Глава 19 После пляжа по дороге на почту мама сказала: — Я совсем забыла показать тебе лавр. Посмотри! — Она сорвала с куста тёмно-зелёный, словно только что выкрашенный масляной краской, листок. — Разотри и понюхай. Я растёр в пальцах жёсткий лавровый листок, понюхал и спросил: — Неужели это те самые пахучие листья, которые ты кладёшь в борщ? — Конечно! — засмеялась мама. — Вот оно что! — удивился я. — Из них венки делают для чемпионов! Ты подумай! Я сорвал десять листьев и положил в карман. На почте я написал на конверте Снежкин адрес. Потом купил за пятачок ещё один конверт. В него я положил лавровые листья для нашей соседки Ольги Михайловны. Она часто приходила к нам занимать то лавровый лист, то перец чёрный и красный, то лимонную кислоту. А меня посылали к ней за солью и спичками. На двух конвертах я указал наш обратный адрес. Потом мама купила в магазине мяса и овощей, мы попили кваса и пошли домой. Глава 20 Кошка Волна, как только увидела Кыша, изогнулась и приготовилась прыгнуть на чинару. Но Кыш зарычал и тявкнул: «Жарко. Противно с тобой связываться. Ночная пиратка!» — Молодец! — сказал я ему. — Веди себя как мужчина! Вечером я решил устроить засаду с сигнализацией и ловушками, мимо которых похитителю невозможно будет пройти. Мы подождали, когда придёт с работы Анфиса Николаевна, и вместе пообедали. После обеда я вдруг почувствовал, что у меня по спине побежали мурашки, как при простуде, и заболела голова, но маме я решил про это не говорить. Ещё у меня очень горела кожа на ногах и на плечах. И про это я тоже не сказал маме, а так, чтобы она не услышала, расспросил Анфису Николаевну, как лечат людей, обгоревших на солнце. Анфиса Николаевна внимательно на меня посмотрела и сказала: — А ведь ты обгорел! И не вздумай отпираться. Я упросил её ничего не говорить маме и вытерпел, когда она намазала мои ноги и плечи «Тройным» одеколоном. А жгло их так, что хотелось кричать по-кошачьи: «Мря-яуу!» Я вынес раскладушку на улицу. Кыш тоже чувствовал себя плохо. Он отказался от еды, пил воду и жевал на лужайке травку. — Пойдём гулять и смотреть дворец, — позвала меня мама. — Ты иди, а я полежу. — Без тебя я во дворец не пойду. Пойду лучше на свидание к твоему папе. В конце концов, «Кипарис» не больница. — Но ведь Корней не велел тебе приходить, — сказал я. — А я и не пойду. Папу кто-нибудь вызовет, и мы погуляем до ужина. — Он после упражнений, наверно, очухаться никак не может, — сказал я. — Лучше дай ему отдохнуть. — Надо его морально поддержать! — Мама красиво причесалась, надела новое белое платье в красную горошину и пошла к папе. Глава 21 Анфиса Николаевна поливала огурцы. Потом она села на скамеечку, о чём-то стала думать и спросила сама себя: — Но что же было потом?.. Что же было потом? Я не мешал ей думать и вспоминать, походил и посмотрел на цветы, полил колючую лепёшку кактуса с маленькими кактусятами на макушке, а Анфиса Николаевна всё сидела на скамейке и вспоминала. Меня, если я очень хочу что-нибудь вспомнить, но не могу и места себе от этого не нахожу, мама или папа обычно чем-нибудь отвлекают. Поэтому я подошёл к Анфисе Николаевне и сказал: — Я сегодня на улице хотел спать, а вдруг стало холодно. В Москве так не бывает. Она посмотрела на меня, как будто не узнавала, и рассеянно переспросила: — Как… как ты сказал? — Я говорю: вдруг стало холодно, — повторил я. — Да… да… В Крыму это бывает… Холодно, говоришь? — Слегка. Всё равно я на улице буду спать, — сказал я. — Ой… вспомнила! — словно не веря себе, тихо воскликнула Анфиса Николаевна. — Вспомнила! — Она меня поцеловала, обняла и вдруг заплакала, потом вытерла глаза платком и сказала: — Не обращай внимания. Это я от волнения. Сегодня я всё окончательно проверю. Только вы с мамой ничему не удивляйтесь. — Вы заступитесь, если мама не разрешит мне спать на улице? — спросил я. — Будь уверен, — пообещала она, и я, несмотря на то что больно жгло плечи и ноги и ныла голова, начал устраивать сигнализацию и ловушки. Глава 22 Из маминой дорожной коробки я достал две катушки ниток и натянул нитки так, что грабитель, подойдя к огуречным грядкам с любой стороны, обязательно должен был за них зацепиться. А концы ниток я решил привязать к большим пальцам на обеих ногах. Вдруг я усну? А так меня дёрнет за ноги, я проснусь, заколочу палкой по пустому ведру и подниму тревогу. Палку и ведро я поставил около раскладушки. Затем я наладил сигнализацию, которая, сработав, наделала бы много шума. У меня были с собой четыре ненадутых шара: зелёный, два красных и синий. Я их надул и положил в ямки под оградительной ниткой, с одной стороны грядок и с другой. А над шарами пристроил по доске с гвоздиками. Если бы грабитель, по моему расчёту, наступил на неё, шары бы бабахнули, а мы, пока он не успел опомниться, поймали бы его на месте преступления. Потом я замотал Кышу голову мокрой тряпкой, чтобы она у него меньше болела. В это время Анфиса Николаевна зачем-то развесила на верёвке тёплые вещи: байковое одеяло, варежки и пушистый платок. Я подумал, что она решила посвятить вечер борьбе с молью, и сказал: — Наша бабушка клала в шкаф ветки полыни, и моль туда не залетала. Вы тоже так сделайте. Но в ответ Анфиса Николаевна как-то странно сказала, скорей сама себе, чем мне: — Сегодня прохладный вечер… Значит, будет холодная ночь… холодная ночь… — И добавила: — Не удивляйся, Алёша. Я всё делаю как надо… Глава 23 Вскоре пришла мама. Оказывается, пока она прогуливала еле ходившего из-за ломоты в костях папу, в «Кипарисе» произошёл отвратительный случай. Папин сосед Федя, очень полюбивший кипарисовского павлина, заметил, что в павлиньем хвосте не хватает двух самых красивых перьев. Его все подняли на смех, но Федя клялся, что у него прекрасная наблюдательность и ошибка исключена. После ужина Анфиса Николаевна спросила у мамы: