– Если это снова повторится, наверное, стоит обратиться к врачу. Она была права. Он ведь практически не спал – дольше так продолжаться не могло, о чем она, как человек здравомыслящий, уже несколько раз заводила разговор. Как будто он сам этого не знает! Он в очередной раз пропустил ее замечание мимо ушей, и чуть позже она отправилась спать. Он вылил настой ромашки в раковину и плеснул себе коньяка – немного, среднюю порцию, хотя и понимал, что это не поможет. Затем, помассировав ладонями виски, тихонько шепнул: – Как же мне хочется его убить! И чуть погодя снова: – Клянусь, черт возьми, я его убью! После этого он включил телевизор, убавил до минимума звук и приготовился к еще одной долгой бессонной ночи. Ирония судьбы! В детстве он не мог рассказывать матери о своем кошмаре. По крайней мере, не мог поведать всего. Теперь та же история с супругой. Ведь у страшного сна было продолжение, и в тусклом зеленоватом свете он видел и иные вещи, гораздо более ужасные, чем эта ведьма. Глава 20 При нормальных обстоятельствах Арне Педерсен был одним из немногих сотрудников датской полиции, кто умел одновременно думать о нескольких вещах сразу, чем, как правило, и пользовался во время разных скучных заседаний. Тем не менее нынешнее совещание, которое проводилось в здании префектуры полиции, являлось исключением из правил, поскольку он никак не мог заставить себя сосредоточиться даже на чем-то одном. Он чувствовал себя смертельно усталым, периферийное зрение постоянно улавливало какие-то короткие вспышки, а сознание, как ему казалось, внезапно как-то разом вышло из-под контроля и стало работать с неприятной лихорадочной быстротой. Поуль Троульсен, несмотря на уже третью с утра чашку кофе, выглядел сонным. Полина Берг, наоборот, вполне могла бы сниматься в рекламном ролике какой-нибудь спортивной школы. Конрад Симонсен также выглядел полным жизненных сил и энергии, несмотря на то, что для него сегодня это было уже второе совещание. Графиня договорилась, что прочтет протокол встречи позже, и с утра отправилась к своему стоматологу, визит к которому уже неоднократно откладывала. Психолог, или, как он себя называл, специалист по составлению психологических профилей, был у них человек новый. Прежде чем приступить собственно к делу, он, по всей видимости, решил уделить какое-то время саморекламе. Сидя в торце стола, обложенный двумя внушительными стопками каких-то бумаг, он принялся довольно сбивчиво рассказывать об этапах своей научной карьеры, делая при этом упор на том, какие статьи у него вышли, где и в соавторстве с кем. В общем-то, в словах его не было ни тени хвастовства – одно лишь желание доказать, что он вполне готов к решению возложенной на него задачи. Поэтому собравшиеся в большинстве своем встретили его выступление одобрительными кивками и более или менее успешными попытками скрыть свое нетерпение. Наконец Конрад Симонсен первым посчитал, что с него довольно, и, пожалуй, несколько резче, чем следовало бы, оборвал докладчика: – Никто за этим столом вовсе не ставит под сомнение твою компетентность, да и собрались мы здесь не для того, чтобы оценивать уровень твоего профессионализма, а чтобы послушать о том, что нового ты можешь рассказать нам об Андреасе Фалькенборге. Психолог покраснел и начал лихорадочно рыться в своих бумагах. Глядя на это, Конрад Симонсен прибавил: – Я вижу и слышу по голосу, что ты нервничаешь, но, поверь, для этого нет никакого повода. Мы никоим образом не ждем от тебя развернутого доклада или же ответа на все вопросы. Кроме того, я прекрасно знаю, что ты – человек талантливый. Именно по этой причине ты сейчас здесь. Это помогло. Застенчиво улыбнувшись, психолог сказал: – Что ж, сознаюсь, меня слегка занесло. Но, как мне кажется, я подготовился весьма основательно, и для начала мне бы хотелось вкратце нарисовать психологический профиль Андреаса Фалькенборга и соотнести его с так называемым стандартным психологическим портретом серийного убийцы. Дело в том, что наряду с некоторыми весьма интересными совпадениями по ряду позиций прослеживаются и довольно существенные различия, что представляется мне крайне важным. Кроме всего прочего, на этом основании я не могу