«Блин! Надеюсь, здесь чисто…» — вдруг спохватилась Стоцкая и замолкла. «Не совсем», — негромко откликнулась Громова. «Как это понимать?» «Ты чего, Маш? Где ж здесь чисто? Сама же ворчала, что беспорядок». «А… ну да… Давай собирайся. Пора валить». 'Кого? — смеясь спросила Громова, видимо, выбираясь из постели. «В смысле?» «Что „в смысле“? Ты чего напряглась?» «В смысле: кого?» «Ну, ты сказала „валить“, я поинтересовалась „кого“? Как в том фильме, помнишь? Про гангстеров. Что-то навеяло…» «Чем?» «Да разговором же нашим, Маш. Ты чего?» «А… ну да… Пора уходить. Я это имела в виду». «Да я поняла!» «Одевайся быстрее! Так зачем ты с ним тр@халась?» «Это было необходимо». — Необходимо⁈ — вознегодовала Стоцкая. — А что будет, когда Громов узнает? Ты не подумала, нет⁈' «Повторяешься, Маш». «Ладно… Предохранялась хоть?» «Он…» — смущенно прошелестел голос Громовой. «Уфф! Ну хоть у одного из вас мозгов хватило!» «Это было необходимо», — повторила Громова. «Да что ты заладила как попугай! Для чего необходимо⁈» «Мне нужно было вытянуть из него вводные по отцу. И по тому, что сейчас вокруг меня творится…» «Вытянула?» «Да. Баш на баш…» «Ну ты и стерва!» Орлову вдруг нестерпимо захотелось остановить кадр, приблизить его и заглянуть ей в глаза. Но такой возможности не было: вчера он распорядился убрать камеру видео наблюдения из ее номера и установить «жучок» в тумбочке. В тумбочке, которую пришлось заменить, потому что в той, что находилась в номере фигурантки прежде, отсутствовал «карман», куда можно было бы его поместить и оставить незамеченным. Теперь приходилось довольствоваться лишь звучанием ее голоса. Пренебрежительно холодного. Чужого. И он вслушивался в то, как она говорила. Вслушивался, склонившись к источнику воспроизведения звука. «Другого выхода не было… Не лезь с вопросами, Маш. Не до этого сейчас. Я понимаю, что Саша уехал и твое неуемное внимание занять некому, но…» — услышал он. Вытащил из нижнего ящика стола годами пылившуюся там пачку сигарет. Достал одну. Чиркнул зажигалкой, столько лет провалявшуюся без дела, и затянулся. Впервые за 10 лет. Бросив недовольный взгляд на тлеющую сигарету, поморщился и, не докурив, затушил ее в годами бесхозной пепельнице, вытянутой из того же нижнего ящика стола. «Ну, не фортануло, чё! — донесся раздраженный голос Стоцкой, — Не впервой… Оделась? Пошли! Твой Николай, наверное, уже приехал». Все эти дни Орлов старался обращаться к Громовой на «вы». Этот прием позволил бы ему психологически отстраниться от фигурантки. Самым разумным было бы держать с ней дистанцию и наблюдать за мизансценой как бы сверху. Отец называл это «встать над схваткой» — так легче было бы сделать правильный вывод. Инстинкт самосохранения подсказывал выудить всю нужную информацию и убрать ее из числа лиц своего ближнего круга. Круга, в которой она ворвалась так вероломно. Ворвалась, спутав ему карты и заставив заниматься тем, чему совсем недавно он не планировал уделить ни минуты своего времени. В мыслях всплыл ее ответ Стоцкой: «Это было необходимо». Значит, так и было задумано? Девочке явно передалось коварство Ольги. Коварство и способность идти к своей цели напролом. Просто эта способность маскировалась в ней под флёром возвышенности и бесхитростности. Этот флер теперь казался Орлову мнимыми, наносными и явно имел целью ввести его в заблуждение… «Браво, Миледи, отлично сыграно!» — мысленно похвалил ее Орлов. И задумался: «Что там у нас дальше по плану? Дана…» Ехать к ней на разговор особого смысла больше не было, но Орлов все же поехал. Потому что любое дело привык доводить до конца. Глава 20 На распутье Ловко очистив лобовое стекло своего «коня» от щедро облепившей его наледи, Кирилл Андреевич сел за руль. Авто послушно откликнулось на поворот ключа зажигания и вскоре вывезло своего хозяина за