— Пошли чай пить, — улыбнулась я. В доме имелась настоящая столовая, но сам Муратов ел на кухне, и я тоже решила не морочиться с приличиями. Мы с Региной с удовольствием болтали, она говорила о том, как идет подготовка к ее свадьбе. Своей свадьбы она не боялась — жениха давно знала, он нравился ей, один из друзей брата. Ее родители не обидели бы дочь. — Ты такая…— Регина замялась, подбирая слово, — Спокойная. Я тебя такой спокойной никогда не видела. Я задумалась — наверное, так и было. Я не могла доверять в полной мере этому месту и тем более мужу, но одно то, что рядом не было отца и постоянного ожидания его гнева, сказывалось на мне положительно. — Муратов не обижает меня, — ответила я. И мысленно добавила — пока. Регина же зарделась, пытаясь выдавить из себя следующий вопрос. — А ночью? Ночью…он делал тебе больно? Я понимала ее любопытство и страх — тоже свадьба впереди. Но пока я тоже пребывала в неведении и тревожном ожидании. — У нас не было ничего, — честно ответила я. — Как? — удивилась Регина. — Он просто не приходит. Мы обе замолчали. Отчасти потому, что никогда не были близки для обсуждения подобных тем, да и воспитание не позволяло. — Муратов может в любой момент вернуть тебя отцу, — наконец огорошила она. — Почему? — Потому что пока…пока все не произойдёт вы не семья. Подумай об этом, Лилия. Я проводила ее, села в вечернем саду. Высокий забор, который давал ощущение изолированности и защищенности. Где-то далеко надрывно даёт собака, сигналит автомобиль. А у меня — никого. И в этом одиночестве столько благости… Готова ли я вернуться из брака, которого я так не хотела, в тесноту тёмной квартиры к вечно пьяному отцу? Ответа на этот вопрос я не знала. И подспудно понимала, продав меня один раз, продаст второй, заставив пройти унизительный осмотр, чтобы убедиться в моей невинности. Всю ночь почти проворочалась без сна, проснулась разбитой. Где-то в доме злобно гремела посудой Рая. Я сидела в комнате до тех, пока она не ушла. Не хотелось ее злых взглядов, реплик брошенных между делом, совсем мне непонятных. Изнутри меня снедало сожаление — словно заставляют уже прощаться с этим садом и этим домом. — Глупая! — рассердилась сама на себя. — Сама не знаешь, чего хочешь! В кладовой меня дожидались розы, стоящие в ведре с водой и витаминным раствором для корней. Ведро было тяжёлым, не знаю, как такой древний Халид смог его принести. Я запарилась и вспотела, пока ведро оказалось у нескольких глубоких выемок в земле. Солнце жарило невероятно. Платье прилипало к спине и рукавам, не давая работать, по коже стекали капли пота. Я посмотрела по сторонам — конечно же, никого. Рая уехала. Халид сегодня не придёт. Муратов позвонит прежде чем приехать, да и сказал, что его не будет несколько дней, а прошло только два. И я решилась. В комнате сняла надоевшее платье, закинула его в стиральную машинку. Надела майку, в которой спала раньше, дома. Длина до середины бедра, бретельки на плечах, чуть полинялый от стирок розовый цвет. Стоя на пороге дома я чувствовала себя революционером. Еретичкой. Казалось, ступлю наружу и потянутся люди с факелами, потянут меня на костер, за то, в каком виде позволила себе выйти на улицу. — Это сад, — напомнила я. — Тут никого нет. И шагнула. И ничего не случилось, даже молния и та не поразила. Я первый раз стояла на улице с открытыми плечами, руками и голыми ногами. И это…было приятно. Солнце щекотало голую кожу и казалось — саму душу. Я рассмеялась внезапно ощутив себя счастливой, именно сейчас, в этот момент. У меня было семь саженцев. На следующий год будет красиво. Халид еще вчера подтащил мне садовый шланг, который оставалось только включить, так что с поливом проблем не будет. Я наклонилась, вкладывая в глубокую выемку саженец. Бережно расправила мокрые корни. Насыпала рыхлого чернозёма, много, не жалея, немного песка и компоста, полила, засыпала землёй, отступила на шаг, полюбовалась. Пока саженец выглядел не презентабельно, но ему нужны только время