Парване с увальнем улыбаются в ответ. Уве смотрит на циферблат пузатых часов. Удивляется: — Так день на дворе — у нас тут что, вообще никто не работает? — Я на пенсии, — с виноватым видом отвечает Анита. — А я в декрете, — беспечно шлепает себя по пузу Парване. — А я айтишник, — говорит Патрик. Уве с Парване снова синхронно качают головами. Жена Руне не сдается: — Все-таки, мне кажется, это что-то в самих батареях. — Ты их продувала? — спрашивает Уве. Она удивленно мотает головой: — Ты думаешь, проблема в этом? Уве закатывает глаза. — Уве! — строго, как школьная училка, одергивает его Парване. Уве округляет глаза. Парване отвечает ему тем же. — Кончай вредничать, — требует она. — Блин, да кто вредничает?! Она не сводит с него глаз. Уве ворчит, хочет вернуться в дом, становится в дверях. Все, довольно, сыт по горло. Хотел всего лишь тихо-мирно повеситься. Неужто эти олухи не могут проявить элементарного уважения? Парване ободряюще обнимает Аниту за плечи. — Уве вам обязательно поможет с батареей. — Ох, Уве, ты бы меня так выручил! — просияв, отвечает жена Руне. Уве, руки в карманах, ковыряет мыском шлепанца отошедший край пленки. — А мужик-то твой сам этого не может, что ли? В своем собственном доме? Анита печально покачивает головой: — Нет. Руне в последнее время очень болеет. Говорят, вроде Альцгеймер. Он, ну понимаешь, ему уже такое больше не потянуть. И вообще он в инвалидном кресле теперь. Тяжеловато, конечно. Уве кивает, словно припоминая. Словно жена ему тысячу раз об этом говорила, а он всякий раз умудрялся забывать. — Ну да, ну да, — произносит он нетерпеливо. Парване впивается в него взглядом: — Возьми себя в руки, Уве! Уве стремительно взглядывает на нее, словно собравшись ответить, но затем опускает глаза. — Ты ведь можешь сходить к ней и продать батарею, это же не так уж трудно? — Парване решительно скрестила руки над животом. Уве качает головой: — Батарею не продать, а проду-у-уть надо… ос-споди. Он окидывает взглядом всех троих: — Вы что, никогда батарей не продували? — Нет, — невозмутимо ответствует Парване. Жена Руне смотрит на увальня с некоторой опаской. — Понятия не имею, о чем они толкуют, — преспокойно отвечает увалень. Жена Руне обреченно кивает. Снова смотрит на Уве: — Если только тебя не затруднит, Уве, ты так бы меня выручил… Уве стоит упершись взглядом в порог. — Раньше надо было думать, когда путч в товариществе затевали, — отвечает Уве так глухо, что слова вылетают будто сами собой между чередой деликатных покашливаний. — А? — недоумевает Парване. Анита, тоже кашлянув, оправдывается: — Уве, дорогой, бог с тобой, ну какой там путч?.. — Самый натуральный, — упрямится Уве. Жена Руне грустно улыбается Парване: — Понимаете, Руне и Уве не всегда находили общий язык. До болезни Руне был председателем нашего жилищного кооператива. А до Руне председателем был Уве. А как выбрали председателем Руне, тут между ними и пошел разлад. Уве вскидывает на нее взгляд и указует праведным перстом: — Путч! Форменный путч! Анита кивает Парване: — Да, так вот, перед собранием Руне собрал подписи в поддержку своего предложения о замене отопительной системы во всех домах. А Уве решил… — А много он смыслит в отопительной системе, твой Руне? Ни бельмеса! — нападает на нее Уве, но, перехватив взгляд Парване, воздерживается от дальнейшего натиска. Анита соглашается: — Да, да, ты все верно говоришь, Уве. Но Руне ведь сейчас так болен… что это все не так уж и важно. Нижняя губа ее дрожит. Справившись с собой, Анита гордо вскидывает голову, откашливается. — Из социальной службы приходили. Сказали, что заберут его у меня, что поместят в дом престарелых, — вырывается у нее. Сунув руки в карманы, Уве решительно скрывается за порогом. Все, мочи нет слушать такое. Увалень тем временем придумал, на что перевести разговор, дабы разрядить обстановку. Он показывает на пол в прихожей Уве: — А это чё такое? Уве глядит на пол — как раз туда, где оторвалась пленка. — Следы какие-то, вроде как от колес… Вы что, на велике по дому катаетесь? — недоумевает увалень. Парване пристально следит за Уве, замечает, как он чуть попятился, пытаясь заслонить собой следы. — Нет там ничего. — Да вот же они, — удивляется увалень. — Это жена его, Соня, она… — дружелюбно перебивает Анита, но едва успевает произнести это имя, как Уве обрывает ее — резко разворачивается, глаза бешеные: — Молчи! ЗАТКНИСЬ! Все четверо смолкают, потрясенные. Уве уходит, трясущимися руками захлопнув дверь. Из-за двери слышно, как Парване своим ласковым голосом интересуется у Аниты «в чем дело». Слышно, что Анита нервничает, подбирая слова, как наконец выдавливает: «Э, да так, ерунда, пойду-ка я домой. Это он из-за жены… она… да ладно, ничего… Болтлива я стала на старости лет…» Уве слышит, как натужно смеется Анита. Слышит, как семенит восвояси, как стихает ее шарканье за углом сарая. Постояв немного, уходят и беременная соседка с увальнем. В прихожей Уве остается только тишина.