Он поднялся из-за стола и прошел вглубь ресторана. Вернулся он минут через двадцать. – Что ж, все сладилось, но вы должны иметь в виду, что беседа может затянуться. Кроме того, лучше, если вопросы будет задавать кто-нибудь один из вас. Внучка выйдет с ней на прогулку по гавани примерно через час, а Симон уже едет сюда. – Так ты ему позвонил? – Взял на себя смелость, раз уж все равно был у телефона. Ты в бильярд играешь? – Это на таком большом столе с шариками и длинными палками? – Вот именно. Что ж, похоже, я наконец-то нашел себе телка на заклание. Давай-ка глянем, свободно ли там. – О’кей, пойдем. Форы не дам, но так и быть, ты разбиваешь. – Ого! Похоже, телок на глазах превращается в акулу. Ладно уж, иди, посмотрим, на что ты годишься. Глава 15 – Что это еще за «любовный треугольник», Симон? Поскольку дверь в кабинет Конрада Симонсена была распахнута, Полина Берг вошла без стука. И сразу же поняла, что шеф и Графиня куда-то собираются. О том, куда именно, она не имела ни малейшего представления. Чуть раньше Полине сообщили, что ежедневная летучка, на которой обычно проводился краткий психологический анализ последних действий Андреаса Фалькенборга, отменяется. Также без указания каких-либо причин. Все это действовало Полине на нервы: девушке казалось, что ей чего-то недоговаривают. Поэтому она и задала свой вопрос без всякого вступления и довольно-таки агрессивным тоном. О чем, впрочем, к собственному удивлению, впоследствии нисколько не пожалела. Конрад Симонсен с любопытством посмотрел на свою юную подчиненную. Такой он ее еще никогда не видел. Девушка стояла, уперев руки в бока и перегородив проход к дверям. Главный инспектор едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Последнее, чего бы ему хотелось, это подорвать ее уверенность в собственных силах и упрекнуть за настырность. Выражение «любовный треугольник» было ему прекрасно известно, он только никак не мог вспомнить, употреблял ли он его когда-нибудь сам. Если память не изменяла ему, то авторство принадлежало его бывшему шефу Касперу Планку. Взглянув с преувеличенным вниманием на свои часы, он отозвался: – Не уверен, что понимаю, о чем это ты. Так ты же вроде собиралась идти? Последняя реплика была адресована Графине, которая перестала собираться и присела. Она ответила нарочито сладкой улыбкой: – Да нет, обожду еще минуток пять. Очень хочется послушать. Уперев указующий перст едва ли не в грудь начальства, Полина Берг продолжала гнуть свою линию: – Ты ведь знаешь это дело об убийстве в окрестностях Стевнс Клинт как свои пять пальцев. Так вот, на полях одного из отчетов о допросах Карла Хеннинга Томсена твоей рукой написано: «Прокачать любовный треугольник». В понедельник на летучке ты также, помнится, говорил о каких-то там «зарождавшихся лесбийских отношениях». Я дважды перелопатила все документы по делу и не нашла ни малейшего намека на какую-нибудь подружку Катерины Томсен. Во всяком случае, подобного рода подружку. Равным образом мне абсолютно непонятно, откуда вы взяли, что она была лесбиянкой. Об этом нигде ничего не сказано. Даже о «зарождающихся лесбийских отношениях» – что бы это в конечном итоге ни значило. Она и сама смутилась, поняв, что последнее ее заявление вышло довольно путаным, однако Конрад Симонсен поспешил успокоить ее и предложил: – Может, присядешь и расскажешь обо всем по порядку? Полина так и сделала. Всем прежним свидетелям по делу об убийстве в районе Стевнс Клинт назвали имя Андреаса Фалькенборга и предъявили его фотографию. Этот титанический труд был проделан в рекордно короткие сроки, однако результат был нулевой, поскольку никто из причастных к делу его не опознал. Работая с материалами, Полина обнаружила, что сведения о так называемой любовнице Катерины Томсен полностью отсутствуют. Имя ее нигде не упоминалось, и это злило девушку, ибо она считала, что именно эта подруга могла бы пролить свет на связь между обоими делами, которую она до сих пор тщетно пыталась нащупать. Чем больше она углублялась в отчеты, тем больше удивлялась. Предполагаемая подруга как будто бы растворилась, за исключением одного-единственного косвенного упоминания о ней в лаконичной пометке, сделанной на полях рукой Конрада Симонсена. Да и не укладывалось все это как-то в общую картину. Какая, спрашивается, Катерина Томсен, к черту, лесбиянка – зарождающаяся или какая-то там еще, – если в деле нет упоминаний ни об одной подруге?! Конрад Симонсен слушал свою юную сотрудницу, не перебивая. Когда она наконец закончила, он пояснил: – Дело все в том, что