Женщина за стойкой успевает поднять глаза от монитора, когда я прохожу мимо. – Эй! Это вам не музей Кон-тики, – говорю я и одариваю ее глуповатой улыбкой, затем вылетаю из двери и быстро шагаю до остановки такси. На самом деле, никакого выбора у меня нет, думаю я, наконец сев в такси, и прошу водителя отвезти меня в отель. Пора собраться с духом и воспринять все всерьез. Я должен поговорить с кем-то, как только рассветет и до того, как снова встречусь с Миллой и командой. И есть всего один человек в этом мире, которому я могу рассказать об этом и который может помочь. – Ему это не понравится. – Я откидываюсь на сиденье и прикрываю глаза. – Он придет в ярость. Глава 26 Как только рассветает, я покидаю свой номер в отеле в Грюннерлёкке и иду на поиски аптеки, а также магазина, где можно купить новую куртку и ботинки. По причинам экономии выбор падает на магазин «Фретекс» поблизости. Женщина за прилавком заходится в экстазе, рассказывая, что мою покупку можно считать втройне выгодной: винтажная мужская куртка из овечьей кожи из семидесятых и подходящие к ней ботинки, которых нет больше ни у кого, почти даром. И кроме всего прочего, я только что помог защитить природу. Вернувшись обратно в номер, я раздеваюсь, иду в душ и встаю перед зеркалом. Рубцы на изуродованной стороне лица с каждым днем бледнеют, волосы каштановые с сединой, секущиеся, как на обтрепанной зубной щетке. Я достаю из пакета новый пластырь и заклеиваю ссадины и царапины, оставшиеся после ночного нападения. Затем выхожу из ванной и сажусь на кровать. Холодные капли воды бегут с волос на голую спину. Я дышу спокойно, мышцы шеи и груди слегка расслабляются, и боль в щеке чуть стихает. Массирую виски и осторожно надавливаю пальцами на нос и губы. Продолжаю давить, но возникающие болевые ощущения не несут с собой никакого ответа, никакого момента, полного ясности или знака, что мне стоит делать дальше. Наконец я сдаюсь, собираю вещи, спускаюсь к администратору и заказываю такси до Грёнландслейр, 44. Здание полицейского управления вмещает несколько отделов полиции, среди прочих – руководство, операционный центр и отряд спецназа. По пути я прохожу мимо всякого рода полицейских и бойцов из «Дельты», все они с любопытством щурятся на меня, не обмениваясь при этом ни словом. На входе сообщаю, кто я и к кому пришел. Человек за стойкой отвечает мне полным подозрения взглядом, за которым следует долгое демонстративное молчание, пока меня, в конце концов не проводят в пустую комнату ожидания. Сорок минут спустя дверь распахивается, резко и с силой, словно вся команда по боксу стоит снаружи и ждет, когда сможет унять зуд в бицепсах. Здоровенный наголо стриженный мускулистый мужчина заходит в комнату. – Старый орел, – говорю я кротко и поднимаюсь, когда Гуннар Уре оказывается прямо передо мной, прижав руки к бедрам. – Чем это ты занимаешься? – гаркает мой бывший начальник в Особом отделе. – Ты, должно быть, самое глупое существо на земле, если думаешь, что можешь прийти сюда и… – Роберт Риверхольт, – начинаю я, прежде чем Гуннар успевает разойтись. – Что? – Он делает шаг назад, словно услышанное имя выбивает его из равновесия. – Ты его знал? Он ведь работал в этом здании. – Я его не знал. Разве он не уволился и не ушел в частную практику? – Гуннар Уре стоит и смотрит на меня, размышляя. – Почему ты спрашиваешь? Нет, подожди-ка, – продолжает он прежде, чем я успеваю ответить. – Ты взялся за его сладкую работенку и только сейчас узнал, что тот получил пулю в затылок прошлой осенью, и ты здесь, потому что боишься, что это же случится с тобой? Ха-ха-ха. Не говори, что это так, Торкильд. – Гуннар разражается громким смехом. – Пожалуйста. О боже, Торкильд. Это самое смешное, что я слышал за день. – Говорят, его застрелила жена, – произношу я, пока Гуннар продолжает смеяться. – Да? – всхлипывает