пределы его владений. Путь Орлова лежал в ГУМ. Он решил не откладывать с подарком для Даны. Все-таки день рождения — чем не повод совместить приятное с полезным? Пробок, как не странно, было немного: то ли их пиковое вечернее время было позади, то ли водители решили не рисковать и не «седлать своих коней» в ненастный морозный вечер. Кирилл Андреевич бросил беглый взор на циферблат и решил, что скорее первое. Хозяйственные службы столицы работали нон-стоп и бойко расчищали снежные завалы по пути следования его «Лексуса». Дорога заняла более часа и вскоре Орлов рассматривал стильную упаковку любимых духов Птицы. Оплатив покупку, он заглянул в цветочный салон и заказал праздничный букет из композиции некогда любимых ею пурпурных роз и белых лилий. Надеясь, что ее вкусы с годами не изменились, он присел в кресло для посетителей, пока флорист выискивала нужный сорт среди огромного ассортимента и собирала букет. Стойкий аромат духов витал в воздухе, каким-то чудом просочившись сквозь упаковку, и навеял давнее воспоминание о том, как он уже дарил их Стриж однажды. «„Блэк опиум“! — воскликнула она тогда, с азартом вскрывая упаковку. — Они как наркотик для меня, веришь!» «Верю», — с улыбкой ответил тогда он, довольный тем, что угадал с подарком. В тот вечер, как и сейчас угодить давней подруге было для него важнее многого. «Ммм… Эти пряные нотки сводят с ума! — поделилась она тогда, — Вдыхаю и снова окунаюсь в ту нашу восточную сказку… С ним, ещё живым и таким счастливым, — вспомнила она в те минуты о муже, не вернувшемся из злосчастной командировки, в которой сам Кирилл получил отметину у виска. — Знаешь, я на все готова, чтобы хоть на мгновенье перенестись в те дни!» «На всё? Даже на откровенность?» — дерзко уточнил он тогда. «Смотря в чем», — туманно заметила она. «В вопросе, который меня интересует, — заявил он. И решил ковать железо, пока горячо: — Так что: пари? Откровенность на…» «На это волшебство? О боже, Холод, спрашивай все о чем пожелаешь!» — Рассмеялась она тогда. «Тогда сработало, но неизвестно, как отреагирует сейчас… — задумался Орлов, — Не изменились ли вкусы? Все-таки столько лет прошло…» В тот вечер, поставивший точку в их отношениях без обязательств, он расспросил ее о психологическом состоянии Ольги. Расспросил и окончательно определился по их с Громовой будущему. По иронии судьбы сегодня он будет пытать Птаху относительно Громовой-младшей. Мысли вернулись к его неугомонной фигурантке. То, что для нее их близость оказалась не более, чем условием для сделки, сбивало с толку, рушило почти сооруженный каркас его доверительного отношения к своей новой старой знакомой. Все выходные он только и делал, что уделял ей внимание. Было интересно вводить ее в ступор и наблюдать, как она отреагирует на очередную провокацию и какой путь выберет, чтобы избежать расставленных им ловушек: поведет ли себя со спокойным достоинством, как Василий, или опустится до истерики, как Ольга после «фееричного выступления» Громова—старшего на том разгромном для нее разборе? И за все два дня Кирилл Андреевич дважды увидел свою «подопытную» в некоем подобии истерики: в первый раз — после ее визита в номер жениха, во второй — после провокационного эксперимента с поцелуем. Вопрос о контрацепции он поднял спонтанно: захотелось вытянуть свою бессменную на протяжении этих пары дней собеседницу из раздумий, в которые ему доступа не было. Ее ответ подразумевал наличие опыта в интимных делах, что на поверку оказалось неправдой. Солгала. И Орлов заметил бы подвох, если бы глубже вник в суть вопроса, а не зациклился на дежавю: Екатерина вдруг потребовала оправдываться за Жарова, что пришлось ему не по нраву и навело на подозрение: случайно ли или намеренно она прибегла к излюбленному приему своей матери? Ольга обожала играть в эти