– Вы спросили о моей истории страданий. И я хотела, чтобы вы увидели, что жизнь продолжается, нравится нам это или нет. Локоть Мириэль подогнулся, и она откинулась на подушку. Неужели в этом мире не бывает счастливых историй? – Спасибо за отличную ободряющую речь. А теперь не могли бы вы уйти, пожалуйста? Сестра Верена нахмурилась и указала подбородком на тонкую стопку писем на ночном столике Мириэль. – Вы знаете, у скольких здешних пациентов вообще нет семьи, которая бы им писала? Пациенты, чья болезнь намного тяжелее вашей. Которые никогда не получают ни одного отрицательного теста, не говоря уже о двенадцати. Они все еще умудряются вставать с постели по утрам. – Рада за них. Сестра Верена встала. – Самое отвратительное, что вы не замечаете, что причиняете людям боль. Ваши коллеги-пациенты в перевязочной клинике и в лазарете спрашивают, когда вы снова придете в себя. Это не было проблемой Мириэль. Так почему же слова сестры Верены так задели ее? – Пожалуйста, просто оставьте меня в покое. – А Жанна? Видимо, недостаточно было того, что ее бросил отец. Вы тоже ее бросили. Мириэль села. – Кто вы такая, чтобы говорить о брошенных детях? Лицо сестры Верены вспыхнуло. Ее губы приоткрылись, не в силах произнести ни слова. Она развернулась, ее юбки зашуршали, четки застучали, и она ушла. Мириэль легла и натянула одеяло на голову. Как только ее мышцы начали расслабляться, снова послышались шаги. Прежде чем она успела открыть глаза, на нее обрушился поток холодной пенистой воды. На мгновение Мириэль показалось, что она тонет. Паника захлестнула ее. Отвратительная на вкус жидкость заполнила ее рот, когда она закричала. Она брыкалась и цеплялась за промокшие одеяла, отчаянно пытаясь высвободиться. Поток прекратился задолго до того, как ей это удалось. Вся ее кровать была мокрой. С матраса текло на пол. Мириэль закашлялась и выплюнула немного грязной мыльной воды, той, что не успела проглотить. Сестра Верена стояла над ней с пустым ведром для уборки. – Как я и сказала, здесь воняет. Либо вы встанете, уберете этот беспорядок в комнате и начнете принимать пищу, либо я прикажу санитарам оттащить вас в лазарет, где мы привяжем вас к кровати и засунем в нос питательную трубку. Выбор за вами, миссис Марвин. Глава 55 Мириэль лежала на своем мокром, грязном матрасе, завернувшись в такое же мокрое одеяло, уставившись в побеленный потолок. Ее пальцы скользнули к браслету, нащупав тонкую рельефную линию под ним. Это было бы решением. Но когда Мириэль проникла в кокон оцепенения, в котором существовала в последнее время, она осознала, что не хочет умирать. Не хочет тем самым причинить людям такую же боль, какую она испытала, потеряв Айрин. И все же – как ей перетерпеть еще один год в Карвилле без своей семьи?! Что, если потребуется гораздо больше времени, чтобы накопить двенадцать отрицательных тестов? Что, если два года превратятся в три, четыре, десять? Что, если лекарство так и не найдут? Она вздрогнула. Большая часть ее хотела просто спать. Спать. Спать. Существовать отдельно от мира, как она жила после смерти Феликса. Мартовский ветерок – нет, сейчас было начало мая, не так ли? – лизнул ее мокрую ночную рубашку, заставив ее зубы застучать. Почему сестра Верена не закрыла это чертово окно? И этот свет! Именно сегодня должно быть солнечно! Мириэль встала с кровати и подошла к окну. Ореховые деревья уже полностью покрылись листвой. Воздух был наполнен ароматом цветов магнолии. Волосатая гусеница медленно ползла по подоконнику. Мириэль стала звать Жанну – насекомые всегда зачаровывали девочку, – но