– Пошли. Глава 36 Они спустились по одной из улиц, затем направились вверх по другой. Пересекли широкий бульвар, посередине усаженный деревьями, и попали в более убогую часть города, в ту, где водитель высадил их. Фрэнк не стал выспрашивать, что произошло во время ее телефонного разговора, словно было совершенно естественно, что рядом идет шмыгающая носом женщина с солеными от слез щеками и покрасневшими глазами. Его деликатное молчание дало ей время собраться с мыслями. И восстановить стены, необходимые для выживания в Карвилле. Теперь ей нужно было отвлечься. – Как часто ты ускользаешь и приезжаешь сюда? – Нечасто. Поначалу выбирался гораздо больше. Тогда я был зол, и мне было приятно показать миру средний палец. Мириэль почувствовала, как внутри нее зарождается смех. Она не могла представить, чтобы он делал такой жест. – Когда это прошло? Гнев, я имею в виду. Фрэнк пожал плечами. Он был на целую голову выше ее, поля шляпы заслоняли его лицо от света фонарей. – Иногда я все еще его ощущаю. – Значит, это маска? Мистер Беспечный Счастливчик. Он снял головной убор и провел рукой по волосам, растрепав приглаженные пряди. Теперь она могла видеть выражение его лица: брови, сдвинутые на переносице и сосредоточенный взгляд. – Нет. И это тоже я. Мириэль нахмурилась. – Вот что я ненавижу больше всего. Как эта… – Она понизила голос, хотя в пределах слышимости никого не было. – …эта болезнь расщепляет тебя на двух людей. Не будь ее, ты был бы просто… собой. – Нельзя позволить ей так расколоть тебя, иначе сойдешь с ума. Поверь мне. Кроме того, даже если… – Он сделал паузу и сверкнул своей искренней улыбкой. – Даже когда ты вернешься домой, ты уже не будешь тем человеком, каким была раньше. Тут нет двух путей. С болезнью или без нее, жизнь не так уж чертовски длинна. С таким же успехом можно извлечь из этой ситуации максимум пользы или хотя бы попытаться. Где бы ты ни был. – Ты говоришь, как коммивояжер. Он смущенно улыбнулся. – Сестра Верена дала мне этот совет. В самом начале. Когда для меня не существовало ничего, кроме гнева. Их шаги эхом отдавались в ночи, пока Мириэль обдумывала его слова. Из ночных ресторанов, мимо которых они проходили, доносились ароматы специй. Она не могла представить его таким обозленным. И она, конечно, не могла представить сестру Верену, дающую такой добрый, мудрый совет. – Не может быть, чтобы сестра Верена сказала «чертовски». Он рассмеялся. – Мне захотелось добавить немного красок ее словам. Они свернули в переулок и остановились перед неказистой дверью, по бокам которой виднелись ржавые мусорные баки и заплесневелые ящики. Фрэнк оглянулся через плечо, затем постучал четыре раза. В переулке пахло мочой и гниющим салатом. За осыпающейся со стен штукатуркой виднелась кирпичная кладка. Мириэль не была новичком в проникновениях через черный ход, но большинство заведений, которые они с Чарли часто посещали, могли похвастаться более приятными входами. По прошествии почти минуты дверь открылась ровно настолько, чтобы мужчина с плоским лицом смог высунуть голову. – Чего надо? – спросил он по-английски с сильным акцентом. – Un jeu de billiard c’est tout[65], – произнес Фрэнк. Мириэль проследила за взглядом мужчины вниз. Фрэнк держал сложенную купюру между двух своих уродливых пальцев. Мужчина нахмурился, и сердце Мириэль дрогнуло. Он переводил взгляд с нее на Фрэнка прищуренными глазами-бусинками. – Un jeu de billiard, – повторил он, фыркнув, забрал деньги и впустил их. Они последовали за ним по короткому коридору в тускло освещенную прокуренную комнату. Вдоль одной стены тянулся бар, окаймленный разномастными табуретками. Бильярдный стол располагался в другой стороне комнаты, напротив небольшой танцплощадки, окруженной столиками. На возвышении в дальнем конце играл оркестр. Несколько пар кружили