Мириэль убрала свои банные принадлежности – она не собиралась тратить остатки своей хорошей пены на теплую воду – и накинула атласную ночную рубашку. Что теперь? Было слишком рано для сна. Она могла почитать. Отполировать ногти. Разложить пасьянс. Что она делала, когда только приехала сюда? Все эти часы в одиночестве… Не только в тюрьме, но и после. Когда она думала, что Айрин, ее соседи по дому и все в Карвилле были просто кучкой обычных зануд. Она села на кровать и заняла руки пилочкой для ногтей. Тишина теперь казалась удушающей. Она действительно должна извиниться перед Айрин. Захлопнуть дверь перед носом у подруги было чересчур. Мириэль не понимала, откуда взялся весь этот глупый гнев. Проблема была в том, что он все еще кипел внутри нее. Каждый раз, когда она проходила мимо гостиной и улавливала аромат цветов. Каждый раз, когда она слышала смех Айрин. Каждый раз, когда она приходила домой, а на фонографе играла рождественская музыка или на стенах появлялись новые украшения. Конечно, Айрин была счастлива. У нее есть сын, который присылает цветы, и ей оставалось пройти всего два теста, прежде чем она снова сможет его увидеть. Мириэль предстояло сдать в два раза больше анализов, а муж отдыхал в проклятых швейцарских Альпах. На самом деле, извиняться должна была Айрин. За то, что подняла весь этот шум, зная, как тоскует Мириэль. Она вела себя совершенно вызывающе. И вся эта музыка – «Jingle Bells», «Silent Night», «The Little Drummer Boy» – она должна знать, что эти мелодии заставляют Мириэль нервничать. Мириэль посмотрела на свои руки. Она подпилила ногти до мяса. Ее колени были усыпаны белой пылью. Она смахнула ее и бросила пилку на стол рядом с расческой. Если она услышит «Adeste Fideles»[79] еще раз, она разломит пластинку пополам. Даже сейчас слова гимна крутились у нее в голове. Однако сидеть в тишине оказалось невыносимо. Ей просто нужна другая мелодия. Что-то, что не напоминало бы о рождественских вечеринках, поцелуях под омелой и детском смехе. Она встала и пошла в гостиную. То, что они с Айрин не разговаривали, не означало, что Мириэль не могла пользоваться фонографом подруги. Она присела на корточки и открыла шкаф, в котором Айрин хранила свои пластинки, в поисках чего-нибудь джазового и яркого. Сначала ей попались праздничные альбомы. Мириэль продолжила перебирать стопку. Коричневато-золотистая этикетка привлекла ее внимание. Она вытащила пластинку. Gid Tanner & His Skillet Lickers[80]. Одна из записей Фрэнка? Должно быть, они с Айрин перепутали пластинки в ту ночь, когда все танцевали на палубе смотровой башни. Она вынула ее из картонного футляра и поставила на проигрыватель. Из динамиков зазвучало попурри, исполняемое скрипкой и гитарой. Она ожидала, что веселая мелодия поднимет ей настроение. Вместо этого ее ребра сильнее сжались вокруг легких. Слушая, невозможно было не думать о Фрэнке. Она подняла иглу и нащупала упаковку пластинки. В тишине послышалось сопение. Мириэль вздрогнула, чуть не выронив диск. Обернувшись на звук, увидела потертый кончик оксфордов Жанны, выглядывающий из-за дивана. Интересно она здесь все это время? – Жанна? Еще один всхлип. Мириэль обошла диван и обнаружила девочку, сидящую на потертом коврике, подтянувшую колени к груди. Она стащила одну из роз из букета Айрин. Вокруг валялись красные лепестки. – Почему ты не в кино? Жанна вытерла нос рукавом кардигана и пожала плечами. – А ты почему? Все оправдания Мириэль казались слишком глупыми, чтобы произносить их вслух, поэтому она не ответила. Вместо этого она села, прислонившись к спинке дивана. – Скажи мне, в чем дело, лютик. Когда она говорила это Эви, та всегда улыбалась. Но губы Жанны так и остались надутыми. – Миссис Харди выгнала меня и сказала, что до конца года мне больше не разрешат ходить на показы. – Что ты натворила? – Я только сказала Тоби, что никакого Санты не