мы слишком поздно узнали о ее существовании. За две или три недели до того, как Карл Хеннинг Томсен покончил с собой. Кто была эта подруга, нам так и не удалось выяснить, но то, что она была, это точно. Правда, следует сознаться, что искали ее не особо усердно. Ты же знаешь, все мы были убеждены, что настоящий убийца уже найден. – А как вы вообще узнали о ней? – Ты когда-нибудь слышала о церкви, последователи которой называют себя «Луговыми лилиями»? – Нет. – К нам тогда пришла некая женщина-пастор. Катерина Томсен в строжайшей тайне обратилась к ней с этой своей проблемой, ибо ее сексуальные наклонности вступили в противоречие с религиозными чувствами. «Луговые лилии» – специалисты в данных вопросах. Помнится, мы заново просмотрели все фотоматериалы с похорон Катерины Томсен, на этот раз сделав упор на том, чтобы установить молодых женщин, участвовавших в церемонии, и оказалось, что одну из них нам так и не удалось идентифицировать. Мы составили отчет… – Нет там никакого отчета. Полина Берг резко перебила начальника. У них в отделе это было не принято, и напоминание об этом не заставило себя ждать. – Заткнись, Полина, и слушай. Мы составили отчет, но я думаю, что, когда Карл Хеннинг Томсен умер и дело было закрыто, мой предшественник отправил его в архив Петерсена, поскольку эта дама-пастор нарушила тайну исповеди. Кстати, она весьма переживала по данному поводу, даже несмотря на то, что Катерина Томсен была уже мертва. – Что за архив Петерсена? Конрад Симонсен посмотрел на Графиню, предлагая ей взять инициативу на себя, однако та лишь едва заметно покачала головой. У них уже не оставалось времени на разговоры. – Я все тебе объясню, если ты перезвонишь мне через четверть часа. А сейчас мне уже пора ехать. Однако я думаю, тебе стоит и дальше идти по этому следу. Глава 16 На вид хозяин кабинета был предпенсионного возраста. Графиня, не скрывая своего интереса, разглядывала его. Довольно полный господин с добрыми глазами и медленной, плавной жестикуляцией. Пышные седые бакенбарды, переходящие в усы, прекрасно сочетались со старомодным костюмом цвета кокса. К его манере держаться лучше всего был бы применим эпитет «рассудительный». Хотя с тем же успехом подошли бы такие определения, как «спокойный» и «уравновешенный». Десяток с лишним лет назад он занимал пост начальника отдела в министерстве финансов. Карьера его складывалась недурно, а перспективы были и того радужнее. И внезапно в один день все это рухнуло: он попросту не выдержал взятого на себя напряженного рабочего темпа. Последствия не замедлили сказаться, прежде всего, разумеется, на нем самом; однако постигшая беднягу судьба заставила содрогнуться также его многочисленных коллег и подчиненных. Ведь то, что случилось с ним, вполне могло произойти и с прочими. Вскоре после выздоровления выяснилось, что о восстановлении на прежнем месте в министерстве можно забыть. Тем не менее благожелатели нашли – или, скорее, изобрели – для него некую должность в Национальном банке. Теперь он работал в подразделении, которое занималось выпуском монет и носило официальное название «Королевский монетный двор» со штаб-квартирой в Брёндбю [33].Тем не менее его кабинет был расположен на улице Кёбмагергаде [34] в древней резиденции датских маршалов – дворце XVIII века в стиле барокко, – под самой крышей, и те, кто стремился попасть на его рабочее место, вынуждены были сперва осмотреть помещение Музея почты и телеграфа. Обязанности, возлагавшиеся на него в связи с выпуском монет, были, мягко говоря, необременительными, так что большую часть рабочего дня он оставался незанятым. При этом, однако, от него было гораздо больше пользы, чем это возможно представить, ибо глубокие знания кулуаров центральной администрации делали его советы тем, кто брал на себя труд отыскать его крошечный кабинет, поистине бесценными. Чиновники прозвали его «оракулом с Кёбмагергаде», и многие из них потихоньку не раз консультировались с ним. Он же не отказывал никому – ни самым мелким, ни самым высокопоставленным. Все они приходили к нему – и студенты-практиканты, и начальники департаментов, а по временам сюда заглядывали даже министры. Едва только Графиня начала беседу, как ей помешал звонок мобильного телефона, который она забыла отключить. Торопливо ответив, она сконфуженно извинилась: – Прости, пожалуйста, но это был мой начальник. – Начальник, сожитель, любимый человек – как хочешь, так и называй. Голос у собеседника был глухим и басовитым, как у моряка. Говорил он медленно и с какой-то странной, неправильной