на танцполе. С потолка свисали простые лампочки, увенчанные жестяными абажурами. Стены были оклеены плакатами, потемневшими от дыма и загибающимися по краям. Ничего похожего на хрустальные люстры и обитые бархатом клубы, к которым привыкла Мириэль. Музыка тоже была другой. Более грубой. Смех участников вечеринки менее сдержанным. Что бы Чарли подумал об этом месте? Показался ли ему их телефонный разговор таким же напряженным, как и ей? Сколько времени им потребуется, чтобы снова идти в ногу, когда она вернется? Она последовала за Фрэнком в бар, обрадованная тем, что он не выбрал столик у танцпола. Он сел на ближайший к стене табурет и заказал им обоим выпивку. Мириэль примостилась рядом. – Salut, – сказал он после того, как бармен поставил перед ними два хайбола. Ликер был не таким крепким, как домашняя бражка Фрэнка. Но здоровенный глоток обжигал сильнее, чем джин или шампанское, которые она любила пить дома. Она оперлась локтями о стойку бара и обхватила стакан руками. Отхлебнув еще, она опять услышала голос Эви. Воркование Хелен. Молчание Чарли в конце разговора. Слезы снова навернулись ей на глаза. Как он смеет распространять о ней такую ложь! Если бы она была свободна, то села бы на первый поезд до дома и закончила бы высказывать ему свое мнение. Она сделала еще один глоток. Когда яркая жидкость растеклась по ее языку и спустилась в горло, ей пришло в голову, что она на самом деле свободна. Здесь не было никакого забора из колючей проволоки. Никакого методичного подсчета голов. Никакого сторожа. – Я… э-э… я собираюсь освежить макияж. – Это было глупо, учитывая, что у нее ничего с собой не было. Но Фрэнк кивнул, возможно, решив, что под бретелькой ее лифчика спрятана пуховка с пудрой. Уборная оказалась крошечной, грязной комнатой с потрескавшейся эмалированной раковиной и стенами, оклеенными газетной бумагой. Мириэль плеснула водой в лицо, чтобы решиться на побег. Она не была уверена, что вспомнит, как вернуться на вокзал и не слишком понимала, как без всяких денег ей удастся заказать билет. Но она разберется с этими вещами по ходу дела. А когда вернется домой, все увидят, что она совершенно вменяема, и оставят их дочерей в покое. Чарли мог бы иначе разрешить ситуацию с этими надоедливыми репортерами. Ну, не совсем прямо, а чуть изворачиваясь, придумывая другую отговорку, не выставляя ее сумасшедшей. Или прокаженной. Она не стала трогать висевшее здесь грязное полотенце, вытерла лицо подолом юбки и потянулась к двери. Кровь глухо стучала в ушах. Ее конечности покалывало от возбуждения и легкого страха. Ей нужно только выглянуть из-за угла, чтобы убедиться, что Фрэнк не смотрит, а затем… Фрэнк. Несомненно, он будет беспокоиться о ней и начнет искать. Не успеет уехать обратно в Карвилл. А когда вернется, проведет месяц или больше в этой кишащей мышами тюрьме. И все потому, что пытался ей помочь. И Айрин. Если доктор Росс пронюхает, что Айрин знает о вылазке, у нее тоже могут быть неприятности. Ладонь Мириэль замерла над дверной ручкой. Нет, она не могла сбежать. Не сегодня. Не в тот момент, когда ее друзья могут пострадать из-за этого. К тому же ей было хорошо известно, что в Голливуде не интересуются долго одним и тем же скандалом. Она поправила платье и проглотила подступившую к горлу печаль. Группа сделала перерыв между выступлениями, поэтому, когда Мириэль вернулась, в клубе было тише. Голоса возникали и затихали. Смех. Случайное ворчание или крик. Музыканты стояли у сцены, курили и потягивали напитки. Танцоры заполнили бар. Мириэль осторожно пробиралась обратно на свое место. Она так привыкла к Карвиллу с его бесконечными дорожками и широкими открытыми лужайками, что толпа потных тел заставляла ее нервничать. Приблизившись к Фрэнку, она увидела группу молодых людей, направлявшихся к нему. – Что за урод у