существует. Он начал плакать, как ребенок, и я получила нагоняй от миссис Харди. Мириэль ожидала услышать обычное: Жанна подсунула таракана кому-нибудь под рубашку или бросила арахис в экран во время смены барабанов. История с Санта-Клаусом застала женщину врасплох. – Это не так. Конечно же, он существует. Ее поспешный ответ, казалось, не убедил девочку, чей взгляд был прикован к розе в маленькой ладошке. Жанна постучала пальцем по одному из шипов, сначала тихонько, потом достаточно сильно, чтобы пошла кровь. Мириэль выхватила из ее рук стебель и положила на пол. Жанна пососала палец, а затем спросила: – Если Санта настоящий, почему он никогда не приезжает в Карвилл? Мириэль колебалась в поисках ответа. Может быть, ей следует сказать правду. В конце концов, девочке уже исполнилось десять лет. В какой-то момент все узнаю́т, что Санта ненастоящий. – Это из-за нашей болезни? – уточнила Жанна, прежде чем Мириэль успела придумать ответ. – Нет, Санта-Клаусу на такие вещи наплевать. – Тогда как же так вышло? Мириэль подняла один из лепестков розы. Он казался легким и мягким, лежа в ее ладони, как лоскут тонкого шелка. Она не могла заставить себя сказать, что Жанна права и что Санта-Клауса не существует. За свою короткую жизнь девочка уже столкнулась с достаточно суровой правдой. К чему добавлять еще одну? – Он, вероятно, не знает, что ты здесь. Что вообще есть такая колония. Понимаешь, это место сложно найти. – Я думала, он должен знать все. – Большинство вещей. Но не все. Ты написала ему письмо, чтобы сообщить, где ты? Жанна покачала головой. – Что ж, неудивительно, что он не пришел. – Она встала и подняла Жанну на ноги. – Я принесу бумагу и конверт. Вооружившись всеми необходимыми принадлежностями, Жанна несколько минут сидела за письменным столом в гостиной, покусывая кончик ручки в перерывах между строчками. Мириэль краем глаза наблюдала за ней с дивана, листая журнал и притворяясь, что читает. Она чувствовала себя глупо из-за прежнего раздражения. Что такое теплая вода в ванне по сравнению с тем, чтобы быть сиротой на Рождество? – Как пишется «подарки»? – спросила Жанна, ее пальцы были испачканы чернилами. Когда Мириэль произнесла это слово вслух, то в полной мере осознала, что поставила перед собой невыполнимую задачу. До Рождества оставалось всего три недели. Как она достанет подарки для Жанны за такое короткое время? А как насчет других детей? Здесь, в Карвилле, их почти дюжина. Санта не мог принести подарки только одному из них. * * * На следующее утро Мириэль пошла с Жанной в столовую, чтобы отправить письмо Санте. – Ты забыла марки, – сказал Фрэнк, взглянув на конверт, который Жанна положила на прилавок, пока пробивал банку печеных бобов для другого посетителя. – Миссис Марвин сказала, что мне не нужна марка, если я отправляю его на Северный полюс. Фрэнк протянул покупателю сдачу, затем взял письмо. На конверте девочка написала «Мистер Клаус, Первая Главная улица, Северный полюс». Глаза Фрэнка встретились с глазами Мириэль впервые за несколько недель. Она и забыла, какими поразительно голубыми и проницательными они были. Он повернулся к Жанне. – Она права. Санта забирает все свои письма наложенным платежом. Я прослежу чтобы оно немедленно попало в стерилизатор и было отправлено сегодня. Жанна улыбнулась так широко, что Мириэль увидела дырку от отсутствующего зуба, который она потеряла на прошлой неделе. – А теперь отправляйся в школу, – потребовала Мириэль. Жанна убежала, и она едва успела крикнуть ей вслед: – Обязательно извинись сегодня перед Тоби. Она скользнула на один из табуретов у стойки и сказала Фрэнку: – У меня тоже есть письмо. Она не знала, когда Чарли и девочки едут в Швейцарию. Возможно, они уже уехали. Две недели назад она отправила Чарли открытку и письмо, чтобы он взял их с собой в поездку и прочитал дочерям рождественским утром. Возможно, ее там не будет лично, но Мириэль хотела, чтобы Эви и Хелен знали, что она думает о них и в то утро, и каждое утро, и посылает им воздушные поцелуи через Атлантику. Ее сегодняшнее письмо состояло из нескольких коротких предложений и было адресовано только Чарли. Она описала ситуацию с детьми в Карвилле и попросила его прислать подарки и угощения. Она не очень надеялась, что письмо дойдет до него вовремя. И даже если это произойдет, есть вероятность, что он полностью проигнорирует ее просьбу, как тогда с фейерверком. Но Мириэль должна была попытаться. Она протянула конверт Фрэнку, чувствуя, как ее шею сзади покалывает от жара. Оно было адресовано Ч.У. в секретный почтовый ящик, которым они пользовались в Лос-Анджелесе, но Фрэнк, вероятно, догадывался, что оно для ее мужа. Он взял письмо согнутыми большим и указательным пальцами, бросил его в коробку с остальной исходящей почтой, даже не взглянув. – Спасибо, – промямлила Мириэль. Она встала, затем снова села, теребя свое ожерелье и пытаясь придумать, что бы еще сказать. До Чарли она целовалась с несколькими мужчинами, были и те, которым она не позволила себя поцеловать. В то время это получалось легко. Смех. Шутливый шлепок по плечу. Игривый протест – мол, джентльмен не должен быть таким самоуверенным. И вот уже неловкий почти-поцелуй забыт. С Фрэнком все оказалось иначе. Даже такие надежные средства, как время и молчание, не подействовали. – Ты хочешь чего-нибудь еще? – поинтересовался он. – Нет… э-э… да. – Она отпустила ожерелье и сложила дрожащие руки на прилавке. – Не слишком поздно размещать заказы в каталогах? – Зависит от обстоятельств. Ты хочешь получить заказ до Рождества? Она кивнула. – Слишком поздно. Если бы на неделю пораньше… – Он схватил пустой стакан с дальнего конца стойки, понес его между ладоней к раковине и кинул в пенистую воду, небрежно бросив через плечо: – В следующем году повезет больше. Мириэль подождала мгновение, наблюдая, как он протирает стакан полотенцем для посуды. Только она решила, что он закончил, как он поднес стакан к свету и снова начал тереть, как будто чистил его для самого президента Кулиджа. В свое время она похожим образом игнорировала достаточно людей, чтобы знать, что он будет продолжать тереть, пока она не уйдет. Но дело было не в их отношениях, и будь она проклята, если уйдет, не получив его помощи. Она не стала утруждать себя обходом прилавка, а вместо этого взобралась на него и перелезла. Все прошло не так изящно, как она себе представляла – в конце концов, она не гимнастка, – но столовая была пуста, а игроки в соседнем зале отдыха находились слишком далеко, чтобы разглядеть ее подвязки и сорочку с оборками. Фрэнк обернулся как раз в тот момент, когда она спрыгнула вниз и поправляла юбку. – Посетителям столовой не разрешается стоять за стойкой, – заметил он. – В прошлый раз ты, кажется, не возражал. Его челюсть сжалась, и Мириэль пожалела, что вспомнила об этом. – Слушай, дело не в том… Мне нужна твоя помощь в покупке рождественских подарков для детей. – Сестры вяжут им свитера каждый год, а церковь Сент-Луиса в Новом Орлеане присылает молитвенники. – Это то, чего ты хотел в детстве? Старомодный свитер и молитвенник? – Я не рос таким богатым и модным, как ты. Мы были рады получить что угодно. – Он повернулся к раковине и взял еще один стакан. – Кроме того, клуб всегда запаковывает для них шоколадный батончик. Мириэль подошла ближе. Она скучала по его запаху – слегка древесному, с нотками лосьона после бритья и мази. – Фрэнк, пожалуйста, я знаю, ты думаешь, что я не более чем высокомерная эгоистка. Черт, может быть, так оно и есть. Но я пытаюсь сделать что-то хорошее. Я хочу, чтобы у Жанны и остальных детей было хотя бы одно прекрасное Рождество. Счастливое Рождество, когда они будут чувствовать себя такими же, как все остальные мальчики и девочки, и им не придется думать о болезни.