– Не понимаю, чем я могу помочь. Она протянула руку и коснулась его руки, ее пальцы задержались на обнаженной коже под закатанным рукавом рубашки, пока он не поставил стакан. – Да, ты высокомерная эгоистка, – согласился он. – Но это чертовски хорошая идея. – Значит, ты мне поможешь? Он повернулся и посмотрел на нее. Искры, мерцающие в его глазах в момент их последней встречи, исчезли. – До Рождества осталось три недели. Я не представляю, что мы можем сделать. – В Новом Орлеане или Батон-Руже должно быть какое-нибудь благотворительное общество, куда мы могли бы написать. – Мы уже пробовали это раньше, chère. Chère. Мириэль хотелось, чтобы ей не нравилось, когда он так ее называет. Хотелось не скучать по его запаху. Хотелось, чтобы какая-то маленькая частичка ее не сожалела о несостоявшемся поцелуе. Эта дружба была опасной. Могла причинить вред им обоим. Она поняла, что все еще стоит рядом с ним, достаточно близко, чтобы слышать его тихое дыхание и видеть крошечные царапины под подбородком от утреннего бритья. Она сделала шаг назад, напоминая себе о предстоящей задаче. – Ну, единственное, что можно сказать об эгоистах, это то, что мы достаточно самоуверенны, чтобы попробовать еще раз. Глава 44 Мириэль отправила письма в Общество помощи прокаженным, Общество расширения Католической церкви, Ассоциацию страховщиков, Лигу защиты детей и даже Фонд Рокфеллера с просьбой прислать любые игрушки, какие только смогут. И принялась ждать. Письмам потребуется время, чтобы дойти, нужно будет выделить средства, купить и отправить подарки. Если ее конверт останется лежать на заваленном письмами столе и его так и не вскроют в течение нескольких дней или совет директоров будет спорить о том, сколько денег можно потратить, игрушки не прибудут к Рождеству. Жанна несколько раз спрашивала, считает ли Мириэль, что Санта получил ее письмо. Каждый раз Мириэль уверяла девочку, что так оно и есть. Через полторы недели она начала ежедневно заходить в столовую после работы. Она чувствовала легкость, почти головокружение от предвкушения. На лицах окружающих ее людей отражалась та же надежда. Жители, которых она никогда раньше не видела на почте, толпились у стойки. Некоторые уходили возбужденные, сжимая в руках посылку или письмо. Другие, как Мириэль, выходили из столовой с пустыми руками, утешая себя, что завтра что-нибудь произойдет. По мере приближения Рождества ее настроение становилось все мрачнее. Она задерживалась в перевязочной, пополняя запасы, или оставалась в аптеке, дважды пересчитывая таблетки, чтобы не застать толпу в столовой. Она была не единственной, чья надежда угасала. И когда она видела эти тоскливые лица, ее разочарование удваивалось. Не говоря уже обо всех тех жителях, которые даже не удосужились зайти за почтой. Которые и так знали, что им совершенно нечего ждать. Праздничные песни, звучащие по радио, стоящая в столовой ель, украшенная лентами и шариками, реклама в журналах с фотографиями толстого Санты с вишневым носом напоминали им – не только ей, осознала Мириэль, – о далеком доме. * * * В канун Рождества Мириэль надела свою унылую униформу и после завтрака отправилась в аптеку. Работа, которая раньше была ее любимой, после ссоры с Айрин стала тоскливой и нудной. Они часами находились бок о бок, смешивая мазь, наполняя капсулы или разливая дезинфицирующее средство по бутылкам – и не говоря друг другу ни слова. Мириэль скучала по бесконечной болтовне Айрин. Ее грубому чувству юмора. Ее откровенным советам. Оглядываясь назад, она находила их размолвку глупой. Прекрасные цветы в гостиной начали вянуть и, в конце концов, засохли. Вместо пышного аромата от них исходил стойкий гнилостный запах. Она подозревала, что Айрин хранит их из чистого упрямства. Чтобы напомнить Мириэль об их ссоре. Напомнить, что у Айрин есть человек, который заботится о ней, вспоминает о ней на Рождество, а у Мириэль – нет. И это было правдой. От Чарли давно ничего не приходило. От обществ, ассоциаций и фондов, в которые она писала, тоже никакого ответа. Оставалась единственная надежда, что сегодня прибудет хоть что-нибудь – посылка с конфетами и безделушками, упаковка йо-йо или шахматные доски. Однако она сознавала, что шанс невелик. – Вы обе выглядите слишком мрачно для кануна Рождества, – заметила сестра Беатрис женщинам, ведя их к длинному рабочему столу в центре аптеки, где ждала мешанина банок и бутылок. Айрин фыркнула. Мириэль промолчала. Их задачей на этот день было подсчитать, измерить и провести инвентаризацию запасов лекарств, чтобы сестра Беатрис и врачи могли рассчитать, что им нужно заказать на будущий год. Мириэль начала с огромной бутылки аспирина, высыпав ее содержимое на рабочий стол и бросая таблетки обратно в пузырек одну за другой. С чего бы Айрин быть такой мрачной? Сын прислал ей цветы, черт возьми! А Мириэль завтра придется сказать Жанне, что Санты не существует. Или выдумать какую-нибудь ложь о том, что ее письмо, должно быть, сгорело в стерилизаторе по пути к почтальону. В любом случае, Жанна будет убита горем. Гораздо более разочарована, чем если бы Мириэль сразу сказала ей правду. Она бросила сорок седьмую таблетку в банку с такой силой, что та раскололась надвое. Мириэль нахмурилась и выудила кусочки, корректируя свои подсчеты. Что же она за мать, если так необдуманно испортила Рождество? Хорошая мать знала бы, что нельзя давать ребенку обещания, даже неявные, которые она не может сдержать. Может быть, ее дочерям и впрямь лучше провести каникулы в Швейцарии без нее. Треск, треск, треск – звук падающих в банку таблеток действовал Мириэль на нервы. Неужели Айрин обязательно считать так громко? Женщина нарочно пытается делать это быстрее, чем она? Мириэль ускорилась. Айрин бросила на нее косой взгляд и тоже заторопилась. Они работали в таком бешеном темпе несколько минут. Вскоре Мириэль вообще перестала считать, а просто как можно быстрее бросала таблетки в свою баночку. Айрин завинтила крышку, что-то нацарапала в своей бухгалтерской книге и перевернула другую емкость. Мириэль сделала то же самое. Таблетки подскочили и рассыпались. – Держись у своего конца стола, ладно? – нахмурилась Айрин. – Ты отхватила себе половину, а потом еще немного. Айрин покачала головой. – Ты всегда думаешь, что тебе причитается больше, чем ты заслуживаешь. Мириэль смахнула горку таблеток, лежащих перед Айрин, отправив их в полет по поверхности стола. Айрин ответила тем же и тоже разворотила стопку Мириэль. Таблетки теперь валялись повсюду. Мириэль пристально посмотрела на нее, затем наклонилась, чтобы поднять упавшее на пол. – Боже мой, дамы! – воскликнула сестра Беатрис, подходя ближе. – Вы должны быть осторожны. Если вы перепутаете препараты, это может быть невероятно опасно! Мириэль встала, протирая таблетки, поднятые с пола, своим фартуком. – Да, сестра. Айрин кивнула. Сотни маленьких белых кругляшей валялись повсюду. Только при ближайшем рассмотрении, по едва заметной бороздке посередине, Мириэль смогла отличить свои. Они молча приступили к сортировке. – Доза аспирина никого не убьет, – пробурчала Мириэль себе под нос. – И мой каломель тоже. Хорошая чистка кишечника никому не повредит. Мириэль не могла удержаться от ухмылки, представив, как кто-то глотает слабительное вместо аспирина. – Это действительно может принести пользу тем старым пижонам в Бригаде Кресел-качалок. Айрин хихикнула. – Или сторожу Дойлу. – Или сестре Верене. Хихиканье Айрин переросло в полноценный хохот. Глаза Мириэль наполнились слезами. От смеха? От внезапного ослабления напряжения между ними? Мириэль не знала, и ей было все равно. Она перестала притворяться, что косится на таблетки, и позволила себе рассмеяться. – Миссис Марвин! У Мириэль перехватило горло, как только она услышала голос сестры Верены. Ее смех захлебнулся. Что-то в сестре казалось не совсем правильным. Ее поза была не просто напряженной, а скорее суровой. Она смотрела мимо груды таблеток. – Мне нужна ваша немедленная помощь. – В чем? Пристальный взгляд сестры Верены метнулся к Айрин. – Я объясню по дороге. Беспокойство поселилось в груди Мириэль. В какие неприятности она попала на этот раз? Она развязала фартук и бросила на Айрин извиняющийся взгляд за то, что оставляет ее сортировать сотни таблеток в одиночку. Выйдя на дорожку, Мириэль прибавила шаг, чтобы поспеть за несущейся вперед сестрой Вереной. Она почувствовала укол облегчения, когда они повернули в противоположную сторону от тюрьмы, хотя Мириэль все еще не могла понять, что она сделала, чтобы так расстроить сестру Верену. – Куда мы направляемся? – Мне нужно, чтобы вы помогли с одним пациентом в операционной. Мириэль споткнулась, затем бросилась вслед. – Но я никогда раньше не помогала с операцией. – С Божьей милостью нам не нужно будет оперировать. – Тогда зачем… – Это деликатный вопрос, миссис Марвин. Когда несколько мгновений спустя они прибыли в операционную, Мириэль поняла, что сестра Верена имела в виду под деликатностью. Елена, одна из молодых обитательниц колонии, сидела, сгорбившись, на стальном столе в центре комнаты, обхватив руками огромный живот. Прожектор и зеркала, расположенные под углом наверху, создали вокруг нее ослепительный сноп света. Женщина резко втягивала воздух и морщилась. На ее лбу блестели капельки пота. Ее дискомфорт длился меньше минуты, затем лицо и напряженные мышцы расслабились. – Боже мой, она беременна, – пролепетала Мириэль. – Не произносите имя Господа всуе, миссис Марвин. – Сестра Верена протянула ей длинный халат. – Наденьте это и вымойте руки в мойке. – Но я… Почему я?! – Обычно в таких случаях помогает сестра Хуанита, но она больна гриппом. Сестра Лоретта скоро присоединится к нам, но я… хотела бы, чтобы здесь был кто-то с более серьезными навыками. Кроме того, у вас есть опыт.