нас здесь? – пробурчал один из них. Мириэль протиснулась сквозь них и села рядом с Фрэнком. Глаза мужчин были стеклянными, дыхание тяжелым от алкоголя. – Простите? – произнесла она. – Не ты, куколка. – Мужчина дернул подбородком в направлении Фрэнка. – Он. Скрюченные руки Фрэнка сжимали стакан. Волна страха пробежала по телу Мириэль, заставив ее задрожать. Ее конечности похолодели, а сердце забилось быстрее. Фрэнк поднял хайбол, сделал большой глоток, затем поставил свой напиток. Он отвернулся от бара и сел лицом к этой группе. – Полагаю, ты имеешь в виду мои руки? – Чертовски верно, именно их я и имею в виду. Воздух стал тяжелым и наэлектризованным, в то время как шум толпы отошел на задний план. – Вот что я тебе скажу, – начал Фрэнк, и его ровный голос удивил Мириэль, она с любопытством уставилась на него. Он сидел с прямой спиной и расправленными плечами. Казался бы грозным, если бы не его скрюченные пальцы. – Я расскажу две истории о том, почему мои руки выглядят так. Ты должен будешь выбрать, что является ложью, а что правдой. Мужчины переглянулись друг с другом. Наконец один из них, с кривым носом и тонкими, похожими на червячки губами, тот, что заговорил первым, просипел: – Ну, выкладывай. – Еще в октябре – не-а – ноябре восемнадцатого года мы с моим подразделением отсиживались на правом фланге где-то в глубине Франции. Нас было две дюжины. Остальных отправили на главную линию. Дождь шел несколько дней, смывая дерьмо и грязь в нашу траншею. Тела, которые мы похоронили на участке поля позади нас, наполняли воздух запахом гнили. Лучше, чем удушающий газ, говорил мой приятель. Я не был так уверен. – Фрэнк описывал бесконечные ряды колючей проволоки. Безлистные, отравленные деревья. Спорадические хлопки выстрелов. У них кончилось растительное масло, и они не осмелились покинуть свой окоп, чтобы нарубить дров, поэтому ели свой паек холодным. Беспокойное топтание пьяных парней стихло. Они слушали с широко раскрытыми глазами и отвисшими челюстями. Они были слишком молодыми, чтобы участвовать в Великой войне, но достаточно взрослыми, чтобы помнить постные вторники, заголовки газет и плакаты с храбрыми солдатами. – Один из моих приятелей, настоящий красавчик, дурачился, делая небольшую пародию на кайзера Вилли, когда случайно выдернул чеку из своей гранаты. – Парни придвинулись так близко к их столику, что она могла слышать их резкое прерывистое дыхание. – Говорят, что в такие моменты время замедляется, и будь я проклят, если это неправда, – продолжил Фрэнк. – Мой приятель… он выбросил гранату. Она покатилась по грязи и остановилась прямо у моих ботинок. – И что ты сделал? – пролепетал один из них. – Что я мог сделать? Она взорвалась бы и угробила нас всех, если бы я оставил ее там. Поэтому я поднял гранату. У тебя есть всего добрых пять секунд до того, как они взрываются, и я решил, что у меня осталась по крайней мере одна или две. Я швырнул ее, как бейсбольный мяч, через мешки, в сторону вражеской линии. – Он поднял свои грубые, искалеченные руки. – Она взорвалась сразу после того, как я ее отпустил. – Она не убила тебя?! – задохнулся кривоносый, хотя ответ был очевиден и сидел перед ним. – Мне повезло. Чертовски повезло. Часть дождевой воды, должно быть, попала внутрь, когда она катилась по грязи. Приглушила взрыв. Однако этого звука было достаточно, чтобы напугать немцев. Они выскочили из своих окопов прямо под прицел наших артиллеристов. Бой длился меньше часа. По крайней мере так мне сказали. Я очнулся на следующий день в полевом госпитале в бинтах до подмышек и ничего не мог вспомнить, только звук – бах! Мириэль ахнула, когда он произнес последнее слово. – Ничего себе! – воскликнул один из молодых людей, а затем, после паузы, поинтересовался: – А вторая история? Фрэнк пожал плечами и снова взял свой стакан.