— Теряем время, — было мне ответом. — Хорошо… Я снова прикрыла глаза и напрягла измученную память. «Ты обязана справиться, Катя! — внушала я себе, собираясь с мыслями, — Иначе он в тебе разочаруется и сочтет бесполезной. А сочтет бесполезной — значит не станет делиться вводными о папе! Итак: триггер — шмель!» — приказала себе мысленно. Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг в нос хлынул знакомый аромат цитрусовых — любимый мамин освежитель в нашей новенькой машине. Этот аромат окутывал меня и плавно переносил в тот день. В день, когда мама взяла меня с собой в гости к другу. Перед глазами предстают высокие кожаные подголовники… Светло—коричневого оттенка, они возвышаются впереди меня и закрывают обзор. На водительском сидении я вижу маму. Волосы красиво струятся по ее спине и зеркальной гладью отражаются в лучах солнца, бьющих в слабо затонированное стекло окна. Мама ведет машину. На скорости. Будто куда-то торопясь. Ремень детского кресла, в которое меня усадили, туго врезается в грудь и не позволяет свободно двигаться. А мне очень хочется посмотреть на дорогу и машины, мчащиеся перед нашей. В салоне негромко звучит мамин любимый «Одинокий пастух». Я еложу на своем сидении и настойчиво пытаюсь выглянуть из-за подголовников. «Не вертись! — велит мама, — Укачает!» Мы подъезжаем. Останавливаемся. — Лето. Жарко. — начинаю пересказывать Кириллу Андреевичу всё, что вижу. — Мы с мамой выходим из машины и подходим к забору. Он настолько высок, что мне приходиться запрокинуть голову, чтобы увидеть на самом его верху… Что это там? Пики… Да… Острые… Мне нравится, как они блестят на солнце. Переливаются золотом… В заборе есть вход. Массивный… С широкими воротами. Темно-красными… Нет… Ближе к бардовым… Примерно на три тона темнее забора из красного кирпича. Кирпичики теплые… Почти горячие. Я провожу по ним ладошкой и слышу мамино: «Не трогай! Руки испачкаешь!» Она нервничает. Я чувствую это… Чувствую по тому, как крепко она сжимает мою ладонь в своей… Почему нервничает? Не знаю… А хотя… Хотя знаю… Из-за папы… «Папа, ты же знаешь, что случилось! Точно знаешь! Расскажи мне! Или я пойду к нему!» Вдруг «кадр» на секунду завис, а потом бесследно исчез. Словно телевизор сломался. Я попыталась его «починить». Не получилось… — Дальше! — настойчиво ворвалось в уши. — Кадр оборвался… Не вижу… — сообщила я зрителю своего «спектакля». — Кто сказал то, что ты сейчас передала? Я взглянула на Кирилла Андреевича и заметила, что он снова сидит в своем кресле, и задумалась: «Когда он отошел от меня? Почему я не заметила? Ах да, он отошел раньше. Еще предложил мне присесть в кресло напротив. Как же я устала от этих воспоминаний!» — Екатерина, ты здесь? — Где ж еще… — с досадой пробурчала я. — Ответь на вопрос! — Прозвучало настойчиво. — Повторите его… Пожалуйста. — Кто сказал фразу: «Ты же знаешь, что случилось»? — Мама. — Кому? — Дедушке… — Его не было в тот день с вами. — Она это сказала раньше… — Меня не интересует то, что было раньше. Необходимо, чтобы ты вспомнила то, что произошло в моем саду. — Вашем? — Так… Похоже, ничего не выйдет… Не справляешься. — Сейчас… Я попробую еще раз… — Пробуй. Вы с мамой стоите перед воротами. Сосредоточься. Вспомни о шмеле и о том, что было после. — Хорошо… Снова закрываю глаза. Напрягаю память и вижу маму у дедушки в кабинете. Он — рядом с ней. Слышу его голос. «Пустая трата времени», — говорит он. «Почему?» — отвечает мама. «Стоп! Не то… Сад, Катя, сад… Это было раньше сада…» — Сейчас… Я справлюсь… — шепчу то ли себе, то ли моему зрителю, безмолвно восседающему на своем троне и терпеливо ожидающему «продолжения банкета». Сквозь ресницы приспущенных век вижу его глаза, пристально следящие за каждым моим движением. Делаю глубокий вдох—выдох и снова сосредотачиваюсь на том дне. — Озвучивай все, что видишь, — велит мне голос «за кадром». — Я помню задание, — шепчу я, чтобы не спугнуть картинку. Полупрозрачной голограммой она начинает проявляться перед глазами. — Я в саду. Он такой большой… Красивый… С кустами роз… Как у нас дома… Но сад этот — не наш. Чужой… Мы с мамой кого-то ждём. Она нервничает. Или волнуется… К нам кто-то подходит. Я его знаю… Мы уже встречались… «Это друг нашей семьи, Котёнок. — представляет мне его мама. — Вы уже встречались у меня в офисе. — И велит: — Иди погуляй, нам надо поговорить!» 'Хорошо, мамочка! — отвечаю я, вглядываясь в лицо её спутника. Вернее, в его волосы… С ними что-то не так, но что именно?.. — Почему? — удивлённо спрашиваю я у него. — Что почему? — Цвет твоих волос… Он другой… «Иди поиграй, дочь! Там!» — нервно отсылает меня мама. Указывает рукой, куда мне идти. Я иду. В сторону розовых кустов. Кружусь. Вокруг летают бабочки. Хочу поймать самую красивую. Подставляю палец. Она садится на него. Большая. Пёстрая. «Мамочка, смотри какая бабочка! — Несусь к ней. — Сейчас покажу!» Слышу: «Я занята!» Резко останавливаюсь на полпути. Бабочка улетает… Что-то жужжит. На цыпочках подхожу к кусту. Кружусь вокруг него. Хочу найти того, кто жужжит. Цепляюсь подолом платья за колючки. С трудом отдираю его. Не получается… Получилось! Ура! Я свободна! Вдруг слышу: «Не лезь в это дело!» Это говорит мамин собеседник. Громко. Он сердится. Наверное, ему не нравится, что сказала мама. Сказала, пока я не подошла ближе. Теперь я ее слышу. Она тоже говорит громко. Почти кричит: «У меня нет выхода! Я должна найти мужа! Или хотя бы узнать, что с ним случилось!» «Его поисками уже занимаются». «Кто?» «Компетентные органы». «Эти твои органы бесполезны!» «Они отлично знают свое дело. Оставь это им». «Да ничего они не знают! В общем так: не поможешь ты, обращусь к другому источнику!» «К кому?» «Найдутся, если поискать!» «Достойных доверия нет». «Андреев достоин доверия!» «Не дури! Может он что и знает, но умеет держать язык за зубами».