– Сладкого? – картинно удивился Фрэнк. – Простите мой французский, но я слышал, что там пахнет коровьим дерьмом. Они смеялись, даже Мириэль, пока кто-то из задних рядов не шикнул на них. Прокравшись с Айрин обратно на свое место, Мириэль обнаружила, что сосредоточиться на просмотре фильма невозможно. Фрэнк может не беспокоиться. Она не для того упустила свой шанс сбежать, когда они находились в Новом Орлеане, чтобы, вернувшись, сидеть сложа руки. * * * Неделю спустя в женский лазарет доставили новое оборудование. Сестра Верена приказала поставить его в дальнем конце комнаты, а затем ушла, чтобы проследить за установкой двух таких же шкафов в мужском лазарете. Мириэль закончила записывать частоту пульса и температуру у нового пациента, поступившего с пневмонией, затем прокралась, чтобы осмотреть хитроумное устройство. Оно было похоже на огромный гроб, поднятый на уровень стола на четырех узких ножках. Блестящие металлические скобы скрепляли его по боковым швам. В одном его конце было отверстие в форме столовой тарелки с узкой полкой прямо под ним. Горизонтальные двери размером с хлебницу были встроены по длинной стороне. Открыв одну из них, она обнаружила пустое пространство с тонким матрасом. Обойдя аппарат кругом, Мириэль поняла, что он, должно быть, предназначен для того, чтобы человек мог лежать внутри, высунув голову из отверстия. Два датчика располагались сверху, напоминая выпученные глаза. Встав на цыпочки, Мириэль определила, что один измеряет температуру, а другой влажность. Она отступила назад и осмотрела хитроумное устройство издалека, прежде чем вернуться к своим обязанностям. Зловещая машина, конечно. Наполовину гроб, наполовину монстр. Но удивительно современная и, возможно, действительно ключ к поиску лекарства. Глава 37 На следующий день к доске объявлений в столовой была приколота листовка. Требуются добровольцы для испытания метода лечения высокой температурой. Мириэль сразу же записалась. Предположения об испытании гудели в обеденном зале и за его пределами. Г-н Ли прочитал в недавнем номере медицинского журнала об успехе терапии лихорадкой у больных сифилисом. Другие тоже видели подобные статьи в газете. Скептики и ворчуны говорили, что добровольцев с равной вероятностью или испекут заживо, или вылечат. Но это не помешало другим шестидесяти пациентам дописать свои имена рядом с именем Мириэль. Во время своей следующей смены в лазарете Мириэль помогала сестре Верене осматривать и опрашивать каждую из женщин-добровольцев. Для этой цели была приобретена новая книга записей. Напротив имени каждой женщины, раздевшейся за ширмой, Мириэль записывала номер пациента, возраст, семейное положение, место рождения и любую семейную историю болезни. Затем сестра Верена диктовала Мириэль свое заключение. – Активный запущенный случай смешанного типа, преобладающая узелковая форма, – говорила она. Или: – Ранний случай проказы нервного типа. – Затем она переходила к описанию локализации и особенностей заболевания женщины: – Бледное пятно на левой ягодице. Красноватые пятна, разбросанные по всему телу. Диффузное утолщение кожи на лице. Отдельные узелки, разбросанные по рукам и ногам. Анестезия[68] стоп и кистей. Мириэль все записывала, время от времени отрываясь от страницы, чтобы оценить выражение лица сестры Верены. Из десятков добровольцев они приняли только двенадцать. Мириэль надеялась, что легкий хмурый взгляд, или улыбка, или подергивание глаза могут выдать критерии, которые искали врачи. Но лицо сестры Верены будто бы было высечено из камня. Когда они закончили, Мириэль сама разделась для осмотра. – Могу ли я положиться на то, что вы добросовестно запишете свои результаты? – уточнила сестра Верена. – Конечно. Было странно видеть