В сопровождении приятеля Майкл вошел в просторный холл. Здесь было немноголюдно и как-то подозрительно тихо. Не гремела музыка, как обычно бывает в подобных заведениях, не слышалось разговоров и смеха посетителей — ничего, ставшего почти привычным Майклу за последние месяцы. Их встретили два качка. Будто двое из ларца одинаковых с лица они возникли словно из ниоткуда. Придирчиво оглядев вошедших, они кивнули, как по команде и безмолвно, жестом пригласили следовать за ними. Майклу почему-то показалось, что их ждали. И только когда один из качков толкнул массивную дверь в соседнее помещение, в уши хлынула привычная какофония. Она и успокоила Майкла. Притупила его чуйку. А дальше было всё как во сне. Он помнил, как играл в рулетку. Как ему поразительно везло. Как подбадривали его красотки, слетевшиеся со всех сторон, словно пчелки на мед, и щедро угощавшие его горячительным. А потом ему вдруг с каких-то щщей навязчиво показалось, что настал его час Икс, а следом — в буйную голову втемяшилась неизвестно откуда взявшаяся бредовая идея поставить на кон всё. Он так и сделал. Подбадриваемый самой няшной из всех «бабочек», порхавших тогда вокруг него. И он проиграл. Он понял это по разочарованному взгляду красотки. И по тому, насколько быстро она упорхнула… Майкл помнил и свое безрассудное требование переиграть ставку. Помнил удивление на лице крупье, несмелый оборот того в сторону куполообразного навеса, расположенного в самом дальнем углу огромного зала со сложной геометрией. Помнил молчаливый запрос на исполнение требования безбашенного клиента и такое же молчаливое дозволение от человека, так и вышедшего из тени огромного купола. Потом была попытка отыграться — и снова неудача. Затем запоздалое разъяснение того, что дополнительная ставка была ему позволена при условии, что в случае проигрыша его общий долг увеличится вдвое. В памяти сохранилось его бурное недовольство и категорическое несогласие с этим дополнительным, не озвученным заранее условием. Затем что-то ужалило его в бок и отбросило в беспамятство. Беспамятство, от которого он отходил тяжело: с постоянной головной болью, с ломотой во всём теле, отчего-то полностью онемевшей рукой и странными синюшными следами у обоих висков, которые Майкл рассматривал в отражении затемненного окна напротив, полусидя на полу у стены незнакомой, неярко освещенной комнаты. А спустя какое-то время его удостоили беседой. Перед ним предстал мужчина средних лет. Его внешний вид просто кричал о достатке, а выражение лица — о жесткости и, пожалуй, бескомпромиссности. Но больше всего Майкла напрягло то, что тот совсем не скрывал своего лица. Даже не потрудился замаскировать его в тени слабо освещенного помещения. Напротив: «гость» дерзко возвышался в самом центре комнаты — прямо под лампой, мощности которой только и хватало, чтобы осветить пятачок по центру и утопить в полумраке все четыре угла. «Скверно. Значит, я в ловушке и буду жить ровно столько, сколько буду им нужен. Отпускать меня не собираются, — догадался Майкл и внутренне поежился. — Ничего, мы ещё повоюем, — мысленно успокоил он себя, отчего-то припомнив любимую присказку деда: „Я дышу — значит я живу“. — Дышу с трудом», — мысленно заметил он, поморщившись от тупой боли за грудиной. К тому же продолжала беспокоить рука. Чувствительность в ней вроде вернулась, но вену странно «припекало». Майкл оголил руку до локтя и заметил свежий след от укола. — Что это? — спросил он по-английски, показав незнакомцу место укола. — Тебе ввели успокоительное. — А следы на висках? — Это скоро пройдет. Вынужденная мера. Ты был неконтролируем. Слишком возбужден, — зазвучал низкий мелодичный голос «гостя» с едва уловимым акцентом. — Почему я здесь? — Я давно за тобой наблюдаю. Мне нужен такой человек. — Нужен? Для чего? — Об этом после. Не всё сразу. Сейчас тебе важно уяснить, что я сделал на тебя ставку. — Ставку? — переспросил Майкл. — Да. Ты сыграешь в одну игру. — Я больше не играю в азартные игры. Это очень… волнительно. — Я говорю об игре другого рода. — Какого — другого рода? — Ответа на этот вопрос не последовало. Поэтому Майкл спросил о главном: — Кто вы? — Лакшит Чар, — негромко представился незнакомец. — Майкл Новиков, — в тон ему откликнулся Миша. — Я буду называть тебя Майклом Нови. — С чего вдруг? Так меня зовут только друзья. Вы мне не друг. Собеседник лишь усмехнулся. — Мне не нравится. Меня