Часть 47 из 77 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я понимаю.
– Я не имела в виду… – Она умолкла. Почему так чертовски трудно сказать «прости»? Они остались на лужайке одни, других жителей, толпящихся вокруг после церкви, разогнал холодный воздух и гнетущие облака. Или прозвенел звонок на обед, а она была слишком погружена в свои мысли, чтобы услышать его? Она не рассказала ему о Елене и ее ребенке. Даже Айрин не знала. И он никак не мог понять причину вновь охватившего ее отчаяния. – Я просто не вижу смысла пытаться наладить жизнь здесь, когда моя жизнь ждет меня снаружи.
– Тогда тебе повезло. Так не у всех.
– У тебя так. Я вижу письма и посылки, которые приходят от твоей семьи. Я вижу тебя с ними под дубами каждый месяц, когда они приезжают в гости.
– Я не могу думать только о себе.
– Это несправедливо. У меня две маленькие девочки. Я думаю о них.
Они вместе подошли к пандусу, ведущему к крытой дорожке. Дождя не было, но туман осел на крыше и капал с карниза. Фрэнк отступил в сторону, позволяя ей первой подняться по пандусу, хотя там было достаточно места, чтобы подняться бок о бок. Она ждала его наверху.
– Кроме того, – продолжила она, – лекарство принесет пользу нам всем.
– А как насчет отвращения, которое люди испытывают при слове «прокаженный»? Ты собираешься найти лекарство и от этого?
«Никому не обязательно знать», – чуть не сказала она. Но лекарство не вылечит руки Фрэнка. И не вернет слепым зрение. А людям с ампутированными конечностями – ноги. Она потерла ранку на шее. Если бы она не исчезла, ее можно было бы выдать за сыпь или ожог. И другие ее повреждения тоже. Многим пациентам не так повезло.
– У тебя есть твоя военная история, – проговорила она.
Глядя на свои руки, Фрэнк сжимал и разжимал скрюченные пальцы.
– Да, полагаю, есть.
Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. То был не романтический поцелуй. Ее губы едва задержались на его коже. Но она хотела, чтобы он знал, что не все в мире смотрят на него с отвращением.
Между бровями Фрэнка образовалась морщинка, словно он был озадачен. Может быть, даже немного встревожен, как бывает у маленького мальчика, когда какой-нибудь неряшливый старый родственник целует его в щеку. Мириэль засмеялась и ушла, бросив через плечо:
– Тебе лучше быть осторожнее. Я собираюсь помочь им найти это лекарство, и тогда у тебя будет стая девчонок, выстраивающихся в очередь, чтобы поцеловать тебя.
* * *
На следующий день Мириэль отправилась навестить сестру Верену в маленький кабинет, который та занимала между мужскими лазаретами. Если Мириэль собиралась выполнить свое обещание и найти лекарство, ей нужно было обязательно принять участие в следующем испытании. Известие о конвульсиях Лулы, преувеличенных в пересказе Бригады Кресел-качалок, заставило некоторых жителей насторожиться. Но многие пациенты, подобные ей, все еще были в таком отчаянии, что обязательно вызовутся добровольно.
Подойдя к кабинету, она заколебалась, вытирая ладони о юбку, прежде чем постучать. С той мучительной ночи в операционной она старалась избегать сестру Верену – практически невыполнимая задача, учитывая, что та все еще руководила ее работой в лазарете и клиниках. В те дни, когда их встречи были неизбежны, Мириэль почти все время молчала, просто кивая в ответ на приказы и не высказывая своих обычных замечаний, вроде того, что им не мешало бы купить радио для лазарета или попробовать воду с ароматом лаванды в перевязочной клинике. Каждый раз, когда Мириэль смотрела на нее, она думала о ребенке. Было легче работать не поднимая глаз, чем вытирать слезы рукавом.
– Входите, – пригласила сестра Верена, когда Мириэль наконец собралась с духом и постучала. Женщина сидела за своим аккуратным столом и что-то записывала в гроссбух. Из-за ее большой шляпы комната казалась меньше, чем была на самом деле, и Мириэль удивлялась, как той удается двигать головой, не сбивая книги с полки позади нее или распятие со стены. – Ах, миссис Марвин, я подозревала, что вы придете. Присаживайтесь.
Мириэль закрыла дверь и села.
– Я здесь не для того, чтобы обсуждать, что вы сделали с Еленой и ее ребенком.
– Нет?! – Сестра откинулась назад и сложила руки домиком. Ногти у нее были короткие и тупые, подпиленные по форме пальцев.