и уход. Успела посадить еще четыре. Спину ломило. Времени каждая лунка занимала порядком, но работала я с удовольствием — труд отвлекал от тяжёлых мыслей. Я наклонилась , укладывая очередной саженец, когда под коленку попал камешек — работала я стоя на четвереньках. Я ойкнула, дёрнулась, провалилась в глубокую лунку рукой, неловко упав головой едва не в яму, попой торча наверх. Ушибленное плечо сразу заныло, я успела проклясть свою неудачливость и поругать себя за произнесённые, пусть и мысленно плохие слова, когда услышала вдруг: — Вам помочь? Глава 14. Айдан В таком виде я свою жену видел первый раз, несмотря на то, что мы были женаты уже несколько дней. На ней была блекло розовая футболка, наверное длинная, но учитывая, что стояла девушка на четвереньках, обзор был неплохой. Я остановился и пару минут беззастенчиво разглядывал молочно белые женские бедра. Затем Лилия ойкнула, провалилась вперёд в одну из ям, которые успела видимо, за эти дни накопать вокруг дома. Попа вздернулась вверх, показалось даже белье — разумеется девственно белоснежное. Вид был настолько привлекателен, что я мгновение раздумывал не стоит ли и дальше залипать, но… — Вам помочь? — спросил я, так как дела у девушки явно пошли не по плану. Попа в белых трусах напряглась, затем ее обладательница вскрикнула, резво откатилась в сторону сверкнув белыми коленками, с налипшими на них крошками земли, затем поднялась на ноги. Обеими руками уцепилась в свою футболку и потянула ее вниз так яростно, что того и гляди просто разорвёт. — Вы? — шепотом спросила она. — Я, — согласился я. — Домой. Приехал. Вам помочь? — Н-не надо…я сама… Она покраснела так интенсивно, что я испугался за ее здоровье. Словно вся кровь прилила в голове, окрасила пунцовым щеки, неровными пятнами покрыла шею и ключицы. Так и помереть недолго. — Ладно, — кивнул я. — Не надо, так не надо. На кухне обнаружилась еда не только приготовления Раи, но и более съедобная. Даже остатки чего-то похожего на торт, к слову, очень вкусного. Интереса ради я выглянул в сад — Лилия продолжала сажать свои облезлые кустики, но уже в полной амуниции — длинное платье с рукавами. А на улице между тем тридцать четыре градуса. Надо же так меня бояться. Время получилось неожиданно свободным и я даже вздремнул часик. Проснулся с чувствительной, до боли, эрекцией и мыслями о заднице жены. Та на удивление была хороша — я не ожидал. Подумал было, чего терять, она же моя жена. Это мое право, брать ее испуганное тело тогда, когда мне этого захочется. Вышел на кухню в поисках ужина, моя тарелка все так же в раковине стоит, хотя уже темнеет. Значит мышка спряталась в норку и носа оттуда не кажет. Я постучал в дверь ее комнаты. — Вы ужинать будете? — Ешьте без меня, — раздался приглушённый голос. — Я устала, потом поем. Я заказал себе суп и огромный стейк с картошкой, через час уже привезли. Еще несколько часов работал в кабинете с открытой нараспашку дверью, Лилия из комнаты так и не вышла. Насколько же она меня боится. Мысли об исполнении своих супружеских обязанностей недовольно ушли в сторону, мысль о насилии нисколько не привлекала. Пусть привыкнет ко мне немного. На следующий день я вернулся домой чуть раньше обычного. Розу забирать только через два дня, дома тихо чисто, все так же торчат непонятные кустики-палки под окнами. Я открыл банку пива и с удовольствием его выпил, скурив пару сигарет. Я ценил такие моменты уединения и был рад, что моя жена не показывается на глаза. Я уставал за день стараться быть тем, кого хотели видеть во мне родные, поэтому притворяться сейчас чтобы жена снова меня не испугалась не было сил. Хотелось просто сидеть, выбросив из головы все мысли и смотреть, как вьётся над сигаретой тонкая змейка сизого дыма, расплывается наверху, растворяется в жарком воздухе. Поужинал я в ресторане по пути, поэтому кухню можно было не инспектировать. Однако, когда я брал банку пива, что-то меня там напрягло и не давало сейчас расслабиться. Со вздохом