игры, и за пару месяцев их отношений он «реабилитировался» перед нею не раз и не два: как за малейшую недоработку в подготовке к заданию, так и за любую нестыковку относительно их тайных встреч, каждая минута которых, казалось, была у нее на счету. — Ваш букет готов, — послышалось издали. — Благодарю, — откликнулся Кирилл Андреевич. Подошел к прилавку и осмотрел работу флориста. — Красиво выглядит. — Рада, что вам нравится. Счастливого торжества, — ответила девушка с улыбкой и вручила ему букет. Въехав в знакомый двор, Орлов припарковался на своем привычном месте. Как ни странно, оно оказалось свободным. Правда раньше он парковал на нем свой «Харли» — подарок отца на совершеннолетие. Кирилл до сих пор прекрасно помнил, насколько мама была против того подарка, но отец тогда настоял именно на нем, и мама смирилась. «Смирилась ли? — задумался он, — Скорее нет. Но никогда и словом больше отца не упрекнула. Лишь каждый раз просила „с осторожностью управлять этим монстром“». Окно на нужном этаже приветливо подмигивало развешанной по его периметру гирляндой и как тогда — в его крайний визит к Стриж, гостеприимно приглашало заглянуть на огонек. Когда-то он летел к ней как на крыльях. Летел за легкими необременительными отношениями, за отличным сексом, за вкусным ужином, за интересным общением. Теперь всё изменилось, и он шел к ней исключительно за общением. Общением на строго определенную им тему. Информация по Громовой-младшей была скудна и несмотря на усилия Гринева отказывалась складываться в цельный пазл. Впервые на его памяти Кирилл Андреевич настолько нетерпеливо стремился что-то выяснить. Впервые он так рьяно хотел подтвердить или опровергнуть свои подозрения относительно Громовой-младшей. Он был уверен, что это нужно сделать как можно скорее, будто от оперативности зависело нечто важное. Нечто такое, что он упускает из виду или трактует не так, как следует. И разобраться во всем он непременно должен лично: без предположений и советов Гринёва, без «шпилек» Жарова, без подозрительной помощи Эльвиры, непонятно каким боком завязанной во всем этом. «Что ею движет? Зачем она вышла на Громову? Ладно, Элю оставим на завтрак. Займемся фигуранткой. Посмотрим, что поведает Стриж». Лифт привез его на нужный этаж и, гостеприимно распахнув стальные створки, предъявил взору знакомую дверь. Несколько шагов, гулким эхом отдававшихся в безлюдном пространстве, знакомая трель звонка, «кодовая» комбинация нажатий: один короткий, один длинный, щелчок открывающегося замка, и на пороге появилась все та же элегантная дама из его прошлого. Даже прическа не изменилась: неизменная «Бабетта» с короткой челкой. — Ну здравствуй, Кир, — негромко поприветствовала его она, — Добро пожаловать. — Добрый вечер, Стрижонок. — Кирилл тепло улыбнулся своей давней подруге. Вошел в некогда привычную просторную прихожую и преподнес ей букет: — Это тебе. — Надо же, мои любимые… Не забыл, — негромко проговорила она, всматриваясь в его лицо. И добавила: — Спасибо. Отложила букет на тумбу у двери. Потянулась к нему, успевшему расстегнуть пуговицы на полупальто, и поцелуем коснулась его прохладной с мороза щеки. Не дождавшись ответного, уткнулась лицом в грудь, обтянутую плотным свитером, и замерла, будто предоставив ему карт бланш. Он обхватил ее напряженные плечи ладонями и некрепко сжал. Не обнял, как прежде. Просто ненадолго задержал ладони на плечах и провел ими вниз по ее рукам, безвольно свисавшим вдоль тела. Она сделала над собой усилие и отступила на шаг, поймав его спокойный взгляд. Он изучал ее, будто тестировал своим фирменным экспертным взглядом, пытаясь выявить насколько изменились с годами функции «механизма». — Этот твой взгляд… — пробормотала она и отвернулась к тумбе, на которой сразу не заметила фирменный пакетик от «Диор». — А это что?