Те медальоны были — пальчики оближешь! И я всегда съедала их все до последнего кусочка, сидя за широким столом в кругу людей, на полгода заменивших мне семью. Перед глазами, как по команде, поплыли их далекие образы. Лица эти настолько плохо сохранились в памяти, что казались очень слабо «прорисованными», едва различимыми. Я попыталась «прорисовать» их четче, постаравшись «переместиться» в то время, и даже увидела, как мы с одной девчонкой рассекаем на коньках по крепкому Енисейскому льду. «Как же ее звали? — задумалась я, — Не помню…» — Екатерина! — Да, — рассеянно откликнулась я. — Что тебя затянуло в этот раз? — Вспомнилась одна поездка. — Куда? — Есть ли смысл рассказывать… Давно это было. — Послушаю и решу, есть он или нет. Так куда ездила? — За Урал, — ответила я, удивляясь его настойчивости. — Добавь конкретики! — распорядился он. И уточнил: — Куда именно за Урал? — Если конкретнее, — вздохнув, объяснила я, — то в Красноярский край… Там такая тайга… Красиво… Очень… — С кем ездила? — С дедушкой. Он тогда отвез меня к тете Алле — маминой подруге. — Зачем? — Сказал, для того, «чтобы пришла в себя». Понимаете… Когда не стало мамы… Это выбило меня из колеи. Помню, отказывалась разговаривать. С кем бы то ни было. — Почему? — Не знаю… Просто стала считать это неинтересным. Постоянно сидела в своей комнате. По-турецки… И смотрела на портрет мамы. Он вдруг появился на стене напротив моей кровати. Смотрела на маму и постоянно плакала. В общем… Меня слушали молча. Не перебивая, не задавая наводящих вопросов. И, казалось, вслушивались в каждое слово, которое я произносила. — Дед решил, что я в депрессии, — продолжила я, — И счел смену обстановки единственным, что помогло бы вытянуть меня из нее. Он оказался прав — помогло. Правда, в тот день, когда он сообщил мне, что переезжаю невесть куда, я взбунтовалась не на шутку, — усмехнулась я, вспоминая. — И тогда я решила сбежать. — Куда? — видимо, не сдержался мой слушатель. В его глазах считывался интерес. И это подтолкнуло меня к откровенности. Мне вдруг захотелось рассказать ему о той поездке все. Все, что удастся вспомнить… — На дачу к Алисе, — поделилась я, возродив в памяти свои ощущения тех дней. Тогда меня накрыло покрывалом безысходности. Тяжелым. Будто свинцовым. Дни вяло плелись один за другим. Я просыпалась по утрам и неизменно приходила в ужас от того, насколько всё изменилось. Насколько безрадостной стала жизнь. — Идея с побегом показалась мне удачной, — продолжила я свой рассказ, — Думала, отсижусь на Алискиной даче несколько дней и вернусь. А тем временем дедушка откажется от намерения отсылать меня из дома. Именно отсылать, потому что свой отъезд я воспринимала как ссылку. У Алисы на даче был большой дом. Она заверила меня, что в погребе там полно продуктов… Как раз тогда бабуля уже научила меня жарить яичницу и варить картошку. Поэтому я была уверена, что голодать не придется. Правда, чтобы добраться до продуктов, нужно было открыть дверь погреба. А она трудно открывалась. Алиса говорила, что дверь та находилась в полу, и надо было очень сильно ее тянуть. Но мы тогда решили, что вместе потянем и обязательно откроем… А еще у них на даче было много книг — огромная такая библиотека. А с книгами нам было бы не скучно. В общем, расчет был на то, что дедушка за это время передумает увозить меня из дома. И от Алисы. — Кардинальное решение, — задумчиво пробасил Кирилл Андреевич. — Да. Но меня вынудили обстоятельства. Помню, что взбунтовалась еще и потому, что дед всё решил за меня. Моим мнением он тогда даже не поинтересовался. А я привыкла, чтобы интересовались, ведь папа всегда так делал. И потом… Моя новая жизнь оказалась такой… унылой. Ужасно хотелось перемен. Но не таких кардинальных, чтобы уезжать далеко и надолго. Думаю, дедушка точно тогда уловил мой настрой. Он наблюдал за мной. Я постоянно ощущала себя под прицелом его внимательных глаз. Как под прицелом ваших сейчас. — Я не желаю тебе вреда. — Он тоже не желал… В общем… Видимо, он просчитал нашу с Лисой задумку и спутал нам все карты. — Кто такая Алиса? — Моя подруга… Одноклассница. — Как поступил Даниил? Каким образом он спутал вам карты? — Дедушка? — Орлов молча кивнул. — Он просто перенес дату моего отбытия в «ссылку» на сутки назад — как раз на тот вечер, на который мы с подругой и запланировали побег. — Она решила сбежать с тобой? — Конечно! Мы же с ней были не разлей вода. — Иметь такого друга — большая удача, — проговорил мой наблюдательный собеседник, — Где она сейчас? — Не важно… — Вы больше не общаетесь? — Почему же, общаемся… Но гораздо реже. — В чем причина? — Я не буду об этом говорить. — Твое право, — миролюбиво откликнулся Кирилл Андреевич. — Значит Громов тебя увез… А дальше? — Дальше