вполне устраивает фамилия родителей. — Не перечь. Я отдал дань уважения твоим родителям и не переименовал тебя. А мог бы. Просто изменил твое имя так, как мне удобно. Цени это. — Ценить? — Не веди себя как ребенок. Не осложняй своего положения. У тебя нет выбора. — Выбор есть всегда. — Спорное утверждение. Особенно учитывая величину твоего долга. Очень рассчитываю на твою лояльность в его погашении, — продолжал говорить Чар, — Это важно. — Хватит лить воду. Просветите меня о его величине… — Он велик, — проговорил Чар. Он достал из кармана игральную карту и подбросил ее Майклу. Новиков каким-то чудом поймал ее на лету и взглянул на масть. Это была шестерка пик с нанесенной на обратной стороне суммой. Сумма ошеломила Михаила. — Я не мог столько проиграть, — пробормотал он. — К ней могут быть начислены проценты. В случае осечек с твоей стороны, — уточнил Чар. И вдруг произнес на неплохом русском: — Конский процент. — У меня нет возможностей платить по счетам. Я стал банкротом, — через силу прохрипел Майкл. Боль за грудиной усиливалась. Каждое слово стало даваться с трудом. Чар заметил это и потянулся в карман своего люксового пиджака. Достал из него небольшой пузырёк с ингалятором и подбросил его Майклу, как собаке кость. Пузырек приземлился на матрас, на котором полулежал Новиков, прислонившись спиной к стене. — Вдохни, — распорядился Чар, — это снимет боль. Возможность заплатить по счетам будет тебе предоставлена. Майкл взглянул на пузырёк с подозрением. Подхватил его с матраса и попытался отыскать на упаковке хоть какую-то информацию о содержимом. Ее не обнаружилось. Новиков взглянул на собеседника. Чар молча наблюдал за действиями своего пленника и явно ждал, когда тот выполнит приказ. Майклу ничего не оставалось, как сделать небольшую затяжку. — Предоставлена возможность? В какие сроки? — Сразу по возвращении на родину. — То есть через три месяца? Мне нужно закрыть семестр и потом… — Ты возвращаешься завтра. Утренним рейсом, — спокойно известили его. И добавили, похоже, собираясь закончить разговор: — Отдыхай. Лекарство начало действовать. Боль за грудиной постепенно отпускала. Это придало Майклу сил. — Отдыхать? На полу? В таких условиях? — уже почти без хрипа уточнил Майкл. Собеседник взглянул на своего пленника с интересом. И через паузу сообщил: — Мне нравится твоя дерзость. Но больше — твой прагматичный подход. Условия твоего содержания будут приближены к комфортным. — Надеюсь, они будут включать и сытный ужин? — Да, будут. Сейчас время обеда, Майкл… На ужин тоже можешь рассчитывать. Майкл воспрял духом. Настроение как-то резко пошло в гору, а боли за грудиной стало как ни бывало. — Но советую не частить с выдвижением условий, — услышал он негромкий голос своего тюремщика. — Их количество ограничено. — Ограничено? Каким количеством попыток? Чар чуть помедлил с ответом. Потом усмехнулся и выдал: — Как там положено в вашей, русской сказке: готов исполнить три твоих желания. Два из них ты уже загадал. Осталось одно. — Польщен… — пробубнил Майкл по-русски. Собеседник его понял и чуть кивнул. Но Михаил не спешил сдаваться и снова заговорил по-английски: — Поскольку свинтить у меня не получится, сосредоточусь на расширении горизонтов. — Русские… Даже неплохо говоря по-английски, вы умудряетесь поставить собеседника в тупик. Проясни свою мысль, Майкл. — Мой английский хорош. Некоторые даже рискнули назвать его отличным! — заявил Новиков. И откуда только дерзость взялась? — Это так, — не стал спорить Чар, — Он на хорошем уровне. Но смысл слов, которые ты употребил, вызвал у меня вопросы. Возможно, ты употребил одно из выражений… в которое вы — русские — вкладываете иной смысл. — Все же яснее ясного! — дерзко оспорил Новиков по-русски. И услышал: — Свинтить можно гайку, но контекст не тот. Не подходит. Сосредоточиться на расширении горизонтов тоже можно, но не в твоем случае, Майкл. Теперь только я решаю, насколько расширятся твои горизонты. — Даже так… Я имею в виду, что не устану выдвигать дополнительных условий… по ходу пьесы, так сказать. И буду требовать их выполнения. Имею право. — О каких правах ты говоришь? — За рулеткой… вчера… — Это было три дня назад. — Ни фига себе, — пробормотал Новиков по-русски. И даже присвистнуть удалось. Или это был непроизвольный свист из-за сломанных, как он догадывался, ребер? — Твоё возвращение на родину откладывается, — вдруг заявил Чар.