– Ускользнула? – Его голос показался ей необычным, тон был резким и высоким. – Как там девочки? Могу я поговорить с ними? – Поговорить с ними?.. Да, да, конечно. – Она услышала, как он прикрыл трубку, позвал няню, затем вернулся к разговору. – Как… э-э… как ты себя чувствуешь? – Отлично. Здорово. Свежа, как майское утро, – ответила она, но не смогла удержаться, чтобы не сунуть пальцы под ожерелье и не прикоснуться к своему пятну. – Как твой новый фильм? – Отлично! – воскликнул Чарли. – Сесил потрясающий! Вся постановка делается в отличном стиле. – А как тебе работается с мисс Торн? Она действительно такая грубая, как все говорят? – Глория?! Нет, она была совершенно… Минутку, Эви подошла. «Совершенно что?» – подумала Мириэль, пока Чарли передавал телефон. – Мама! Мириэль не была готова к той острой боли, которую причинил ей сладкий голос дочери. На глаза навернулись слезы, но она очень старалась говорить спокойно. – Эви, дорогая. Как я рада слышать тебя! Ты слушалась папу и няню, пока меня не было? – Да, слушалась, честное слово, мама. Когда ты вернешься домой? – Скоро, любовь моя. – Через сколько? – Через несколько месяцев. – Мама, некоторые мальчики на дне рождения Китти говорили, что ты сошла с ума, как июньский жук, и никогда не вернешься домой. Сердце Мириэль сжалось. – Ты их не слушай. Я присматриваю за своей больной тетей, и как только ей станет лучше, я приеду обратно. – Они дергали меня за косы, мама, и твердили, что сумасшествие у меня в крови, и я тоже скоро заражусь им! Мириэль скрючилась у телефона. Слезы капали с ее подбородка на воротник платья. – О, дорогая, это неправда. Это просто злые мальчишки. – Я надеюсь, что твоей тете скоро станет лучше. – Я тоже. А теперь расскажи мне поподробнее о вечеринке Китти. У нее был торт и свечи? – Да, огромный торт и… Вмешался оператор. – Еще доллар, чтобы продолжить ваш звонок. Мириэль завозилась с мешочком, ее ладони вспотели и дрожали. Ей удалось сунуть три четвертака в прорезь для монет, но последний упал вниз. Она наклонилась, нащупывая его на пыльном полу, прижимая трубку к уху. – Пожалуйста, добавьте больше… – Минутку! – крикнула она в трубку. Когда она нашла четвертак и вставила его, вернулась Эви, рассказывающая о вечеринке. Вскоре после этого Мириэль услышала приглушенный голос на заднем плане. Эви фыркнула в трубку. – Папа говорит, что я должна уступить очередь Хелен, хотя она еще ребенок и не умеет говорить. Пока, мама! – Я люблю тебя, Эви! – Мириэль наклонилась так близко, что рожок почти впился в ее лицо. – Ты слышишь меня? Я люблю тебя. Единственным ответом были помехи. Она ждала, прижав трубку к уху. Послышался воркующий звук, следом тихое лопотание. – Хелен?! Хелен, это твоя мама. – Скажи: «Привет, мама», – твердила няня на заднем плане. Хелен издала еще несколько неразборчивых звуков. – Моя сладкая малышка… – Всхлип сорвался с губ Мириэль. – Я скоро вернусь домой. Я думаю о тебе каждый день и… В дверь телефонной будки постучали. – Вы там собираетесь заканчивать? – спросил незнакомый голос. – Она закончит, когда закончит, – отчеканил Фрэнк. – Я не собираюсь всю ночь стоять в очереди! Мириэль наклонилась ближе к телефону и прикрыла ладонью другое ухо. – Хелен, милая, ты еще здесь? – Это снова я, – произнес Чарли. Теперь он больше походил на самого себя, спокойный и уверенный. Как будто кошмара последних месяцев и не было. Как будто он позвонил из студии, чтобы сообщить, что вернется поздно и чтобы она не ждала его к ужину. – Этот инцидент, о котором говорила Эви… эти гадкие мальчишки… в общем, не верь… – Я видела статью в Picture-Play, Чарли. На другом конце провода стало тихо. Ее глаза снова наполнились слезами. – Но люди в это не верят, правда? Наши друзья. Ты сказал им, что это неправда? Что это всего лишь отвратительные слухи? – Прости, Мириэль, я совсем не собирался… Я просто хотел, чтобы эти мерзавцы отцепились от меня. – Так, значит, ты сам сказал это репортерам?! – Они преследовали меня днем и ночью. – Чарли, теперь весь город думает, что я сумасшедшая! – Я должен был им что-то сказать, – оправдывался он, а затем пробормотал: –Это по крайней мере лучше, чем правда. Мириэль вздрогнула. – Все не так плохо, дорогая. Поверь! – продолжил Чарли. – Половина Голливуда побывала у мозгоправа. – Посещать психотерапевта и сидеть взаперти в приюте для душевнобольных – это далеко не одно и то же. – Как долго я еще мог продолжать рассказывать, что ты уехала ухаживать за каким-то больным родственником? Кроме того, эта новость не стала такой уж неожиданностью. Принимая во внимание то, как ты вела себя с тех пор, как… – И как я должна была себя вести?! – крикнула она в трубку. – Как ты?! Как будто все расчудесно и мой сын не утонул?! Чарли не ответил. Прежде чем она успела извиниться, снова вмешался оператор. – Пожалуйста, добавьте еще один доллар, чтобы продолжить разговор. Мириэль потрясла мешочек Фрэнка. Ничего. Она попыталась нащупать карманы на платье, куда могла бы положить мелочь, но запоздало вспомнила, что на нем нет карманов. Она пошарила в отверстии для возврата монеток, однако там тоже было пусто. – Пожалуйста, соедините меня снова, всего на тридцать секунд. – Извините, я не могу этого сделать, – отрезал оператор. – Я не разговаривала со своей семьей уже несколько месяцев. Я просто хочу сказать… – До свидания. – Последовал щелкающий звук, и связь оборвалась. Она уронила трубку, которая теперь раскачивалась на своем шнуре взад и вперед, точно маятник. Мириэль прислонилась головой к телефонной будке и заплакала. Некоторое время спустя – полминуты, полчаса, она не была уверена – в дверь снова постучали. На этот раз мягко и осторожно. Она вытерла глаза и вышла на улицу. Фрэнк протянул ей свой носовой платок, когда следующий по очереди мужчина протиснулся мимо них в телефонную будку. – Извини, мне казалось, что тебе захочется пообщаться со своей семьей. Мириэль высморкалась, громко, не по-женски. Она чувствовала себя уставшей, опустошенной, но, посмотрев на настенные часы, обнаружила, что с тех пор, как они прибыли на станцию, прошло всего пятнадцать минут. – У нас есть еще несколько часов, прежде чем вернется наш водитель, – сказал Фрэнк. – Думаю, тебе не помешает выпить. – О да, парень, это я могу.