— Что вы делаете? — ошарашенно спрашиваю я. Я чувствую ярость. Удивлена, я даже не знала, что умею испытывать столь яркие эмоции. В Розе я вдруг четко вижу маленькую себя. В отличие от меня у нее есть любящий отец, но где он сейчас? Меня распирает злостью. — Ребенка кормлю, — усмехается Рая. — Пока ты свои книжки читаешь. Надо же, оказывается она умеет говорить по русски. — Больше вы ее кормить не будете, — я не знаю, хватит ли мне власти удалить эту женщину из дома, поэтому и не грожу попусту. Говорю то, что смогу реализовать. — Я сама буду готовить для нее. И вы больше ни тронете ее и пальцем. Никогда. Старуха пододвигается ко мне так близко, что я вижу каждую морщинку на ее лице. Улыбается. Мне становится страшно. Во мне просыпается та Роза, что росла брошенная отцом, одна против всего мира в лице одной старой бабушки. На мгновение мне кажется, что она ударит меня. Отстегает по рукам прутом так, что алые полосы на коже будут сочиться кровью. Поставит в угол, заставляя из раза в раз повторять слова молитв, которые я не понимала. Но я беру себя в руки. Мне страшно, но я взрослая, а вот Роза маленькая, и мне нужно ее защитить. — Ты никто, — чеканит старуха. — Хозяин избавился от одной жены, избавится и от второй. А против семьи он не пойдет. И смеется. — Пойдём, — тяну я руку к Розе. Она послушно сползает со стула, сжавшись проходит мимо старухи, дает мне руку. Я не могу в полной мере противостоять Рае, но я могу забрать отсюда девочку, что и делаю. В то мгновение мы с ней — команда. Но недолго, стоит нам выйти из кухни Роза забирает свою руку, я даже думаю, не померещилось ли мне касание ее маленькой ладошки. Мы идем в гостиную. Я намерена быть рядом с ребёнком до тех пор, пока старуха не уйдёт. Роза садится на диван, берет свою книжку, я беру телефон. Молчим. — У меня тоже не было мамы, — вдруг начала я, удивив сама себя. — А папа…работал. И у меня тоже была такая нянюшка. Я тебя понимаю. Мне хочется, чтобы она увидела — пусть мы разные, но в нас больше общего, чем кажется на первый взгляд. — У меня есть мама, — растаптывает мои попытки девочка. - Просто она далеко. Я в отчаянии отворачиваюсь. Напоминаю себе — только второй день знакомы. Я сумею достучаться до этого ребёнка. Потерять родителя при разводе так же страшно, я не собираюсь пока акцентировать на это внимание. — Почему ты не пожаловалась папе на Раю? — Тетя Фарида сказала, что Рая должна здесь быть. Значит будет. — Я поговорю с твоим отцом, — решительно сказала я. Роза пожала плечами и уткнулась в книжку. Я покосилась — сказка по одному из популярных мультфильмов. На страницах красочные изображения красивой принцессы. Когда Рая ушла, я позвала девочку на кухню. — Пойдём обедать? Я не буду тебя заставлять. Небольшим достижением можно было считать, что Роза поела. Не доела, но половину тарелки осилила, и бутерброд с сыром, ветчиной, листом салата и кружком помидора. Хотя бы этим я была довольна. А вот Муратов припозднился. Роза ждала его весь вечер, писала ему сообщения, два раза позвонила, с каждыми часом становясь все печальнее. Так и уснула не дождавшись. Я переделала все дела, которые большей частью сама себе придумывала от скуки и устроилась с книгой ждать. Приехал он только в одиннадцать. Судя по всему — на такси. Машина во двор не заезжала, но я слышала, как хлопнула входная дверь. Я выждала несколько минут и направилась к кабинету. Дверь была открыта нараспашку, смыла стучать не было. — Айдан, — окликнула я. Он обернулся рывком. На лице усталость, глаза в красных прожилках, движения излишне резки. Пьян, сразу поняла я. С алкоголем в руках я видела его ни раз и ни два, но таким пьяным впервые. Не лучшее время для бесед. — Чего вам? — грубо спросил он и я отшатнулась. — Не стойте в дверях, как чужая, право слово, заходите…жёнушка. Я сделала несколько шагов в кабинет, хотя лучше бы бежала со всех ног. Нельзя доверять пьяным. — Виски? — спросил Муратов. — Нет, спасибо. — Как хотите. Чего вам? — снова повторил он. Я замялась. Жаловаться человеку в таком состоянии на родственника, пусть и дальнего, не лучшая идея. Но ведь завтра старуха вернется. И послезавтра… — Я хотела бы поговорить, по поводу Раи. Она…больше не нужна. Я справляюсь со своими обязанностями, Рая только мешает, да и Роза ее боится. Муратов зубами откупорил бутылку виски, налил себе в бокал и выпил залпом — меня даже передёрнуло. — Я поговорю с родственниками, — наконец с усилием сказал он, словно ему претила одна только мысль об этом разговоре. — Семья…здорово иметь семью, да? — Не знаю. Большой и полноценной семьи у меня