интонацией, произвольно выделяя отдельные слова и даже целые предложения или же произнося их абсолютно нейтрально. Пытаясь скрыть свое замешательство, Графиня со смешком сказала: – Ого, да ты и в этом, смотрю, как и в прочем, исключительно хорошо информирован! Так на чем я остановилась? – На том, что Хельмер Хаммер навестил твоего жильца в префектуре полиции через полчаса после того, как вас в ярости покинул Бертиль Хампель-Кох. Далее Графиня рассказала о том, что теперь Конрад Симонсен посылает по e-mail ежедневные краткие отчеты о ходе следствия упомянутому господину директору в министерство иностранных дел. После этого она сделала паузу; заметив ее заминку, хозяин кабинета тихо и спокойно сказал: – Сейчас прозвучали имена весьма влиятельных людей. Если ты действительно ждешь от меня помощи, то лучше будет, если ты расскажешь мне все. Видя, что спорить тут бесполезно, Графиня начала: – Я считаю, что в 1983 году Бертиль Хампель-Кох побывал на Гренландии, и девушка, которая позже была убита во льдах, ждала ребенка именно от него. Собеседник мгновение помедлил, обдумывая услышанное, и наконец совершенно бесцветным тоном заметил: – Что ж, твоя теория и вправду содержит информацию такого сорта, что не каждый день услышишь. Даже мне стало любопытно. Но если ты действительно думаешь, что Хампель-Кох убил эту женщину, то тут ты ошибаешься. – Нет, я прекрасно понимаю, что он никого не убивал. Кроме того, я не вполне уверена даже в том, что сейчас тебе рассказала. Просто у меня есть кое-какие основания так считать. – Поясни. Графиня рассказала ему о разговоре с Алиной Хольмсгор, а потом о возникшей у нее версии. – Когда Алина рассказала мне о голосе этого Стина Хансена или, точнее, о голосе неизвестного любовника Мариан Нюгор, мне сразу же пришло в голову, что я совсем недавно слышала такой же – а именно, голос Бертиля Хампель-Коха. Может, это и слегка надуманно, однако если рассматривать данный факт в совокупности со странным вмешательством господина директора, а также Хельмера Хаммера в дела убойного отдела, то… Чем дольше я думаю об этом, тем более оправданной мне представляется возникшая у меня версия. Вместо ответа прозвучал краткий вопрос: – Стало быть, ты считаешь, что это странное, как ты его называешь, вмешательство неоправданно? – Сперва Бертиль Хампель-Кох вмешивается в наше расследование, ссылаясь на международные осложнения, якобы возникшие между американцами, гренландцами, ну и немцами. Потом он в ярости уходит с первого же совещания, в котором принимает участие, поскольку он, видите ли, обижен. После чего у нас сразу же появляется Хельмер Хаммер – даже быстрее, чем можно произнести слова «предварительная договоренность». Я отказываюсь верить, что в министерстве иностранных дел нашего королевства один из руководящих постов занимает человек, который способен поступать столь импульсивно, если не сказать глупо. Ее собеседник слегка улыбнулся. – Вот что мне нравится в нашей полиции – вы весьма рассудительные люди, и на кривой козе вас не объедешь. Но и мы, остальные, в состоянии сложить два и два, так что смею сказать, что данная история не вполне убедительна. У тебя должно быть на него что-то еще, иначе бы ты тут не сидела. Признайся, ты ведь постаралась изучить всю подноготную Бертиля, не так ли? Графиня поморщилась – он был прав, она действительно имела еще кое-какие факты, о которых, однако, ей очень не хотелось распространяться. – Бертиль Хампель-Кох подарил Мариан Нюгор свою шапку. Во всяком случае, я в этом убеждена. Он утверждал, что ее связала ему мать, однако из ярлыка внутри следует, что ее приобрели в маленьком магазинчике «Вязанье ведьм» в Хольте. Магазин просуществовал всего около полутора лет с 1982 по 1983 год, и хозяйками его были три женщины. Одна из них – супруга Бертиля Хампель-Коха. Собеседник прищурился, однако комментировать ее рассказ не стал. Вместо этого он сказал: – Само собой разумеется, что в данном деле речь не идет ни о каких сколько-нибудь значимых внешнеполитических проблемах. Ничего, что хотя бы отдаленно соответствовало уровню Бертиля Хампель-Коха. – Тогда значит, я права, и в связи с этим возникает масса интересных вопросов. – Н-да, может быть. И один из них – чего ты сама добиваешься, копаясь во всем этом? Ведь вполне очевидно, что все это не имеет никакого отношения к вашему расследованию. Ты поделилась своими соображениями с Симоном? Услышав прозвище шефа, Графиня удивленно встрепенулась: – Так ты лично знаком с Симоном? Я этого не знала. – Да, немного. Но ты так мне и не ответила.