безоговорочно отнести его ни к одной группе, но в то же самое время это позволяет нам судить о том, кем он не является. – С удовольствием послушаем. – Я все это выписал, вот только никак не могу отыскать бумажку. Ничего, если я… а, прошу прощения, вот и она! Он обвел глазами аудиторию. Заметно было, что лед наконец сломан; Полине Берг показалось, что взгляд нового сотрудника повеселел. – Прежде всего мне хотелось бы констатировать, что, исходя из того определения, которым пользуюсь я, Андреаса Фалькенборга нельзя назвать серийным убийцей. В случае с ним отсутствует главный из критериев: на совести индивидуума должно быть как минимум три задокументированных убийства. Я особо выделяю – задокументированных, и ничего не говорю при этом о вероятности того, что Анни Линдберг Ханссон также убита Андреасом Фалькенборгом. Квалифицированно судить об этом я не могу, ибо подобное находится вне сферы моей компетенции. Однако тот факт, что формально индивидуум не удовлетворяет всем условиям для признания его серийным убийцей, вовсе не является препятствием для сравнения его с классическим типом данного преступника. Он оторвался от бумаг и оглядел аудиторию. Многие из его слушателей сочувственно кивали: похоже, никто не питал особого желания во что бы то ни стало подвести подозреваемого под категорию серийного убийцы-маньяка. – Первая схожесть с преступлениями серийного типа, которая сразу же бросается в глаза, это высочайшая степень организованности и порядка, проявленная преступником в связи с убийствами двух девушек. Порядок этот даже носит характер некоего ритуала. Нападая на свои жертвы, серийные маньяки зачастую используют один и тот же способ убийства. В качестве одного из множества примеров тому может быть назван Джон Уэйн Гейси, который в 1970-х годах в Чикаго умертвил 33 мальчика, задушив их с помощью петли и палки; при этом он читал им вслух отрывки из Библии. Оба убийства, совершенных Андреасом Фалькенборгом, совпадают до мельчайшей детали, и я почти уверен, что все, чему несчастные женщины подвергались перед смертью, происходило в строго соблюдаемой последовательности. Опираясь на показания Рикке Барбары Видт, которые я успел прочесть сегодня утром, можно сделать вывод, что последовательность эта такова: он изолирует свою жертву, уводя ее в какое-либо уединенное место, снимает с нее брюки – но не трусы, – а также бюстгальтер, добиваясь, чтобы была видна грудь, для чего еще и разрывает спереди ее одежду. Он стрижет – или делает вид, что стрижет – им ногти, приматывает им скотчем руки к бедрам, красит их губы красной помадой и, наконец, душит их, натягивая каждой на голову прозрачный пластиковый пакет и закрепляя его на шее. Кроме того, для каждой он заранее роет могилу и даже не пытается скрыть это от своей жертвы. Некоторые из определений серийного убийцы-маньяка содержат жесткие требования относительно того, что преступления должны совершаться идентичным способом, и очевидно, что данному критерию Андреас Фалькенборг удовлетворяет вполне. Несмотря на то, что имеющийся в нашем распоряжении статистический материал – я бы прибавил от себя, к счастью, – достаточно скуден, я убежден в том, что если он и убивал иных женщин, то вся процедура протекала точно таким же образом. Сделав глоток воды, он продолжал: – Следовало бы также отметить: он белый мужчина, впервые совершил попытку убийства в двадцать лет с небольшим, кроме того, между ним и его жертвами не существовало близких связей. Далее, примечательно, что обе убитые им женщины принадлежали к его расе. Все это относится к классическим признакам профиля серийного убийцы. Тем не менее убивает он отнюдь не в пределах какого-то определенного географического региона, что выбивается из традиционной схемы. Равным же образом очевидно, что преступления он совершает не с целью достичь некоего возбуждения, получить сексуальное удовлетворение либо утвердить собственное превосходство – или же совокупности этих трех классических мотивов. Ни одного из них в его поведении я не усматриваю, хотя обязан подчеркнуть, что в данном случае речь идет о моей личной оценке, в правильности которой я не могу быть целиком и полностью уверенным. Фактически я даже