А пока… пока я не проснулась мне нужно было ждать гостей. — Повяжи платок, — буркнул отец. Я никогда с ним не спорила. По правде, мы с ним месяцами могли не говорить, не было повода и нужды, иногда я забывала, как звучит его голос. Но сейчас я не могла уступить. — Я никогда не носила платок. Моя мать не носила. Она правда не носила. Отчасти поэтому с ней не здоровался никто из соседей. Не носила упрямо. Я плохо ее помнила, только прикосновения ее рук, смех, ощущение счастья и ее голос. Я помнила, что она говорила — никто не может вынуждать против воли надеть платок. Только ты сама, только если захочешь. — Твоя мать выросла в других условиях. А ты наденешь его немедленно. — Нет, — сказала я. — Ты не заставишь меня. Я опозорю тебя на весь город, если попытаешься. Я на свадьбе лягу на пол и буду кричать. — Муж заставит, — фыркнул отец. — А если ты думаешь сорвать свадьбу, сыграем никах по доверенности, потом муж увезет тебя в глухую деревню на пару лет, посидишь там с бабками и курами, взвоешь. Я смотрела на него и понимала — он это сделает. — Я не знаю, за что мать полюбила тебя, — бросила я ему в лицо и он отшатнулся. Остаток времени я прождала у себя в комнате, выйдя лишь накрыть на стол. Гости пришли ровно в четыре. Две женщины пожилого возраста. Обе покрытые. Совершенно разные — одна маленькая, пухлая и уютная, вторая высокая, худая, с властным взглядом. Я одинаково боялась и ненавидела обеих. Отец торопливо поздоровался и сбежал на кухню, вопреки всем правилам оставив меня один на один с гостьями. Эти смотрины шли совершенно не по правилам. Они должны были быть праздником. Их должен был посетить жених, если они с невестой не знакомы до свадьбы, это их первая встреча. Видимо, моему жениху совершенно безразлично, как я выгляжу, что только подтверждает мою мысль о том, что ему нужна лишь бессловесная вещь, женщина, для рождения детей. Сыновей, конечно же. — Проходите, — выдавила из себя улыбку я. — Бедно, — скривила лицо маленькая. Видимо, я все же волновалась, их имена совершенно вылетели у меня из головы в тот же момент, что их произнесли. — С каких пор бедность это порок? — вспыхнула я. Я прекрасно понимала, что в нашей квартире нет души. Никто не вложил в нее частицу себя, все, что было позволено мне, это наводить здесь порядок. — Девочка права, — откликнулась высокая. — Идемте за стол. Я носила блюда, руки мои дрожали, хотя выронить тарелку было бы неплохо — точно бы на пользу моей репутации не пошло. Но я больше не смела протестовать, дух бунтарства во мне погас, едва разгоревшись. Они так осматривались в нашей тесной гостиной, что у меня горели щеки. Я разложила еду по тарелкам, заняла свое место, проклиная отца, бросившего меня с этими женщинами один на один. Наконец вышел отец, занял свое место, большой и грузный, словно заполнив собой сразу всю гостиную. Стол был готов, гостьи задавали вопросы, часто ничего не значащие, отец отвечал. Наконец маленькая женщина взяла нож и вилку, я затаила дыхание. Мясной рулет выглядел превосходно, в другой день я бы получила удовольствие от готовки. Но сегодня… Я замерла, глядя на вилку, словно завороженная, как вилка, с наколоть на нее кусочком мяса приближается ко рту. Там вилка замедлила — женщина ответила своей подруге, и наконец взяла мясо в рот. Я думала, она его выплюнет. Нет. Она замерла, перестав пережевывать и коснулась руки высокой гостьи. Они переглянулись и вторая тоже отрезала и попробовала кусок. Папа ничего не понимал — он ел, наслаждаясь вкусной едой, какой в вашем доме не было давно. Его порция не была пересолена. Маленькая же женщина отложила вилку, и отодвинула от себя тарелку, намереваясь встать. — Постой, — окликнула ее подруга, опустила ей на руку ладонь, удерживая. — Ты что, не понимаешь? — Девочка росла без матери. Маленькая гостья осталась на месте, но буравила меня взглядом. — Это провокация. — Возможно. Они говорили так, словно нас с отцом здесь не было. Я же демонстративно отрезала себе кусок мяса — оно было превосходно. — Все хорошо? — спросил отец. — Все прекрасно, папа, — отозвалась я с улыбкой. Я не смела смотреть на них. Этот бунт — единственный в моей жизни. Я знала, что обе гостьи смотрят на меня. — Она не покрыта, — прошептала маленькая. Достаточно громко, чтобы я ее слышала. — Покрытая у нас уже была, — ответила загадочной фразой высокая. — Ешь, дорогая, нас мать воспитала правильно. Я вспыхнула. За столом продолжался ничего не значащий разговор, у меня горели щеки, я ела, но не чувствовала вкуса еды. Обе гостьи доели свои порции мяса. И, наверное поэтому, выпили впоследствии по три чашки чая. Я проводила их до дверей, а затем едва дошла до гостиной и обессиленно рухнула на стул. — Ну, вроде все прошло хорошо, — потер руки папа. Наверное, предвкушал, как