себя, сведенную к цифрам на бумаге и описанию болезни. Когда сестра Верена добралась до пятна – вернее «красного узелкового пятна» – на ее шее, ручка Мириэль дрогнула. – Есть какие-то проблемы? – уточнила сестра Верена. Мириэль провела пальцем по отвратительному пятну, которое словно издевалось над ней каждый раз, когда она смотрелась в зеркало. Другие женщины, чья болезнь была гораздо более выраженной, чем у нее, выдержали процедуру осмотра в надежде быть отобранными для участия в испытании. Она тоже сможет. И Мириэль просто чуть потрясла ручку, дабы убедить сестру Верену, что проблема в чернилах, и продолжила писать. В конце сестра Верена задала ей те же вопросы, что и остальным. – Вы боитесь небольших замкнутых пространств? Мириэль покачала головой. – Страдаете ли вы истерией или другими нервными или психическими заболеваниями? Мириэль потрогала свой браслет. Ее врач спрашивал то же самое после несчастного случая. – Нет, – сказала она. * * * Три дня Мириэль ждала сообщения о том, кого выбрали для участия в эксперименте. Во время своей смены в лазарете, раздавая лекарства или считая пульс пациентов, она с тоской смотрела на аппарат. Каждый раз, когда сестра Верена называла ее по имени, ее сердце подскакивало к горлу, в предвкушении новостей. Оно снова падало, когда ее просто просили заточить иголки или снять грязные простыни с кровати. Наконец перед ужином в пятницу на доске объявлений появился список. С номерами пациентов вместо имен. Мириэль протиснулась сквозь небольшую толпу, облепившую листовку, как стая кур. Они почти заблокировали главную дверь и голодных посетителей, пытающихся войти внутрь. В первое мгновение она не увидела своего номера. В отчаянии снова перечитала список. И он оказался там – вторым снизу. Пациента 367 включили в исследование. * * * В первый день, явившись на экспериментальное лечение, Мириэль не могла отделаться от дурных мыслей. Она приблизилась к аппарату, напоминающему горизонтальный шкаф, стоящий в углу лазарета, осторожными, мягкими шагами. – Не нужно бояться, миссис Марвин, – подбодрил Док Джек, помахав ей. Однако это был не страх, а какое-то тяжелое предчувствие. – Вы хорошо чувствовали себя сегодня утром? – спросил он, когда сестра Лоретта сунула градусник под язык Мириэль. Она кивнула. – Нет боли в животе, кашля или необычной усталости? Она покачала головой. Ее внутренности свело судорогой, и в животе немного заурчало, но это были просто нервы. И масло чаульмугры, которое она приняла за завтраком. – Отлично. – Док Джек сделал несколько пометок в записной книжке, в то время как сестра Лоретта измеряла ей пульс и кровяное давление. Значения были немного выше, чем обычно, но все еще в пределах нормы. Ее температура, также нормальная, была записана вместе с другими жизненно важными показателями. – Мы называем этот процесс гипертермией, – объяснил Док Джек, указывая на аппарат. – Вы будете лежать внутри в течение пяти часов, пока температура и влажность повышаются. Это, в свою очередь, повысит вашу собственную температуру, надеюсь, уничтожив некоторые бактерии в вашем организме. Сестра Лоретта будет с вами на протяжении всей процедуры, поить вас для предотвращения обезвоживания и следить за жизненно важными показателями. Вам все понятно? Даже без термометра во рту Мириэль обнаружила, что не в состоянии говорить, и просто кивнула в ответ. Сестра Лоретта протянула ей больничный халат. – Все сняла, дорогуша? Даже свой корсет? Прошли годы с тех пор, как Мириэль носила корсет, но она не потрудилась сказать об этом и молча разделась за ширмой. Больничный халат был подшит так, что оказался чуть выше колен. Несомненно, в этом была какая-то медицинская необходимость, но Мириэль не удержалась от улыбки. Была необходимость или