– А к тому, что можно и ночью смотаться, чтобы вертолом не рисоваться. Льды такие, что далеко от эскадры, конечно, не отбежишь, но по темноте, если только с «Суворова» чего и увидят… – Да я не против, – капитан всё ещё глазел на карту, – я просто взвешивал шансы отыскать на обратном пути… и артефакт, и нашу вещь. Не вариант. Маяк умрёт. Льдина удрейфует чёрт знает куда. И, определившись, дал добро: – Да! Работаем! Только надо Рожественскому объяснить. Пусть хоть сам за штурвалом на мостике стои?т, но чтоб без посторонних глаз. * * * Как стемнело, расчехлили «Миля», подготовили к полёту. Новость уже пробежала по ледоколу, и градус любопытного возбуждения зашкаливал. Ужин в столовке умяли, слизав с тарелок, не заметив за фантазиями и версиями, в говорильне. Примчал Волков – грудь вперёд-де: «И я полечу!» Черто?в кряхтел, завидовал – тоже хотел, но не везде ж капитан должен быть затычкой. Оставлять судно не с руки. Шпаковский с Рожественским лялякал минут сорок. Вышел из радиорубки – отдуваясь, аж вспотел: – Вот странный этот типэло Зиновий! То как собака злодейская… неадекватная… – Что там опять? – интонацией взрослого к ребёнку спросил капитан. – Да хотя бы с «Ермаком». Я на досуге в ночную вахту потрепался с нашими на эскадре. Оказывается, по его приказу (Рожественского), с матом и угрозами, «Ермака» на торосы и погнали, запоров. – Не удивлён, – кивнул Черто?в, – стрелять хоть не стали в бедного Фельмана? С Зиновия станется10. – А тут я ему подробно о находке, чтоб он сдуру не заупрямился. Расписал всё с вдохновением, загадочно. Так он едва ли не с нами хотел помчаться. Видно, и у него… в попе романтика открытий взыграла. Старшим полетел Шпаковский. Взяли Волкова и, естественно, спеца-инженера. Не включая бортовых огней (до поры), «Миль» ушёл в ночь. * * * Специалист с казанского ОКБ сидел на штатном месте штурмана, на нём же были единственные свободные шлемофоны. На коленях он держал свой планшетник, следя за сигналом радиомаяка: – Всё, мы над ним! Включили прожекторы, зависнув на высоте, чтобы не поднимать снежную пыль. – Нашу машинку я вижу, – доложил бортинженер, – ищем артефакт. Вертолёт пошёл кругами, расширяя поиск. Минут через двадцать наткнулись на искомое. Прожектор бил пятном, не давая даже тени, и оценить, что же это всё-таки увязло во льдах, пока не удавалось. – Садимся. Сначала забираем беспилотник. Потом топаем к объекту. Отыскали даже отстегнувшийся парашют – тот был ярко-красный и обнаружился неподалёку. Всё снесли на борт. Потом всей толпой, орошая всё вокруг светом фонариков, двинули по направлению к загадочной находке. Сверху казалось, что идти будет недалеко, однако ковылять, постоянно вязнув в снеге, пришлось неожиданно хлопотней, чем рассчитывали. Подошли ближе, и теперь было видно, что это что-то длинное, присыпанное снегом. Один фрагмент, видимо тот, который и разглядели с воздуха, немного возвышался надо льдами, закругленным концом чётко выделяясь на фоне серого горизонта. Ветер очистил его от снега, и он матово поблёскивал в рассеянном свете луны. Ещё на подходе Шабанов завороженно проговорил: – Я как в детстве очутился, когда смотрел «Туманность Андромеды»! Так и хочется выкрикнуть: «Звездолёт!» Как там он звался? «Парус»! И первым же сообразил, выхватив характерные детали: – Это не корабль! Санкт-Петербург Тоска. Унылое ощущение бездарной пустоты. Стол аккуратно «завален» бумагами. Расстелена, чуть свисая за край, карта. Полупустой забытый стакан остывшего чая. Ленивая рука и взгляд перебирают страницы и буквы. Сверяя ход войны на Дальнем Востоке – сложившееся на сегодняшний день положение с хронологией из будущего, император всея Руси Романов Николай поражался, что, несмотря на все предпринятые шаги, особых сдвигов так и не случилось. Топталась армия в районе