потом с сожалением вспомнила, как ужасно с ней обошлась. Она начала было закрывать створку, но остановилась. Сестра Верена оказалась права насчет запаха. Теперь, когда Мириэль встала, она могла бы снять мокрые простыни и ночную рубашку. Окно стоило оставить открытым, пока она не закончит. Сменив постельное белье, она заставила себя принять душ. Нет смысла забираться в чистую постель с покрытой коркой засохшего пота кожей и сальными волосами. После душа она будет лучше спать. Вода вонзалась в ее чрезмерно чувствительную кожу, как тысячи иголок. Бурлящий сток оглушал ее. Но мало-помалу ее мышцы расслабились. Она намылила и отскребла каждый кусочек своего тела. Водоворот пузырьков в сливе напомнил ей о том, как купались ее дети. Как плескались и смеялись. Об их нежной коже и сладком аромате. Снова нахлынуло отчаяние, разъедая ее изнутри, как прилив разрушает замок из песка. Но одновременно с ним шевельнулось что-то еще. Отголосок ее прежней решимости. Она все еще могла победить эту болезнь и вернуться домой. Она выключила воду и насухо вытерлась полотенцем. Зеркало над раковиной запотело от пара. Мириэль поколебалась, прежде чем провести по нему ладонью. Ее отражение выглядело изможденным; кости, обтянутые желтоватой кожей; кое-где виднелись бугорки мышц. Никакой плавности. Никаких изгибов. Поражение на шее вернулось. Те, что были на задней стороне ее бедер, стали красными и припухшими. Недели уныния стоили ей не только времени. Она старалась не думать об этом. Велела себе не оглядываться назад. Однако смотреть далеко вперед сквозь призму своего отражения было далеко не просто. На день вперед. Нет, даже это было слишком сложно. На полдня. На час. Она отвернулась от зеркала, обернула полотенце вокруг своего иссохшего тела и направилась обратно в комнату. Она сможет пережить следующие шестьдесят минут, не ложась. Не впадая в отчаяние. Это было настолько далеко вперед, насколько она в силах заглянуть. * * * На следующее утро Мириэль заставила себя встать с кровати с рассветом. Она разгладила простыни и одеяло, заправив его края под матрас, надеясь, что вытаскивать их будет трудно, и это удержит ее от того, чтобы в полдень заползти обратно в постель. Она надела свое наименее мешковатое платье и собрала свои вялые волосы в низкий пучок. Может быть, сегодня вечером она найдет в себе силы уложить их в локоны. Но это были слишком далеко идущие планы. Даже мелочи требовали усилий, например, вытереть пыль с прикроватного столика или наклониться, чтобы завязать шнурки на ботинках, и она часто обнаруживала, что ей необходимо присесть. Но она не позволяла себе лечь. Ближе к вечеру она постучала в дверь Жанны. Никакого ответа. Она приложила ухо к дереву и прислушалась. Внутри ни единого шороха. Обычно девочка спешила домой из школы, чтобы бросить учебники и снять кардиган, прежде чем выбежать поиграть с другими детьми, но сейчас Мириэль не слышала ни звука. Она должна была извиниться. Чем скорее, тем лучше. И как-то компенсировать то, что отвернулась от этого ребенка. Мириэль схватила шляпу и отправилась ее искать. Жанна должна была резвиться с Тоби и близнецами на вершине смотровой башни или драться из-за радиоприемника в зале отдыха. Послеполуденное тепло удивило Мириэль. Хотя, в конце-то концов, это же был май. Зима отступила без ее ведома. Она, задыхаясь, поднялась на вершину смотровой башни, но обнаружила, что площадка пуста. Недалеко сверкала река, словно ожерелье, брошенное на бархатно-зеленом фоне. Странно думать, что она медленно текла все эти недели, с тех пор как Мириэль узнала