства, то я категорически против. Через некоторое время они обязательно обернутся против тех, кто к ним взывал. Зачем готовить себе будущие неприятности. Если видеть перед собой исключительно ближайшую цель и не видеть более отдаленных, это, значит, обрекать себя на поражение, даже если удастся победить в первом бою. Но войну выигрывает тот, кто одержит генеральное сражение. И готовиться надо именно к нему.
— Браво, — вдруг захлопал Шафранник. — Именно в этом и кроется наш общий просчет. Мы слишком сосредоточились на одной узкой цели, сочтя ее основной.
— Мне кажется, наши размышления ушли не туда, — произнес Суриков. По его виду было видно, что он недоволен поворотом разговора. Я еще раз повторяю для тех, кто еще не понял: президента не устраивает победа с минимальным счетом, ему нужен разгром противника. Это принципиальный вопрос. Орестова не скрывает, что находится в жесткой оппозиции к главе государства, не было ни одного митинга, ни одной встрече с избирателями, где бы она в самой жесткой форме не критиковала политику президента. И президент хочет, чтобы народ бы высказался против нее. Поэтому давайте с успехом решим одну ближайшую задачу и затем займемся за решение более отдаленных.
— Так мы ни до чего не договоримся, — не скрывая своего недовольства, произнес Шафранник. — Я предлагаю сделать небольшой перерыв. Нам надо собраться с мыслями.
Предложение всех обрадовало, по-видимому все разом почувствовали потребность собраться с мыслями. А потому дружно потянулись к бару. Я тоже решил влиться в общее движение.
Ко мне подошел Шафранник.
— Пройдемте в соседнюю комнату, мне бы хотелось с вами переговорить.
Мы прошли в соседнюю комнату и устроились в креслах. Здесь тоже был устроен бар.
— Вам что-нибудь налить? — спросил Шафранник.
— Соку.
— Соку? — удивился он. — Впрочем, это неплохая идея. Я и забыл, когда в последний раз пил сок. В детстве мама наставляла меня: хочешь быть здоровым и удачливым, пей постоянно соки. Я ее не послушался, но пока здоров и удачлив. Но следует ли отсюда, что родителей не надо слушать?
— Все еще может измениться, — заметил я, и ваша мама может оказаться правой.
Шафранник взглянул на меня и расхохотался.
— Только вы могли мне это сказать так прямо, да еще в моем доме. Мне нравится ваше чувство юмора и ваша откровенность. Как и то, что вы не боитесь смотреть правде в глаза. Это редкое качество для политика.
— Я политтехнолог, — напомнил я.
— От политтехнолога до политика один шаг, — наставительно проговорил Шафранник. — Если вы станете вице-губернатором, то вы его сделаете. Причем, очень большой шаг.
— Могу я задать вам один вопрос?
— Журналисты больше всего любят допытываться, сколько у меня денег. Но даже вам я на него не отвечу.
— Меня сейчас интересует другое, почему вы хотите, чтобы вице-губернатором стал бы я? Мало ли достойных кандидатур среди своих. Я все-таки пришлый.
— Достойных не просто мало, их почти нет. Ни среди своих, ни среди чужих. Я открою вам один маленький, а может быть даже большой секрет. Мне не нравится поведение Сурикова и стоящих за ним господ. Они преследует свои интересы. Их задача создать у нас такой политический режим, который бы беспрепятственно позволял из края выкачивать и выкачивать деньги. А зачем их выкачивать, когда они спокойно могут оставаться тут, у меня. Видите, насколько я с вами откровенен. Мне позарез нужен человек с умом выше среднего. И чем выше, тем лучше. В ваших способностях я не сомневаюсь. Перегудов — это ширма, а за нею будете вы вершить всеми делами. Как вам такая перспектива?
— А за мною будете находиться вы и давать мне команду, что делать.
— Разумеется, а как вы хотите. Кто платит, тот и заказывает музыку. Никто никогда вам не предоставит самостоятельности. Даже если вы выиграете губернаторские выборы. Это исключено. Все на кого-то работают, таков закон. Вы видите, я предельно откровенен с вами, потому что считаю вас равным себе по уму. Врать и обманывать следует только дураков. Они все равно не оценят правды.
— За это спасибо, но не могу сказать, что я в восторге от такой перспективы.
— А от вас никто и не требует проявлять щенячий восторг. И вообще, чем меньше восторгов, тем больше дела. Нам мой взгляд трезвый расчет куда прагматичней. Неужели вас прельщает вернуться в Москву и с тоской ждать новых заказов. А если их не будет? Не целесообразней ли последовать завету великого Цезаря: лучше быть первым на деревне, чем вторым в городе.
— Вы хотите сказать, что вы постараетесь, чтобы у меня не было бы заказов?
— Я вовсе так не говорил. Но могу сказать, что для меня это совсем не трудно сделать. Но не будем так беспощадны друг к другу. Только учтите, в одни прекрасный момент мне может надоесть вас уговаривать. Человек с интеллектом выше среднего, должен просчитывать и решать все быстро.
