— Скажи мне вот что. Я вытираю свои слезы и моргаю. — Что он заставляет тебя чувствовать? — Что? — Когда ты с Адамом. Расскажи мне первые две вещи, которые тебе приходят в голову, когда ты думаешь о нем. — Смущение и безопасность. Она улыбается мягко, понимающе. Я хмурюсь. Как я могу чувствовать себя в безопасности с ним, когда у меня так много вопросов? — Из того, что ты сказала, и из того, что я видела, не думаю, что Адам когда-либл причинял тебе боль ... — Но есть ли у него возможность? — перебиваю я. Доктор Джеймисон сжимает губы. — Может быть. Но я занимаюсь этим долгое время, Эми. И есть пути, когда люди в оскорбительных отношениях взаимодействуют друг с другом, даже когда они этого не осознают. Я не думаю, что у вас с Адамом такие отношения. Это не значит, что ты не должна беспокоиться. По крайней мере, возможно, ты или я — если ты почувствуешь себя более комфортно — предложу Адаму взять некоторые уроки по управлению гневом. Или я смогла бы встретиться с ним наедине. Я могла бы обсудить его историю с ним наедине и помочь ему проработать некоторые вещи, которые ты сказала, он видел. Я согласна с этим. Возможно, это поможет мне чувствовать себя лучше рядом с ним. — Мне бы этого хотелось. Она наклоняется вперед и кладет руку мне на колено. — Если ты не чувствуешь себя комфортно с ним, тогда самое важное — заботиться о себе, пока вы не будете готовы. Ты пережила свою собственную травму, и тебе все еще необходимо лечение. Может, ты где-нибудь остановишься, пока не почувствуешь, что тебе лучше быть с Адамом? Я пожимаю плечами. Не знаю, согласятся ли родители, что бы я пожила у них. — Я подумаю об этом. *** Не уверена, как это случилось, но я подъезжаю к дому родителей. Я ездила по Денверу в течение нескольких часов после того, как покинула терапию. Я была не готова идти домой, не желала выплескивать все на Келси, или работать в кофейне. Итак, вот я, мои руки сжались вокруг руля на изогнутой подъездной дорожке дома, в котором я выросла. Перед собой вижу незнакомый внедорожник Acura, и остаюсь в машине, кто знает, как долго, не зная, стоит ли пойти и вмешаться в компанию родителей. Возможно, доктор Джеймисон права. Адаму и мне просто нужно некоторое пространство. Может это будет хорошо для меня, пока я не смогу вспомнить, какой он на самом деле человек, когда не сердит, потому что я только и делаю сейчас, что расстраиваю его, и это заставляет испытывать меня дискомфорт в собственном доме. Поэтому в доме моих родителей я буду чувствовать себя более комфорто. Я фыркаю, чувствуя, что это нелепо. Я меняю одну тюрьму на другую. Но это к лучшему, я напоминаю себе, и выдыхаю. Я просто выхожу из своего маленького седана BMW, когда открывается входная дверь моих родителей. У меня отвисает челюсть, когда я смотрю поверх моей машины. Моя сестра, Энн, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами и с ребенком, подпрыгивающим на ее бедре. Моя племянница Тилли, с которой мне еще предстоит встретиться. Я прислоняюсь к двери моей машины, не решаясь закрыть ее. Может мне стоит просто уйти. Я не могу поверить, что моя сестра и семья находятся в городе, а мои родители даже не потрудились пригласить меня к ним. Я с отвращением качаю головой. Ну и семейка у меня. — Я не знала, что ты приедешь, — говорит Энн, когда подходит к моей машине. Ее взгляд возвращается к входной двери, а затем обратно ко мне. Тилли выглядит восхитительно. У нее есть малейший намек на светлые волосы моей сестры и огромные ярко-голубые глаза. Она воркует и пузыри выходят с ее ротика, а затем она визжит, поднимая ручки вверх. — Мама и папа знают, что ты приедешь? Я протягиваю руку и держу пухленькую ручку Тилли, все еще не веря, что никто не потрудился сообщить мне, что моя семья приезжает. Мои