– Тогда вставай! – Жанна перестала скакать и потянула Мириэль за руку. – Вставай, черт возьми. Вставай! – Она задохнулась от слез. Ее пальцы впились в кожу Мириэль. – Следи за своим языком. – Мириэль произнесла эти слова будто чужим голосом. Хриплым, ровным, пустым. Жанна перестала тянуть Мириэль за руку и спрыгнула с матраса. Она сдернула одеяло и верхнюю простыню с кровати, швырнув их через всю комнату. – Вставай! Мириэль свернулась калачиком и отвернулась. – Иди найди кого-нибудь другого и приставай. – Ненавижу тебя! – Девочка пнула ножку кровати. Рама заскулила, пружины задрожали. И хотя у Мириэль было смутное ощущение, что сердце Жанны разрывается и что ее сердце должно бы разрываться в ответ, она ничего не чувствовала. – Пожалуйста, встань, – всхлипнула Жанна. – Я обещаю больше не хулиганить. – Мне все равно, что ты делаешь. Просто оставь меня в покое, я хочу спать. В ответ хлопнула дверь. Плач прекратился. Мириэль больше не слышала губную гармошку. Глава 54 – Иисус, Мария и Иосиф, здесь так воняет! Айрин? Нет, она была мертва. Мэдж? Один из санитаров? Разве Мириэль не велела всем убираться? Дать ей поспать. Оставить ее в покое. Поток света ослепил ее. – Я не хочу, чтобы лампа горела. – Немного солнечного света пойдет вам на пользу. – Выключи это. Ее окно задребезжало. Птичье пение атаковало ее уши. Мириэль зарылась под одеяло. Незваный гость был прав. Что-то действительно пахло. Салат из яиц? Сом в панировке? Курица от шеф-повара? – Я уже говорила последнему дежурному, когда он приходил, я не голодна. – Я пришла не для того, чтобы принести вам еду, миссис Марвин. Мириэль высунулась из-под одеяла. – Сестра Верена?! – Вы достаточно долго валялись здесь в жалости к себе. – Ее взгляд скользнул по комнате Мириэль, и ее верхняя губа растянулась в оскале, подчеркнув носогубные складки. – Гораздо дольше, чем я могу позволить. – Я не валяюсь… я отдыхаю. Сестра Верена рассмеялась. – Отдыхаете? Вы уже неделю не выходили из своей комнаты. – Она смахнула кучу грязной одежды, беспорядочно брошенной на сиденье ближайшего стула, придвинула его поближе к кровати и села. Стук ножек и шелест ее накрахмаленной юбки отзывался в ушах Мириэль такой же болью, как и щебет птиц. Сестра Верена схватилась за уголок постельного белья и приподняла его на несколько дюймов от матраса. – Когда вы в последний раз отрывались от этих заплесневелых простыней и вставали? – Я пользовалась ванной всего несколько часов назад. Это же было всего несколько часов назад, не так ли? – А когда вы в последний раз принимали душ или приносили свою одежду в прачечную? Мириэль оттянула воротник ночной рубашки и шмыгнула носом. – Все в порядке. Я в порядке. Уйдите. – Миссис Марвин, вы точно не в порядке. Коменданты сказали мне, что вы ничего не едите. Ваши соседи по дому больше не видят вас и жалуются на запах. Мириэль плотнее закуталась в свои одеяла. – Мне все равно. – Я знаю, что известие о вашем положительном тесте было тяжело перенести, особенно после смерти миссис Харди, но вы никогда не поправитесь и не вернетесь домой к своей семье, если не начнете заботиться о себе. Грудь Мириэль сжалась – странное ощущение после того, как она бесконечно долго ничего не чувствовала. Она перекатилась на другой бок, подальше от сестры Верены. Лица на фотографии на ее ночном столике обвиняюще смотрели на нее, пока она не закрыла глаза. – Вы не единственная, кто познал разочарование и страдания. Каждый здесь может рассказать свою историю. Тем не менее, мы по-прежнему встаем каждое утро и благодарим Господа за новый день. – Мы?! – хихикнула Мириэль. – Какую историю страданий можете рассказать вы, кроме той, что вам приходится носить эту нелепую шляпу? Сестра Верена на мгновение замолчала. Несомненно, кипит от негодования. Хорошо. Может быть, наконец уберется. – Когда вы только приехали, я спросила вас, сколько у вас детей, и вы замялись. Сказали «три», потом исправились. Один из них умер? Нежность в голосе сестры Верены удивила Мириэль, и она развернулась к ней. – Мой сын Феликс. – М-м-м… – Сестра Верена посмотрела поверх головы Мириэль в окно, ее взгляд был отстраненным и застывшим. – У меня тоже когда-то был сын. В тот день, когда он родился, у него были ярко-зеленые глаза и вьющиеся рыжие волосы. – У вас была семья до того, как вы стали монахиней? – Нет, – ответила она, продолжая смотреть в сторону. – Сестры сказали, что будет лучше, если я не возьму его на руки. – Сестры? – В доме для незамужних матерей, где я жила. – Ее пальцы поползли по четкам, свисавшим с бедра, пока не нащупали на конце распятие. – Полагаю, они были правы. Ничего хорошего из этого бы не вышло. Но они подняли его, чтобы я могла увидеть. Его волосы, его глаза, его щечки… – И что потом? – спросила Мириэль. – В приют, конечно. У новорожденных есть хорошие шансы быть усыновленными. Во всяком случае, больше, чем у детей постарше. Мне нравится думать, что он нашел добрый дом. Мириэль приподнялась на дрожащем локте. – Сколько вам было лет? – Четырнадцать. – Он уже стал взрослым мужчиной… – В прошлое воскресенье исполнилось двадцать четыре года. – Вы когда-нибудь видели его? Я имею в виду, с тех пор как они забрали его. Сестра Верена покачала головой. Она снова посмотрела на Мириэль, ее серые глаза снова были острыми и сосредоточенными. – Я не думаю, что это пошло бы кому-то из нас на пользу. Божьей милостью, он ничего не знает. – Как вы можете так говорить? Вы его мать. – Вовсе нет. Я всего лишь женщина, которая родила его. – Сестра Верена выпрямилась и отпустила распятие. Четки упали на бок, полированные бусины застучали по юбке. – В любом случае, той женщины больше нет. Ее странное настроение в ночь на Сочельник теперь обрело смысл. – Но как вы могли забрать ребенка Елены, когда то же самое случилось с вами? – Поверьте мне, миссис Марвин, это было нелегко. Это никогда не бывает легко. Но мы должны думать о младенцах, возлюбленных Богом и невиновных во всем этом. – Зачем вы мне это рассказали? О вашем сыне.