он от смеха. – Ну, может, он был мудак. Откуда ж мне знать? Как бы то ни было, спасибо за беседу, Торкильд. Это очень меня освежило. – Он поворачивается, чтобы уйти. – Ты прав, – кричу я ему вслед. Гуннар останавливается и медлит у открытой двери. – Прав в чем? – В том, что я взялся за его работу. Я консультант писательницы Миллы Линд, и мне нужно знать больше о Риверхольте. Гуннар Уре разворачивается и идет обратно ко мне. – Зачем? Ты же только что сказал, его застрелила жена. – Ты мог бы добыть бумаги по делу? – Зачем? – повторяет он. – Что ты ищешь? – Я не знаю. Он работал с делом об исчезновении, когда его убили… – Зачем? – жестче повторяет Уре. – Я только хотел… – Давай уже, Аске. – Уре вплотную придвигается к моему лицу. – Говори. Я знаю, что ты хочешь. – Ладно, – вздыхаю я и тяжело выдыхаю. – Здесь кое-что не сходится. – Ну вот, – улыбается Уре и становится у книжных полок, закрывающих половину стены в комнате. – Это было так сложно? Я качаю головой. – Ты сможешь помочь? – Само собой, – кивает Гуннар. – Это самое малое, что я могу для тебя сделать. – Ты сейчас шутишь со мной? – Зачем мне это делать? Все же знают, что из нас двоих шутник ты. – Хорошо, – поколебавшись, отвечаю я, – Спасибо. – Что такое? Ты думал, я не захочу тебе помогать? – Не знаю, – начинаю я, но Уре меня перебивает. – Мне нравится помогать тебе, Торкильд. Несмотря на то, что ты выглядишь неудачником, на твое слабоволие и на то, что ты не в состоянии позаботиться о себе и своем теле, ты все-таки был отличным полицейским. Так что, если ты приходишь ко мне, вопреки множеству обещаний никогда не показываться на глаза и особенно здесь, где я работаю, чтобы поговорить о деле бывшего полицейского, коллеги, которого прилюдно застрелили, я хочу узнать больше. Узнать, что ты ищешь и что нашел. Гуннар придвигает к себе стул, садится на него верхом и кивает на трехместный диван рядом. – Итак. Теперь, когда дело было тобой изучено и подверглось анализу. На чем ты застрял? – В том-то и проблема – я еще не видел дела, – говорю я и сажусь. – Я не знаю ничего, кроме того, что мне рассказали. – Хорошо, – кивает Уре. – И что не сходится? – Эмоциональная составляющая. Она не соответствует ходу событий. У жены Риверхольта было тяжелое заболевание, она знала, что умрет. Они с Робертом собирались развестись. Она не могла без него ни жить, ни умереть в одиночестве, поэтому взяла пистолет и выстрелила ему в затылок прямо на улице, затем покинула место преступления и оказалась на тихой парковке у Маридалсванне, где покончила с собой. – Казнь и самоубийство, – бормочет Уре, прикусывая мешковатые щеки. – А что тебе подсказывает эмоциональная подоплека? – Его убили выстрелом в затылок на оживленной улице. Это либо холодная профессиональная расправа, либо скрытное, трусливое нападение со спины. – И? – Она покидает его, садится в машину и кончает с собой. – Она его ненавидит. – Все говорят, что она любила его и не могла без него ни жить, ни умереть. – Значит, они ошибаются. – Ладно, давай пойдем по этой нити. Она его ненавидела. Он был мешком дерьма, бросившим ее, и она хотела забрать его с собой в могилу. Так где же тут конфронтация? – Она действовала импульсивно? – Единственное, что кажется здесь импульсивным, это то, как она покончила с собой на парковке. Уре кивает. – Это все? – Риверхольт работал над одним делом об исчезновении… – Каким делом? – Две девочки пропали прошлой осенью. Писательница Милла Линд занимается исследованиями для своей последней книги об Августе… – Мугабе, да. Ты знаешь, чем она закончится? – Что? Нет. – Ладно, продолжай. – Кто-то в машине пытался сбить меня сегодня ночью. Дважды. Уре изучает пластыри и ссадины на моем лице, а его челюсти молотят как жернова. – Так, значит, обычно ты выглядишь не так? – произносит он язвительно и складывает руки на груди.