поднялся, вошёл на кухню, огляделся. Тарелка. Моя тарелка так и стояла в раковине. Открыл холодильник. Вот, два оставшихся куска торта не накрытые засыхают. Что я знал о своей жене, помимо того, что она боится своей тени и у нее отличная задница? Она была невероятной чистюлей. Из дома исчезла пыль, а холодильник внезапно стал красивым изнутри. И грязная тарелка? И засохший десерт? — Неужели она свела счеты с жизнью не выдержав того, что я видел ее в футболке? — задумчиво пробормотал я. Оводоветь так рано и так странно — за меня точно больше никто замуж не пойдёт, оно и к лучшему. Шутки шутками, но я начал волноваться. — Лилия? — позвал у двери ее комнаты. — Лилия, вы живы? Тишина. Постучал. — Лилия? — Все хорошо! — голос какой-то…не как обычно. — Уходите! Я толкнул дверь и вошел. В комнате сумрачно. Вечер только начинался, солнечного света хватало, но шторы были плотно закрыты. Я включил свет. Моя жена лежала вытянувшись стрункой под тонким одеялом. Увидев меня в ужасе зажмурила глаза. — Уходите! Пожалуйста! Со мной все хорошо! Она и так считала меня монстром, терять мне было нечего. Я сдернул с неё простыню. На Лилие была футболка, родная сестра вчерашней, только голубая. А еще…женские ноги, руки, плечи и лицо были цвета вареных раков. — Вы что первый раз в открытой одежде на улице были? — скептически спросил я. Девушка кивнула не открывая глаз. — И решили раздеться в мае, в самое пекло и проходить так несколько часов? Она снова кивнула, из под сомкнутых век потекли слезы. Я коснулся ее лба — температура. — Встать можете? — Ничего не могу, — обреченно простонала Лилия. Насколько ей херово должно было быть, если она это признала. Я подхватил ее на руки, невероятно легкую, Лилия застонала — от прикосновений к коже было больно. Открыл дверь в ванную, и усадил ее прямо в ванну. Она округлила глаза порываясь встать. — Да не буду я вас раздевать, сами переодевайтесь, спина в норме, наверное…прохладная вода успокоит ненадолго. Настроил воду, чтобы не струя была послабже, и аккуратно принялся ополаскивать девушку. Она ревела — наверное, от стыда. Дура. Колени свои красные к груди поджала и плачет молча. Мокрая ткань к лопаткам прилипла. Закончил, пошел в комнату распахнул створки гардероба. Гардероб огромный, занят процента на три. Нашел еще одну футболку и трусы, отнес в ванную. — Одевайтесь, — сказал, понимая, что помочь она не позволит, скорее умрет от боли. — Я сейчас. В том году моя Роза обгорала, у аптечке могла остаться мазь. Вывалив все содержимое коробки на стол, я ее нашёл. Еще жаропонижающее и стакан воды, запить. Когда вернулся Лилия неловко и шипя от боли натягивала футболку. Ничего лишнего я увидеть не успел. Протянул таблетку и стакан, дождался пока выпьет. Ее ощутимо покачивало, еще и не ела ничего сутки, идиотка. Я поневоле ощущал злость на нее. — Ложитесь, — почти рявкнул я. — На живот! Она попыталась накрыться простыней, я ее отобрал, перевернул ее на живот. Ожоги были настолько сильны, что на внутренней стороне бедер красовалась даже цепочка волдырей. И моя жена молча лежала терпела сутки. Я зачерпнул мазь из баночки, коснулся кожи, Лилия пискнула и попыталась отодвинуться. — Будет же сопротивляться, я вас свяжу, — пригрозил я. Поверила, больше не шелохнулась, только вздрагивала, когда наносил мазь на особо болезненные участки. Попа, о которой недавно мечталось обгорела тоже, но касаться я ее хотел не так. Проводил пальцами по ягодицам и бедрам, почти до самой кромки нижнего белья, Лилия замирала, казалось не дышала даже. Ей было больно, волдыри на бёдрах нисколько не возбуждали, но эрекцию это не заботило. Закончил сзади, велел переворачиваться, на спину. Хорошо, что глаза ее зажмурены — не увидит натянувшиеся в области паха шорты. Спереди я мазал гораздо скорее, да и вид ее — ошпаренная кипятком мученица, попавшая в руки у дьяволу поспособствовал отрезвлению мыслей. Если бы я пришёл к ней ночью, отдавалась бы она так же — с зажмуренными глазами и стиснутыми зубами.