тратит оставшиеся денежки, что дадут ему после свадьбы, не зная, что дочь опозорила его перед двумя почтенными дамами из уважаемой семьи. — Все прошло хорошо, отец, — прошептала я. Я не знала, к какому решению придут наши гостьи. Моя жизнь совершенно не зависела от меня. У соседей наверху кто-то засмеялся громко, затем включилась музыка. Я не знала этих людей, но мне казалось, они так счастливы, как я никогда не буду. Глава 5. Айдан Разговора с тетушками было не избежать. Я еще не начал его, а он уже набил оскомину. Я чувствовал его вкус, словно горечь лекарства, которое ужасно пить не хочется, но нужно, замаскированный приторной сладостью сиропа. Они умели казаться милыми, эти люди, что приложили руку к моему воспитанию. Если бы я не знал их ближе, быть может, даже купился бы. Но я знал. В моей огромной гостиной царит запустение. На предметах мебели пыль. Я вижу длинный след от пальца — тётя провела по журнальному столику. Здесь же рядом можно было различить следы детских ладошек. Наверное, мне должно было стать стыдно, но не стало. — Приступайте, — сказал я тете, садясь в кресло. — Извините, но ни чаю, ни кофе я вам предложить не смогу, в моем доме кроме вас ни одной женщины. Я лукавил. Кофе да, я не мог добыть нормальный даже из кофемашины. Бросить чайный пакетик в стакан с кипятком я вполне мог. Не хотел. Мои тетушки мастерицы растягивать церемонию чаепития до предела, я бы просто не вынес. — Ничего, Айдан, скоро все исправится, — улыбнулась тетя. Лицемерно так улыбнулась, подленько. — Ну, — поторопил я. — Давайте, радуйте меня. — Нам с Фанией все понравилось, — сложила ладони на коленях тетушка. — Квартира, конечно, бедная, но чистенькая. Сама девушка мила, здорова и отличная хозяйка. Смею надеяться, она станет Розе хорошей матерью. — О большем и не мечтал, — буркнул я. Мечтал. Я мечтал, чтобы меня оставили в покое. Меня и мою дочь. Мы не жили, мы выживали в тюрьме из условностей. Ни один из моих родственников не хотел или не мог оказать мне реальной помощи. С тех пор, как мы с Розой остались вдвоем моя жизнь перевернулась с ног на голову, хотя и до этого она не искрила счастьем и радостью. Няня. Я не мог нанять няню, потому что мои родственники считали, что слишком опасно нанимать женщину детородного возраста. Как ни крути — я одинокий мужчина. Наверное, в их фантазиях я набрасывался на несчастную няню и подвергал ее многократному извращенному насилию. Я не мог нанять кухарку или уборщицу по той же причине. Вот если бы в твоем доме была жена, говорили мне, прозрачно намекая на замужество. Я нашел для Розы отличный садик. Ни одна почтенная моя тетя бы не придралась — в группах были одни девочки, занятия вели мусульманки. И мы смогли бы существовать так, но моя дочь стала цеплять заразу за заразой. Из садика ее пришлось забрать, для него она была слишком болезненна. Единственные, кому было позволено находиться в моем доме — бабкам из моей же семьи. Они были воспитаны по старому, и так же пытались воспитать Розу. Я видел, как радостный ребенок мрачнеет на глазах, вздрагивает от резких звуков и становится тенью себя. Я не мог этого допустить. А потом тетушка Фания, маленькое, пухленькое, милое создание обрадовало меня тем, что я не могу и дальше воспитывать свою дочь один. Розе уже шесть. Еще немного и она станет девушкой. Наше одиночество далее недопустимо. Неужели они были испорчены настолько, что для них грех даже взаимоотношения отца и дочери? Этого я постичь не мог. Отдать свою дочь я тоже не мог. — Либо ты женишься, либо Розу придется забрать, — обрадовала меня Фания. — Не переживай, жену мы тебе подберем. Этого я допустить тоже никак не мог. Я прекрасно представлял, кого они мне подберут. Я не мог просто откинуть возражения моей семьи — пока они еще имели сильное влияние на меня и моего окружение. Если пойду поперек, все аукнется Розе. Но я мог хотя бы немного повлиять на течение событий. И тогда возник Рашид. Не знаю, откуда он узнал о том, что мне нужна жена. Но его предложение несколько отличалось. Да, я мог ему заплатить, деньги у меня были. Всегда были, опять же спасибо семье за легкий старт. Его дочь немного отличалась. Ее мать была не из нашей среды, что могло быть огромным минусом для моей родни. Но это было плюсом для меня. А теперь… теперь моя тетушка сидела и нахваливала эту девушку. Значит, все было зря. Она такая же, как и все. Как мои тетушки в молодости, как их дочери, как мои сестры. И Роза вырастет такой же. — Свадьбу назначим через месяц, — разливалась соловьем тётя. — Конечно же, приедут твои родители, они давно тебя не проведывали. Торжества будут длиться неделю. Начнем с гражданской церемонии, потом несколько дней гуляний, затем никах… — Нет, — жестко сказал я. — В плане нет? — не поняла тетя.