сомневался, следует ли вообще упоминать об этом, и делаю это сейчас, исходя в основном из новых обстоятельств, касающихся тех особенностей поведения Андреаса Фалькенборга, информацию о которых вам удалось получить вчера во время поездки в Хундестед. Конрад Симонсен хмуро спросил: – На чем основана такая твоя оценка? – Что касается возбуждения, то его исключить легче всего. Серийные убийцы, стремящиеся к достижению мощного выброса адреналина, редко заранее подбирают места, а само убийство почти всегда совершают быстро и недалеко от потенциальных свидетелей. Именно так они достигают высокой степени возбуждения. Взять, к примеру, такого серийного убийцу, как Питер Сатклифф из графства Йоркшир в Англии… Конрад Симонсен переглянулся с Арне Педерсеном; тот отрицательно мотнул головой, и главный инспектор мягко прервал речь психолога: – Мы признаем, что у тебя есть все основания так считать, поэтому не стоит приводить примеры разных типов серийных убийц. Арне Педерсен прибавил: – Не надо нас перегружать сведениями о конкретных преступлениях. – Что ж, в таком случае, опустим примеры – мне же легче. Так на чем я остановился? Ага, итак, такой мотив, как стремление достичь определенной степени возбуждения, исключить достаточно просто. Андреас Фалькенборг изолирует своих жертв, опасается возможных свидетелей, даже если они находятся довольно далеко и шансы на их появление на месте преступления практически отсутствуют. Небольшое исключение здесь, быть может, составляет то, что он прятал в своем вертолете Мариан Нюгор, предварительно связав ее и заткнув кляпом рот, пока сотрудники радарной станции в непосредственной близости вели ее поиски. Однако это была вынужденная мера, да и рисковал он, прямо скажем, не очень. Конрад Симонсен подтвердил: – Что ж, убедительно. Согласен, он убивает не ради возбуждения. – Далее следует сексуальный мотив, который, как я считаю, также отпадает. В большинстве случаев, когда убийцей-маньяком движут сексуальные чувства, он обращается со своей жертвой грубо, а зачастую просто по-садистски, и это относится не только к его действиям, но и к манере общения. Однако если забыть о том, что Андреас Фалькенборг в конечном итоге душил всех этих женщин пластиковыми пакетами… Поуль Троульсен перебил: – Прошу прощения, но я, честно говоря, не могу об этом забыть. – Хорошо, тогда я сформулирую это по-другому. Да, он душит женщин, но делает ли он еще что-либо, что говорило бы о его садистских наклонностях? Ответ очевиден – ровным счетом ничего. Он не пытает и не насилует их. Наоборот, принимая во внимание обстоятельства, он обращается со своими жертвами даже, можно сказать, бережно. Снимая с Рикке Барбары Видт бюстгальтер, он, насколько возможно, щадит ее стыдливость, далее он вежливо просит ее подождать, пока не разъедутся ребята на мопедах и вовсе даже не угрожает, когда заставляет ее продемонстрировать ему пальцы рук. В то же самое время все эти аргументы позволяют нам откинуть такой мотив, как жажда доказать свое превосходство. Я никогда не слышал, чтобы стремящийся самоутвердиться таким манером маньяк общался со своими жертвами подобным образом. Так что и здесь налицо несовпадение. Конрад Симонсен заметил: – Однако он пугает их этой своей маской, если, разумеется, исходить из того, что она была на нем в момент совершения им известных нам убийств. – В этом я даже не сомневаюсь. – Но ведь это сродни пытке. Я имею в виду, что несчастные женщины наверняка были вне себя от ужаса. – Наличие маски – весьма интересный факт. Думаю, он пользовался ею не только, чтобы испугать жертв, но и для того, чтобы спрятаться за нею, скрыть свой собственный страх. Однако вы не будете возражать, если я вернусь к вопросу о маске несколько позже? – Разумеется. – Далее, меня удивляет, что если он, как я думал поначалу, убивает, стремясь продемонстрировать собственное превосходство, то почему он выбирает для своих преступлений темные место и время? Эффект превосходства и наслаждение, которое он таким образом получает от убийства, были бы куда как сильнее и острее, если бы он мог в деталях наблюдать за реакцией женщин, чего он оказывается полностью лишен при искусственном освещении на темном пляже либо в