Мукдена. Уже обстреливался Порт-Артур. Не регулярно, не прицельно, пока редко и безрезультатно (как заверяли) – ни одного попадания в корабли порт-артурской эскадры не было. «Господи, только бы Рожественский дошёл благополучно. И быстрей! Новые снаряды, дополнительно для идущей Северным проходом эскадры уже отправлены во Владивосток». Сформирована 3-я Тихоокеанская эскадра… Романов по памяти поимённо стал перечислять корабли, не заметив, что забормотал вслух: – «Бородино», «Орёл» – броненосцы. Крейсера: «Аврора», «Олег», «Светлана», «Жемчуг»… Помнил, потому что дела флота преобладали. Так как, в связи с «главным секретом», к императору ближе оказались именно адмиралы. «А вместе с тем то, что происходит на суше, в армии не менее важно! А что сделано? И немало бы, однако как же недостаточно». Пропускная способность железной дороги не позволяла насытить армию войсковыми частями, артиллерией и боеприпасами в должной мере. Отправленные на Дальний Восток подкрепления и новые (более перспективные) офицеры, которых присоветовали подсказки потомков, а также кадровые перестановки в действующей армии (едва ли не супротив ценза), не смогли переломить ход войны и лишь вызывали недоумение у высшего генералитета. Впрочем, как и у самих назначенцев. И на самом деле, это был весьма смелый, если не сказать сомнительный ход со стороны государя. Так как молодые офицеры не имели ни опыта, ни навыков командования большими соединениями, ни, что уж там говорить, авторитета. Взять того же генерала Брусилова, Алексея Алексеевича. Не имея практики командования даже полком, тем не менее он не посмел отказать царю, лишь осторожно высказал своё сомнение: «справится ли?». Но, так или иначе, получив от государя: «Я в вас верю!», полномочия и целое собрание наставлений, ещё пахнущих свежей типографской краской, с примерами и разбором тактических приёмов, которые ему следовало изучить, генерал отбыл на новое место службы. Алексей Алексеевич и не догадывался, что часть из того, что он штудировал по пути на Дальний Восток, запершись в отдельном в купе, взято из опыта его же будущих блистательных побед. А пока ход военных действий на востоке не радовал! Императора успокаивали, говоря, что так сразу, с налёту не получится. Изменения будут накапливаться, в итоге дав результат. «Но когда же?» Русский царь не знал, что именно сейчас, после массированной артподготовки, тщательно подготовленный генералом Брусиловым удар на узком участке близ реки Шахэ проломил японские порядки. В прорванный фронт устремились кавалерийские части, казаки, обходя японцев с флангов, ломая сопротивление и сея панику. Забегая вперёд, надо сказать, что это было первое столь успешное наступление русской армии в войне. Во фланговые «котлы» попали несколько тысяч японских солдат. Некоторой части их удалось вырваться, но японцы «откатились» на сотню километров, успев, правда, вовремя закрепиться. Примечательно, что одним из плененных офицеров при штабе генерала Куроки был британский военный агент, целый генерал… как там его (почти с испанским поимённым «иконостасом») – Ян Стэндиш Монтин Гамильтон. Ну и «сэр» ко всему ещё. Однако вернёмся к нашим ба… э-э-э, к тяжёлым царским думам. На днях Романов сподобился посетить полигон одной из стрелковых школ близ столицы. Поглядел на экзерсисы «морпеха» – этого военного из будущего, носящего звание, равное, как ему объяснили, всего лишь старшему унтер-офицеру. «Сержант, – припомнил император, – молодой (лет тридцать), всегда гладковыбритый „под англичанина“, уверенный в себе. Крепко сбитый и рослый». Романов заметил, что они – выходцы из будущего, за редким исключением, практически все не носят бород и усов. «И что ж – передовое подразделение в новых методиках и тактике ведения войны произвело впечатление. Да-с».