– Нет.
– Очень хорошо. Чем я могу вам помочь?
По дороге сюда Мириэль обдумывала то, что она хотела сказать о лечении гипертермией и новом испытании. Но прежде чем она успела все это произнести, ее взгляд зацепился за керамическую статуэтку Девы Марии с раскинутыми руками, стоявшую на книжной полке позади сестры Верены. Она никогда не понимала одержимости папистов Марией, но в это Рождество Мириэль увидела Богоматерь в новом свете. Мария тоже была матерью, которая потеряла своего сына. Все еще глядя на статуэтку, она спросила:
– Куда вы отдали ребенка?
– Ребенка Елены?
– Нет, Грейс Кулидж[85].
Сестра Верена нахмурилась.
– Мы отвезли его в приют Святого Сердца в Новом Орлеане.
– Туда отправляют всех детей?
– Если поблизости нет члена семьи, желающего забрать ребенка, да.
Мириэль перевела взгляд со статуэтки Марии на свои сцепленные руки.
– Как вы можете так хладнокровно говорить о чем-то настолько ужасном?
– Что бы вы хотели, чтобы мы сделали? Оставили ребенка здесь, рискуя, что он заразится?
– Вы могли бы хотя бы позволить Елене подержать его. Попрощаться.
– Это только усложнило бы ей жизнь.
Мириэль пристально посмотрела на сестру Верену.
– Вы этого не можете знать! Вы ничего не знаете о том, каково быть матерью. Часть тебя умирает, когда…
Она отвела взгляд, стараясь сдержать слезы.
Когда они вытащили Феликса из бассейна, она вылезла за ним и схватила его, прижимая его мокрое, обмякшее тело к своей груди. Только доктор смог оторвать ее руки. Так много раз с тех пор она сожалела о том, что отпустила, сожалела о том неизбежном переходе от «до» к «после», в котором она никогда больше не обнимет его!
– Я знаю… – Сестра Верена умолкла. Краем глаза Мириэль увидела, как сложенные домиком руки женщины превратились в тугой комок одна поверх другой, костяшки пальцев побелели. Она глубоко вздохнула и продолжила: – Я знаю, что это тяжело для вас. У Бога есть планы на этого ребенка, и они не связаны с этим местом. И я думаю, вы бы тоже этого не хотели. И Елена поймет это со временем.
– Лучше бы я никогда не входила в эту операционную.
– Той ночью вы отлично проявили себя. Ребенок мог бы умереть, если бы не ваша помощь.
Мириэль об этом не думала. Она чувствовала себя больной из-за той роли, которую сыграла, словно помогая ребенку появиться на свет, она стала соучастницей того, что его отняли. После минутного замешательства она проговорила:
– Это не заставляет меня чувствовать себя менее ужасно.
– Нет, – согласилась сестра, вытягивая руку и поправляя чернильную промокашку на своем столе. – Полагаю, что нет. Боюсь, жизнь не такая уж чистоплотная штука.
Мириэль снова взглянула на Деву Марию, не в состоянии понять, чувствует ли она себя лучше от схожести их судеб. Она встала и направилась к двери.
– А ваш второй вопрос, миссис Марвин?
– О, да. – Она тряхнула головой и обернулась. – Аппарат для гипертермии. Когда начнутся новые испытания?
Сестра Верена сдвинула брови.
– Я бы хотела снова стать волонтером.
– Я боюсь…
– По крайней мере, позвольте мне помогать. Док Джек сказал, что я не виновата в конвульсиях Лулы, и я обещаю никого не оставлять без присмотра. Даже на мгновение.
– Мы не будем проводить еще одно испытание терапии лихорадкой. Не в ближайшее время.
Мириэль снова села, придвинувшись так близко к столу сестры, что уперлась в него коленями.
– Но вы должны. Результаты были такими многообещающими! Лула была единственной, у кого возникли осложнения. И, может быть, в этом была моя вина. Если бы я наблюдала получше и заметила первый признак…
– Это была не ваша вина, миссис Марвин, и ее проблемы были не единственным осложнением.
– Были и другие?
Сестра Верена колебалась.
– Слабый пульс, гипотензия, крайнее истощение, шок, нефрит.
– Я все равно готова.
– Дело не только в осложнениях. Прошло шесть недель с тех пор, как закончились испытания, и мы не видим никаких положительных результатов.
– Это неправда!
– Не нужно впадать в истерику по этому поводу, миссис Марвин.
Мириэль заставила себя откинуться на спинку стула и понизила голос: