Дюжины?! В колонии даже нет такого количества детей. Жизнерадостный голос Фрэнка вызвал у нее желание придушить его. Легко смеяться, когда ты не хватаешь в мутной воде пару стеклянных глаз! Следующая лягушка вырвалась из ее рук прежде, чем она успела бросить ее в мешок. Ту, что была после, Фрэнк счел слишком маленькой и заставил выкинуть обратно. К четвертой попытке она научилась замечать их сверкающие глаза и удерживать их скользкие тельца. Выловив десятую, она тут же заметила еще одну и протянула к ней руку. Прежде чем ее ладонь коснулась воды, Фрэнк дернул Мириэль назад. Две ноздри возникли над водой по одной линии с глазами. Под поверхностью она разглядела длинное, тонкое туловище аллигатора. – Просто крошечный парнишка, – заверил ее Фрэнк. – Самое большее – мог укусить. – Но тут же переплыл на другую сторону, позволил лодке дрейфовать в болотных зарослях, и двух последних лягушек поймал сам. Они вернулись к берегу с полным мешком. Каким бы маленьким ни был аллигатор, Мириэль была рада, что их охота закончилась. Ее спина болела от того, что она постоянно наклонялась над водой, а кожа зудела от десятка комариных укусов. Фрэнк, который был в брюках и предусмотрительно надел рубашку с длинным рукавом, казалось, не спешил. Едва нос лодки уперся в илистый берег, Мириэль вскочила и тут же осознала свою ошибку, ощутив качку. Она раскинула руки в тщетной попытке сохранить равновесие, однако лишь усилила колебания. Фрэнк потянулся к ней, но было слишком поздно, и она свалилась в грязное болото. Несмотря на небольшую глубину и не слишком холодную воду, Мириэль испытала шок. Ее руки и зад быстро коснулись дна, погрузившись в грязь. Острая боль пронзила недавно сломанную руку, пальцы покалывало. Она села, ее голова торчала над поверхностью. Фонарик свисал с ее уха и уже не светил. Склизкие водяные водоросли запутались в ее мокрых волосах. Она кашлянула и прижала руку к груди. Не сломана, поняла она, но чертовски болит. Фрэнк спрыгнул с лодки и помог ей подняться на ноги. Ее теннисное платье, мокрое и грязное, прилипло к телу. Ночной воздух, более прохладный, чем когда они отправлялись в путь, заставил ее вздрогнуть. Затем что-то хлопнуло ее по бедру. Мириэль взвизгнула и задрала юбку, обнаружив рыбку, застрявшую в ремешке ее пояса. Фрэнк расхохотался, глядя, как она вытаскивает ее. – Это не смешно! – Она протопала к берегу и вылила воду из своих галош. – Нет, нет… Конечно… Это просто… – И не удержавшись, он снова расхохотался, снимая кувшинку с ее спины. – По крайней мере, лягушки не вывалились. Мириэль фыркнула и направилась к колонии, оставив лодку и улов в его распоряжении. Глава 29 Четвертого июля дети были в восторге от «Охоты за сокровищами». Жанна возглавила ватагу, и они обошли колонию, ровно через сорок минут появившись у старенького «форда» преподобного Филипса, припаркованного перед Союзной часовней. Они высыпали содержимое коробки на гравийную дорожку. Шарики, ленты и игрушки ручной работы, собранные Нормой и Айрин, вывалились вместе с конфетами, купленными Мириэль. Дети зааплодировали и разделили добычу. Казалось, никто, кроме Мириэль, не заметил отсутствия леденцов. Лягушачьи бега имели меньший успех. Они состоялись на поле бейсбольного стадиона. Каждый ребенок выбрал лягушку, и все выстроились за третьей базой. Но вместо того, чтобы упорядоченно прыгать вниз по определенной линии к основной базе, лягушки прыгали в разные стороны. Две оказались на горке подающего. Третья на скамейке запасных, четвертая за пределами поля. Лягушка одной из близняшек не стала прыгать вообще. Наконец мальчику по имени Саймон удалось загнать свою на основную базу, и Мириэль объявила его победителем. Зрители на боковой линии, которые делали между собой ставки, ворчали, но дети смеялись и собирали своих лягушек для матча-реванша под дубами, где шеф-повар готовил барбекю. После ужина появились Hot Rocks со своими инструментами, и заиграла музыка. Мириэль сидела за одним из столов для пикника, окружавших недавно подстриженную лужайку, наблюдая за танцующими. Это был не Джелли Ролл Мортон[61] в Апексе, но группа играла намного лучше, чем она ожидала. Они начали с вальса, и несколько пожилых жителей закружились по лужайке. Поскольку в колонии было гораздо больше мужчин, чем женщин, дамы, любящие танцевать, никогда не оставались без партнера. Фрэнк подошел и сел рядом с ней. Сегодня вечером он нанес помаду на свои волнистые волосы в не очень успешной попытке пригладить их. Его шея покраснела от раздражения после бритья. – Как чудесно, просто чудесно сегодня повеселились дети. Могу ли я рассчитывать на тебя в гонках индеек на День благодарения? – Ни за что. Он рассмеялся. – По правде говоря, я не думал, что ты отправишься со мной на болото. И уж точно не станешь ловить лягушек. – Считаешь, если я женщина, то боюсь немного запачкаться грязью? – Ты не обычная женщина, Полли. – Верно. Я наглая девчонка из большого города, которая, возможно, ничего не смыслит в ловле лягушек. – Насколько я помню, еще ты приняла опоссума за пантеру. Она хлопнула его по плечу и повернулась лицом к лужайке. Группа сыграла заключительные ноты уанстепа, а затем начала джигу. Жанна