о своем положительном тесте, и та вода давно ушла в море. Теперь река казалась темнее, чем помнила Мириэль, и гораздо полноводнее. Она спустилась вниз и направилась в зал отдыха. Встречающиеся по пути жители приветствовали ее улыбками. – Скучал по тебе в перевязочной, – сказал один мужчина. – Без тебя все по-другому, – признался другой. Мэдж остановилась, вскинув руки. – Смотрите, кто воскрес из мертвых! – Она дернула Мириэль за мешковатое платье и ущипнула ее за впалую щеку. – Ты похожа на смерть, куколка. – Спасибо. Мэдж подмигнула и зашаркала вперед, бросив через плечо: – Но все еще чертовски красивее, чем все мы. Когда Мириэль вошла в зал отдыха, она обнаружила, что несколько человек столпились вокруг радио, слушая бейсбольный матч. Жанны среди них не было. В дальнем конце комнаты обычная компания крикливых игроков сидела вокруг своих карт и костей. Приятно знать, что есть нечто неизменное. Она понаблюдала за ними мгновение, собираясь с духом, прежде чем направиться в столовую. Почту только что доставили, и люди столпились вокруг прилавка, пока Фрэнк сортировал конверты. Он заправил несколько вьющихся прядей за ухо и широко улыбнулся чьей-то фразе. Мириэль не хотела, чтобы ее застали так глупо пялящейся, но была не в силах отвести взгляд. Как она могла говорить ему те ужасные вещи? Она упивалась его улыбкой, готовясь к хмурому выражению, которое омрачит его лицо, когда он увидит ее. Но, подняв глаза от кучи писем, он скользнул взглядом прямо по ней, и легкое подергивание губ было единственным признаком того, что он вообще ее увидел. Она села за пустой столик, чтобы переждать толпу. Фрэнк мог видеть Жанну после школы и знать, где она находится. Кроме того, Мириэль должна была извиниться и перед ним. На столе лежал экземпляр каталога Сирса и Робака прошлого сезона. Мириэль пролистала его загнутые страницы, чтобы отвлечь если не разум, то хотя бы глаза. Она ждала его гнева. И надеялась унять его со временем. Но если его холодная реакция была каким-то показателем, его чувства к ней – какими бы они ни были – затвердели во что-то, что даже время не смогло бы исправить. Рядом с открытым каталогом приземлилось письмо. Мириэль подняла глаза. Фрэнк стоял над ней. Она не слышала, как он подошел, и не заметила, что толпа поредела. – Это пришло для тебя несколько дней назад, – проговорил он и повернулся, чтобы уйти. – Фрэнк, подожди. Он остановился, но не обернулся. – Если только ты не собираешься заказать содовую, нам нечего сказать друг другу. Ее пальцы скользнули к горлу, поглаживая припухшее чешуйчатое пятно, пока она смотрела, как он уходит. Она даже не подумала надеть ожерелье или шарф. Нет смысла скрывать, почему она здесь. И прятаться за этим. Она была виновата в разрыве между ней и Фрэнком. Между ней и Жанной. Не болезнь. Она должна была это исправить. Но сначала Чарли. Она посмотрела на конверт, на аккуратные ряды букв и цифр, написанных рукой мужа. Его последнее письмо было ужасно едким – не то чтобы Мириэль винила его, – но она была удивлена, что он написал снова так скоро. Внутри конверта был один единственный лист бумаги. 4 мая 1927 года Дорогая Мириэль, Хелен заболела. Доктор говорит, что это скарлатина. Она находится под наблюдением в больнице. Я не знаю, получаешь ли ты вообще эти проклятые письма, но я подумал, что ты как мать должна знать. Я напишу снова, когда у меня будет больше новостей. Чарли Глава 56 С письмом в руке Мириэль поспешила по дорожке мимо морга, школы и часовен. У живой изгороди она поколебалась всего секунду, а затем направилась к дому на плантации.