— В таком случае может быть у меня интеллект все же не выше среднего?
Шафранник пристально посмотрел на меня.
— Вот что я вам скажу, уважаемый Станислав Всеволодович, вы не в таком положение, когда человек может позволить себе такую роскошь, как вести собственную игру. Вам нужно найти такого человека, по правилам которого будете вы играть и не чувствовать себя ущемленным. Для вас я именно такой человек. Уверяю, в этом случае вы добьетесь несравненно большего.
— Я должен созреть для такого решения. Я ушел из органов именно для того, чтобы не играть по чужим правилам.
— Я понимаю. Но не надо предаваться иллюзиям. Хотя, разумеется, выбор за вами. В любом случае это последний наш подобный разговор. Я не люблю долго никого уговаривать. Тем более я вам все сказал с предельной откровенностью. А, если человек проявляет упрямство, он для меня умирает. В переносном значении этого слова, — усмехаясь, добавил Шафранник.
— Надеюсь, что в переносном.
Шафранник расхохотался.
— Вы разделяете предубеждение, что все богатые люди преступники?
— Не все, но многие. Это я вам говорю, как бывший сотрудник органов безопасности.
Внезапно в комнату заглянул Загряцкий. Увидев нас, он остановился на пороге.
— Михаил Аркадьевич, проходит. Мы уже закончили наш интересный разговор. Теперь ваша очередь. Только предупреждаю, объект упрямый и своенравный. Поэтому будьте с ним настойчивей. У него есть свои представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Это в любой ситуации крайне нежелательно, а в нашей — совсем уж плохо. Ему трудно внушить свои взгляды. Может быть, вам улыбнется удача. По крайней мере, желаю вам ее на этом нелегком поприще.
Шафранник встал и быстро вышел из комнаты.
Загрядский посмотрел ему вслед и улыбнулся.
— Он один из самых толковых здешних людей, — сказал он и сел напротив меня. — Хочу вас обрадовать, с вашим сыном все обстоит благополучно. Вскоре он уедет в Англию учиться.
— Я рад.
— Вы удивлены моим здесь присутствием?
— В общем, да.
— Вы не знаете, но у меня в этом крае большие финансовые интересы. Да и не только у меня. В каком-то смысле я здесь представляю целый пул инвесторов. Юг, море, земля, где все растет само по себе, какое благодатное место. Сам Бог его создал для того, чтобы вкладывать сюда капиталы.
— Вы полагаете, что в этом и заключался его замысел при создании этого края?
— Вы напрасно иронизируете. Между прочим, я глубоко верующий человек.
— Сколько на земле людей, столько и представлений о Боге. Я тоже верю в Бога, но почему-то мне кажется, что между нашими верами не так уж много общего. По крайней мер, я сомневаюсь, что Бог был капиталистом.
Загрядский вздохнул.
— Оставим богословские споры. Надо срочно исправлять положение.
Я сделал удивленное лицо. Это было не так уж сложно, так как я, в самом деле, удивился его словам.
— Что вы имеете в виду?
Загрядский посмотрел на дверь, словно бы проверяя, хорошо ли она закрыта. Дверь была закрыта плотно.
— Эти остолопы совершили огромную ошибку, сделав ставку на этого придурка. Но такой губернатор никогда не будет внушать доверие добропорядочным инвесторам. А речь идет не только о наших инвесторах, вложить деньги в край хотят и многие солидные иностранные компании. Но когда они знакомятся с тем, что говорит этот человек, им становится дурно. Нужна совсем другая фигура. Я говорил в свое время этому честолюбивому болвану — Сурикову, что он ошибся с выбором, но он считает себя самым умным в стране, а может быть и во всем мире. Пришлось давать деньги, чтобы оплатить его глупости. Как будто эти деньги у меня лишние. Но другого выбора не было, — глубоко вздохнул Загрядский.
— В любом случае коней на переправе не меняют. А мы как раз на самой переправе.
— Я понимаю это не ничуть хуже вас, — недовольным тоном произнес Загрядский, — никто выводить его из игры не собирается. Но нужен человек, который бы контролировал его, обуздывал дурные наклонности. Я знаю о том предложение, которое сделал вам Шафранник. Тем самым он еще раз доказал свой дальновидность. Если вы станете вице-губернатором, то это пойдет всем на пользу. Вы можете представлять наши интересы. Это поможет вам встать на ноги, ни от кого не зависеть. А эта та цель, ради достижения которой можно пойти на многое.
И он туда же, подумал я. Просто какая-та эпидемия желаний видеть меня своим представителем.
— Подумайте, мы можем быть весьма полезными друг другу. Тем более, мы с вами как никак все же не чужие люди. И я бы вам не советовал иметь тесные контакты с Суриковым, это настоящий авантюрист и карьерист. Ради достижения своих целей он готов пойти на все, что угодно.
Я навострил уши.
— Что вы имеете в виду?
Но если Загрядский что-то и знал, то умело это скрывал.