и близнецы поспешили на танцпол. – А еще ты чуть не перевернула лодку, – продолжил Фрэнк. – Это была твоя вина. – Моя вина?! – Ты должен был предупредить меня, чтобы я не вставала так быстро. – С чего бы мне догадаться, что ты собираешься сделать что-то настолько глупое? – С того, что я наглая городская девчонка! Фрэнк засмеялся, и Мириэль тоже. Их смех сменился неловким молчанием, когда подошел Гектор. – Ты собираешься танцевать с сеньорой Марвин или будешь бесконечно ездить ей по ушам? – спросил он Фрэнка. Фрэнк прочистил горло. Его глаза внезапно испуганно посмотрели на нее. – Я просто слишком хороший собеседник. Мириэль пожалела о том моменте на смотровой площадке, когда отклонила его предложение потанцевать. Она вела себя хуже, чем дебютантка. – Ну что ж, сеньора, – сказал Гектор, – окажите мне честь. Мириэль приняла его руку и последовала за ним на лужайку. Они станцевали фокстрот, а затем «Техасский Томми тустеп»[62]. Гектор не обладал изяществом Чарли, зато хотя бы знал основные шаги. Этого было достаточно, чтобы заставить ее на несколько песен забыть, кто они и где находятся. – Замечательная вечеринка, не так ли? – спросил он, когда началась новая песня. – Я не ожидал, что снова смогу танцевать. Особенно с красивой женщиной. Рука Мириэль порхнула с его плеча к повреждению на ее шее. Оно снова уменьшилось до размеров десятицентовика и лишь слегка припухло. Но это было первое, что она замечала всякий раз, когда смотрела в зеркало. – Это так мило с твоей стороны, Гектор! Он вернул ее руку себе на плечо и улыбнулся той доброй улыбкой, которая напомнила ей об отце. Она должна была признать, даже если не произнесла этого вслух, что это была хорошая вечеринка. К концу песни улыбка на лице Гектора сменилась почти гримасой. – У тебя снова болят ноги? Он покачал головой. – Ничего страшного, сеньора. Я старик, мы быстро устаем. – Почему бы тебе не присесть? А я принесу тебе немного лимонада. – Спасибо, нет. Думаю, что вернусь в свою комнату и лягу. – Он поцеловал ей руку величественным старомодным жестом и зашаркал к домам, потирая поясницу. Она посмотрела ему вслед, затем повернулась обратно к лужайке, полной танцующих. Группа заиграла еще одну быструю мелодию. Сестра Верена, нахмурившись, стояла поодаль. Несколько других Сестер стояли рядом с ней, широко раскрыв глаза. Очевидно, в монастыре их не учили танцевать шэг. Все остальные были в восторге от песни, хотя большинство пожилых жителей отошли к столам для пикника, где наблюдали за танцполом, постукивая в такт ногами. Айрин танцевала с парнем из тридцатого дома, который был на несколько лет ее моложе. Она подмигнула Мириэль, когда они пронеслись мимо. Фрэнк скакал с блондинкой по имени Хэтти, которая работала в лаборатории. Он оказался хорошим танцором, вопреки предположениям Мириэль. На середине песни Жанна схватила ее за руку и потащила в гущу движущихся тел. Они прыгали, пинались, делали выпады и поворачивались, выполняя основные шаги, которым Мириэль учила девочку, и смеялись, когда путались. К тому времени, как песня закончилась, платье Мириэль прилипло к ее коже. Жанна помчалась танцевать под следующую мелодию с близняшкой. Мириэль подошла к краю лужайки и прислонилась к широкому стволу одного из дубов, чтобы перевести дыхание. Укол вины шевельнулся у нее в груди. Не из-за танцев. Чарли бы не возражал. Из-за смеха. Из-за того, что наслаждалась этой простой вечеринкой без него и девочек. Раздался грохот, за которым последовал хлопающий звук. Затем над небольшой поляной между дубами и забором из колючей проволоки полыхнуло небо. Жанна и другие дети завизжали. Мистер Ли присел на корточки на поляне рядом с дымящимся цилиндром. Вспышка спички и еще один взрыв. Ночь вновь засияла россыпью сверкающих искр. Поведет ли Чарли девочек сегодня вечером на пирс Оушен-парка посмотреть фейерверк, как они делали все прошлые годы? Ему следовало бы не забыть вату для ушей Хелен, иначе она заплачет от шума. И не позволять Эви ходить босиком по пирсу, иначе она занозит ступни. Сердце Мириэль болело из-за того, что их не было рядом. Она сидела на обнаженном корне, подтянув колени к груди, наблюдая, как в небе расцвел последний фейерверк, прежде чем сотрудники колонии конфисковали взрывчатку мистера Ли. Глава 30 Карвилл гудел от разговоров о вечеринке Четвертого июля спустя еще несколько дней. Hot Rocks теперь стали местными знаменитостями и уже пообещали сыграть на День благодарения и Рождество. Даже лягушачьи бега были расценены как успешные. В колонии стали больше улыбаться. Приветствовать друг друга на дорожках. Меньше людей жаловались, ожидая очереди на инъекцию чаульмугры. Возможно, Фрэнк был прав. Возможно, не только их тела нуждались в исцелении, но и их души. Через полторы недели, когда Мириэль в перевязочной клинике снимала повязки с руки пациента, тот спросил: – Это же вы достали лягушек-быков для детей, не так ли? – Для гонки? Да, я. – Это правда, что, когда вы их ловили, вам пришлось отбиваться от аллигаторов? Мириэль не смогла удержаться от улыбки. Сплетни распространялись в Карвилле так же, как и везде. И в кои-то веки это было приятно, потому что тебя восхваляли, а не злословили.