глаза горят от невыплаканных слез, но я не позволю им упасть. — Нет. Я не знала, что ты в городе. Сестра хмурится. — Мама сказала, что ты не отвечаешь на ее звонки. Она, должно быть, издевается. — Мама никогда не звонила мне. Я не могу оторвать глаз от своей племянницы. Ей, по крайней мере, четыре месяца, и я никогда ее не видела. Недолго думая, я протягиваю руку и останавливаюсь прямо перед тем, как возьму ее из рук сестры без разрешения. Я смотрю на Энн. — Могу я? — Конечно, — она передает мне Тилли и улыбается. — Я вышла за сумкой для подгузников. — О, — я кривлю лицо, и моя сестра смеется. — Не беспокойся об этом. Я не буду просить тебя поменять ей подгузник. Я неловко держу свою племянницу, все еще не в силах понять, почему я отрезана от своей семьи. Почему мама ненавидит меня так сильно и почему Энн всегда могла угодить ей. Я следую за ней в дом, но когда мы поднимаемся по ступеням, она поворачивается ко мне. — Ты в порядке? — Я не знаю, — честно отвечаю я. — Некоторые воспоминания возвращаются, но есть куча дыр. — Мне жаль, что я не навещала тебя. Она выглядит так, будто действительно это имеет в виду. Я не знаю, почему ей это было нужно. Она на пять лет старше меня, и мы никогда не были более чем двумя похожими девочками, которые разделяют дом вместе. — Не беспокойся. Я вхожу за ней через дверь дома, где, кажется, что время остановилось, как только мы ступаем на кухню. Муж Энн, Роджер, держит их сына, Купера. Мои мама и папа поворачиваются ко мне, и лицо моей мамы мгновенно бледнеет. Она выглядит смущенной, что ее просто поймали во лжи. Меня это выводит из себя, и я крепче держу Тилли. — Так приятно быть приглашенной на семейный ужин. Мама приходит в себя, и ее маска безразличия и превосходства возвращается на круги своя в считанные секунды. — Я не думала, что ты придешь. — Но вы — моя семья. Она улыбается, но на ее отлично накрашенном лице это выглядит несуразно. — Ты выбрала новую семью. По-видимому, они могут дать тебе то, чего я никогда не могла, — мама машет рукой в воздухе, как будто я должна быть впечатлена мраморными полами, мебелью, которая такая дорогая, что страшно сидеть на ней, и картинами, которые так прекрасны, но к ним нельзя прикасаться, если только вы не хотите их повредить. — Кэрол, — упрекает мой отец. Я поднимаю руку и протягиваю Тилли Энн. — Все нормально. Никто из нас не двигается. Как будто никто не уверен, что делать с гадким утенком, который явился без приглашения. Наверное, это я. Незваный гость в своем доме. Куда теперь, мне идти? Я чувствую, как Энн берет меня за руку и поворачиваюсь к ней лицом. Она передала Тилли отцу, и он обеспокоенно смотрит на меня, но недостаточно, чтобы за меня постоять. — Давай поговорим на улице. Я следую за своей сестрой, потому что знаю, что пребывание внутри вызовет еще больше споров. Я сижу рядом с ней на вершине наших цементных ступеней и обнимаю руками колени. Пока мы не вышли на улицу, я даже не осознавала, что вся трясусь. Все мое тело гудит от адреналина. — Я приходила увидеть тебя, — говорит она, когда я смотрю на фонтан посреди нашего поворота вокруг подъездной дорожки. О, Боже, мой дом такой вычурный. — Когда ты была в больнице. — Почему до этого ты сказала, что не приходила? Она хмурится и смотрит в сторону наших прекрасно ухоженных газонов. На самом деле, у нас еще есть кусты, похожие на животных. — Я не знаю. Потому что ты не проснулась, — Энн пожимает плечами. — Потому что не знала, захочешь ли ты меня там видеть. — Ты моя сестра. Глухая тишина заполняет небольшое пространство между нами. Я даже не знаю, что ей сказать. Как наша семья стала такой испорченой? — Ты всегда была сильной, ты же знаешь. — Что? — спрашиваю я, смущенная внезапным изменением темы. Она слегка улыбается.