нет, однако сестру Верену это точно не радовало. Выйдя из-за ширмы, она обнаружила, что крышку уже подняли, обнажив дно. Ее улыбка исчезла. Теперь это приспособление напоминало не гроб, а широко разинутый рот. Док Джек похлопал по матрасу. – Забирайтесь наверх, и мы начнем. Мириэль колебалась, большая часть ее хотела ускользнуть обратно за ширму. Это ради дочерей, напомнила она себе, глубоко вдохнула и подошла к аппарату. Матрас оказался немногим мягче жесткой циновки. Она вскарабкалась наверх и вытянула ноги. Затем легла на спину, чуть подвинулась, пока ее голова не оказалась на подушке в дальнем конце устройства. Док Джек опустил крышку, защелкнув ее по бокам с громким звуком. Снаружи оставалась только ее голова, торчащая через маленькое отверстие, которое еще больше уменьшилось, когда сестра Лоретта обернула полотенце вокруг ее шеи, чтобы предотвратить доступ воздуха извне. У нее не было клаустрофобии, она не обманула сестру Верену и сейчас сама себе напомнила об этом. Но когда машина ожила, сердце Мириэль попыталось вырваться из грудной клетки. Теплый воздух покалывал ее обнаженную кожу. – Все в порядке, дорогуша, – сказала сестра Лоретта, поглаживая виски Мириэль своими мягкими пальцами. – Просто дыши спокойно и медленно. Сестра Лоретта была не самой опытной из медсестер. Мириэль казалось, что та не видит дальше своего носа даже в очках с толстыми стеклами. Она ходила шаркающей походкой и постоянно дремала на работе. Но из всех работников, с которыми Мириэль пришлось иметь дело, сестра Лоретта была самой доброй, и Мириэль была рада ее присутствию. Постепенно влажный воздух, циркулирующий в аппарате, становился все горячее. Пот стекал по щекам Мириэль. Сестра Лоретта включила вентилятор, установленный в изголовье. Прохладный ветерок, овевавший лицо, был приятной, но мимолетной передышкой от нарастающей внутри жары. – Насколько высокой должна быть температура? – поинтересовалась она. – Около ста пятидесяти градусов[69]. – Мы уже близко? – Воздух внутри казался более горячим, чем за все это лето. А лето в Луизиане куда жарче, чем в Лос-Анджелесе. – О нет, не совсем, – сказала сестра Лоретта, вставая на цыпочки и вытягивая шею, чтобы прочитать показания датчика на верхней части аппарата. – Осталось еще около сорока градусов. Мириэль закрыла глаза и попыталась дышать медленно, как советовала сестра Лоретта. Загудел вентилятор. Устройство зажужжало. Температура еще повысилась. Каждые несколько минут сестра Лоретта вытирала лоб Мириэль салфеткой, смоченной в ледяной воде. Она поднесла к ее губам соломинку, и Мириэль проглотила соленую, тепловатую жидкость, предназначенную для предотвращения обезвоживания. Через несколько часов сестра Лоретта снова измерила температуру. – Сто пять градусов. Как раз то, к чему мы стремились. – Она пощупала шею Мириэль, чтобы сосчитать ее пульс. – Немного учащен, но этого следовало ожидать. – Вы измерите еще раз в конце? – уточнила Мириэль хриплым и низким голосом. – Раз в час, если только тебе не станет плохо. Значит, прошел только один час! Мириэль почувствовала приступ паники. Уже было жарче и дольше, чем она могла вынести. Матрас под ней казался твердым, как камень. Капли конденсата стекали с внутренней поверхности крышки аппарата, обжигая ее кожу. Она заставила себя думать об Эви и Хелен. Они вместе целый день на пляже. Эви гонялась за чайками и собирала ракушки. Хелен, пошатываясь, стояла на песке, держа Мириэль за руку. Чарли развалился под зонтиком и, улыбаясь, махал им рукой. Они держались подальше от воды, наслаждаясь только шумом волн и случайными прикосновениями морской пены у самой кромки прибоя. Когда пришло время обеда, она расстелила одеяло под тенью зонтика, и они принялись за бутерброды и печенье.