условиях гренландской полярной ночи. Многие из серийных убийц данного типа именно по этой причине убивают своих жертв вовсе не там, где оставляют их тела. Кроме того, он тратит немало сил на то, чтобы приписать Карлу Хеннингу Томсену убийство его собственной дочери, Катерины Томсен. Это никоим образом не укладывается в поведение маньяков, относящихся к этой категории. Ведь многие из них весьма часто после совершения убийств сами сознаются в них и заявляют о местонахождении жертв. В этом они сродни охотникам, которые гордятся убитыми ими животными и стремятся прибавить очередной трофей к своей коллекции. В случае с Катериной Томсен мы наблюдаем прямо противоположное. И если уж на то пошло, то уместно было бы заметить, что именно это его стремление подставить Карла Хеннинга Томсена, а также странное поведение в 1990 году в случае со свиньей, подвешенной на дереве с целью досадить соседям, являются теми двумя моментами в его поведении, которые мне попросту абсолютно непонятны. Он умолк на некоторое время, а затем, внимательно оглядев слушателей, продолжил: – Это совершенно не укладывается в картину его прочих поступков, под которыми я подразумеваю не только убийства, но в не меньшей степени и отзывы о нем свидетелей, которые в один голос описывают его как спокойного, разумного, обходительного человека, всеобщего любимца, хотя порой и весьма наивного вплоть до инфантильности. У вас есть какие-нибудь соображения по данному поводу? Арне Педерсен решительно вставил: – Было бы нелишне узнать, был ли он и в детстве таким же спокойным и рассудительным. По лицу психолога пробежала тень. – Разумеется, это было бы чрезвычайно интересно. Другие предложения? Все четверо слушателей отрицательно покачали головами, а Конрад Симонсен сказал: – Мне это тоже показалось странным. Происшествие со свиньей совсем не вяжется с его обычным поведением, и я надеялся, что ты как-нибудь все это объяснишь. Может, речь идет о том, что в нем как бы уживаются две личности? – Нет, он не шизофреник, если ты это имеешь в виду. Ни в коей мере. Но давайте пока что отложим это. Если, конечно, ни у кого нет больше ничего… Он снова оглядел собравшихся, однако, похоже, ни у кого не возникло никаких соображений на это счет. – Последними и наиболее важными причинами, исходя из которых я не могу считать движущим мотивом сексуальное удовлетворение, это то обстоятельство, что он сам не ищет своих жертв, а также слишком длительные периоды ремиссии, то есть промежутки между совершением им преступлений. Если бы он руководствовался жаждой доказать свое превосходство либо желанием получить сексуальное удовольствие, то у нас было бы больше – причем, значительно больше – жертв. Таким образом, я делаю вывод, что, совершая убийства, он не ищет удовлетворения. При этом не стоит забывать оговорок, с которых я начал. Главным образом, мне представляется до конца неясным, получает ли он удовольствие, пугая женщин. По всей видимости, Конрад Симонсен надеялся услышать несколько иной анализ. – Ну и что из этого следует? Ведь все это нам ничего не дает. – Вот именно! Что же из этого следует? Если мы не относим Андреаса Фалькенборга ни к одной из описанных мною категорий, которые по-английски, точнее, на американский манер звучат, соответственно, как thrill killers, lust killers и power seekers, то вполне естественно возникает вопрос, к какой группе его, собственно говоря, отнести. Вообще говоря, существует четыре таких группы, однако ни одна из них также ему не подходит. Если рассматривать каждую из них, то… Арне Педерсен нетерпеливо прервал: – О’кей, ни одна из этих четырех также не годится. Может, вместо рассмотрения того, что, как нам известно, мы заведомо не знаем, лучше заняться тем, что нам действительно неизвестно? Полина Берг обернулась к нему и шутливо пихнула в бок. – Ни слова не поняла. Что ты, собственно говоря, имеешь в виду? И вообще, прекрати пить мой кофе – у тебя есть свой. Конрад Симонсен достал мобильный телефон, встал и повернулся спиной к коллегам. Чуть погодя он сказал: – Прошу прощения, но я только что получил информацию, которая не может ждать. Нам необходимо сделать перерыв на десять минут. Арне, ты мне не поможешь? Глава 21