я попала в совершенно непривычную среду. Вокруг были совсем чужие люди. И незнакомый дом без телевизора. Правда, он был со всеми удобствами. И мне там даже комната нашлась. Миленькая такая. Просторная. С окнами в лес. Впрочем, он был там повсюду: из какого бы окна не выглянуть. Дедушка тогда объяснил, что это тайга. В ней много опасностей. Дикие звери, прячутся за огромными густыми деревьями. Поэтому в лес одной ходить нельзя. Только в сопровождении дедушки Арта. Кстати, его имя переводится как «камень». — Кто это был? — Человек, — ответила я, пожав плечами. — Один из них. Знаете, когда я увидела его впервые, он показался мне таким холодным! Отстраненным… Высоким, как дерево. И таким же мощным. А борода-то какая у него была! Густая такая — в пол-лица. Длиной до самой груди, представляете! И глазищи такие черные. Мне казалось, они видят всё. Даже сквозь стены. Ходил он всегда в таких свободных длинных одеждах: в рубахах чуть ли не до колена и свободных штанах. Ворот у рубашки всегда был высокий. Такой, знаете, — стоечкой. Помню, как-то спросила у него, как он ее надевает. Он ответил, что через голову. Я тогда еще удивилась, как он туда ее просовывает, с такой-то бородой. А там — на вороте, оказывается, крючочки были. Незаметные на первый взгляд. Потайные. В общем, придерживался дедушка Арт старорусского стиля. Впрочем, не только он. Они все. — Сколько их было? — Не могу сказать точно. Шесть человек жили в доме постоянно. Но время от времени поселялись и другие люди. Приезжали в гости. Ненадолго. — Что еще помнишь? — Арт отлично ориентировался в тайге. Каким-то образом всегда находил из нее выход. Как бы далеко мы ни заходили. А мы могли пробраться очень глубоко — туда, где деревья росли так кучно, что не пропускали и лучика света… — Что еще? — Я прожила в том доме до конца зимы. Поначалу мне было очень непросто. Ведь вокруг были люди, которых я совсем не понимала. Но я не замкнулась. Наоборот — раскрылась. Хотя правильнее, наверное, сказать — «мобилизовалась» Похоже, на это дедушка и сделал ставку. — Они не говорили по-русски? — Нет. Абсолютно. Ни словечка за все те месяцы, что я у них провела. Эти люди общались на необычном наречии. Но они окружили меня заботой. Окружили настолько, что я стала считать их своей семьей. Бабушка Лия часто пела мне песни и рассказывала сказки. Но делала она это на том непонятном языке. И, чтобы понимать, я училась произносить и запоминать новые слова… Училась петь песни вместе с ней. Причем не просто петь, а изображать. Ну… разыгрывать сценки. Потому что в песнях обычно рассказывалось о птицах, о разных животных, обитающих в тайге. Напевая, я училась повторять их движения: взмах крыльев, легкую бесшумную поступь рыси… Действия охотника. Осторожные и решительные… Помню, Арт учил меня ловить рыбу, собирать ягоды. А бабушка Лия — распознавать лечебные травы. И готовить говяжьи медальоны. Такие, как эти, — поделилась я и вдруг заметила, что тарелка моя пуста. — И когда я успела их съесть? — Пока рассказывала, — усмехнулся мой внимательный слушатель. — В общем, твоя жизнь там била ключом. — Она была размеренной, неторопливой… Но интересной. — Где они все теперь? — Не знаю… Дед забрал меня оттуда в конце той же зимы. С тех пор я больше никого из них не встречала. Бабушки Лии, наверное, уже нет в живых… Тетя Алла… — Она жила там же? В том доме? — Нет. Приезжала. Но часто. И обычно на несколько дней. Потом уезжала. Мы давно с ней не общались. Очень давно. И это странно, ведь связаться друг с другом сейчас не составляет никакого труда. — Ошибаешься… Не всегда это так. — Интернет же сносит все границы! И сводит к нулю любые расстояния. Так что было бы желание… Но вот как раз его-то все эти годы ни у кого из них, похоже, и не наблюдалось. Я пыталась их разыскать. Помню, донимала дедушку, но он как-то странно тогда сказал: «Забудь о них. Их нет. Считай, что и не было никогда…» Странно, правда? — Не без этого… — И о дочери тети Аллы мне тоже ничего не известно, — помолчав, добавила я, — Обе — как в воду канули. — У нее есть дочь? — Да. А вы не знали? — Нет. Как зовут ее дочь? — То ли Лика… То ли Вика… Или Лина… Или Инна… Никак не могу вспомнить… Как ни стараюсь… — С такой-то памятью как у тебя? — Как начинаю вспоминать тот период жизни… Какая-то каша в голове образуется. Только два имени чётко и запомнились: бабушкино и того дедушки с бородой. Знаете, вот помню бабушку Лию, помню, как она пела мне песни на том языке, рассказывала сказки. Сам язык тоже помню… А лица их всех — очень смутно. Как в тумане. Я расстроилась и сникла. Так было всегда, стоило мне в очередной раз убедиться, что не в состоянии вспомнить лица тех людей. Что в этом бесконечном квесте в очередной раз потерпела неудачу.