никогда не было. — Много потеряли, — хмыкнул Муратов, кивнул на диван. — Садитесь. Я осторожно переступила с место на место, не зная, как себя вести. — Я лучше пойду, — осторожно ответила я. — Садитесь, блять! — рявкнул мой муж. Я вздрогнула и села на самый краешек дивана, а Муратов навис сверху, обдавая меня запахом алкоголя и табака. Глава 22. Айдан Вопреки всему она сидела не сжавшись комочком, а выпрямив спину, будто назло, хотя от неё буквально пахло страхом, тонкие флюиды ужаса исходили от неё и растворялись в воздухе, как сигаретный дым. Для меня она сейчас была всем навязанным мне семьей. Что первым браком, что вторым, что выбором жизненного пути. Десятком пунктов, каждый из которых был написан моей усталостью и ненавистью. И странно было думать, что ее, такую тоненькую мою жену можно было бы переломить одним движением руки. Просто взять за шею и надавить. Кожа на ее шее такая тонкая, что видно узоры вен под ней. На ней красиво расцветут синяки… А она сидит и смотрит на меня, нет чтобы бежать со всех ног. — Не боитесь меня? — спрашиваю я вкрадчиво. — Ах да, я же кажусь вам милым и смешным. И ощутил новый приступ злости. Теперь уже конкретно на нее. За то, что я и правда до нелепого милым с ней был. Какое она имела право менять меня? — Отвечайте! — потребовал я. — Я не провоцирую пьяных людей, — ровным голосом ответила она. Провоцирует, еще как провоцирует. Одним своим присутствием в моей жизни. Тем, что сидит здесь. Тем, что вид ее так степенен — волосы аккуратно убраны, юбка прикрывает колени, блузка застегнута почти до самого горла, которое я так сильно сдавливал в своих мыслях несколько минут назад. Я наклонился ниже, почти к самому ее лицу. Разглядел несколько веснушек на носу. Она же, эта неожиданно упрямая девица до последнего не опускала взгляда, глядя мне прямо в глаза в глаза, я усмехнулся, и только тогда она его опустила, спрятавшись за шторками густых ресниц. — Не страшно вам, значит, — прошептал я. — А так? И дернул ее блузку, одну из тех что только недавно вместе купили, дернул так, что затрещала ткань, а пуговицы посыпались дробно застучав по полу. Недавно такая милая блузка из нежно персиковой тонкой ткани теперь висела неопрятной тряпкой, открывая моему взору все, до самого пупка. Лилия вздрогнула, полушария груди почти полностью скрытые бюстгальтером покрылись мурашками. Смею надеяться — от ужаса. — Так страшно? — переспросил я. — Прекратите, пожалуйста, — попросила она. Морочиться с бокалом было лень, я сделал глоток прямо из бутылки. Теплое, черт. Гадость. Почти такая же гадость, как моя жизнь. — А вы думали, что замужество это только пироги печь и по магазинам ходить? Нет, быть замужем, это гораздо большее…И как ваш муж, я могу позволить себе все. Например это. Отвожу в сторону персиковую ткань, чтобы не закрывала обзор. Опускаю ладонь на ее грудь. Комкаю, сминая нежную плоть. Лилия морщится — больно. Стаскиваю еще сильнее, затем ныряю большим пальцем под бюстгальтер. Нежно, очень нежно. Хочется сделать больно, но я поглаживаю кожу пальцем, едва задевая твердеющий от прикосновений сосок. И злюсь снова — теперь уже на себя. Я зол потому, что она снова делает это — смягчает меня. Может, это и было задумано моими родными? Подложить под меня девушку, юную и нежную, полную заботы, чтобы потом просто доломать меня, растёкшегося от ее нежности, до конца? — Я могу все, — жестко говорю я, не давая себе отвлечься от этой животворящей злости. Хватаю за подбородок, не позволяя уклониться и целую ее. Рта она не раскрывает, что бесит, я тараню ее губы, кусаю их, до тех пор, пока она не сдаётся. Наш поцелуй отдает кровью, но даже через насыщенный ее вкус я чувствую нотки ванили и аромат свежезавареного чая. Проклятье. Отрываюсь от неё, вытираю своё лицо ладонью. Лилия смотрит на меня. Вот теперь она точно в ужасе. Верхняя губа припухла, на ней следы моих зубов, к подбородку тянется тоненькая ниточка крови. — Проваливайте! — ору я. — Немедленно. Теперь я не злюсь на себя. Я себя ненавижу. Лилия подхватывает обрывки блузки, прижимает их к груди и встает. Не убегает, уходит, хотя ее лихорадит от страха. Я делаю еще глоток и закуриваю. Тошнит. Тошнит не от алкоголя или табака, меня тошнит от того, что я делаю, от того, чего я не сделал. Просыпаюсь я в кабинете же, на диване. В голове туман и яростно пульсирует болью, спина ноет — спал я свернувшись калачиком. Чувствую на себе чей-то взгляд, открываю глаза — Роза. — Зачем ты здесь спал? — спрашивает она. — Работал много, устал, — лгу я. — У тебя здесь что-то прилипло, — касается моей щеки.