Побег… здесь тоже немало отрицательных моментов. Допустим, я смогу сбежать… но куда податься после? В Ведерниковом выловят моментально, так что вариант остаться в городе, не катит. Бийских, Граца и Остромирова наверняка возьмут не карандаш, да и нет никакой гарантии, что те не сдадут меня сами. Значит, уходить предстоит в пустоту. А у меня, ни денег, ни припасов, если не считать прошлогодней школьной заначки, до которой ещё нужно как-то добраться. Но даже если это удастся, больше чем на сотню-полторы рублей, я рассчитывать не могу. Впрочем, и это деньги, если правильно ими распорядиться… Ход моих мыслей прервал истошный вой сирены и топот ног в коридоре. Интересно, что там происходит? Эх, кажется, пришло время воспользоваться уроками деда Богдана… Я уселся на пол и, прикрыв глаза, полностью погрузился в себя. Потоки внимания, ничуть не сдерживаемые нацепленным на мою шею оградником, волной разошлись вокруг… ударились о стены камеры и устремились обратно, ощутимо приложив меня при этом, солидным откатом. Стоп, так дело не пойдёт. Сосредоточившись, я обратил внимание на дверь, как единственный объект, легко преодолённый моим вниманием. Поток скользнул к массивной железной створке и, просочившись сквозь неё, помчался по коридорам, легко обтекая снующих тут и там людей. Четверть часа предельной сосредоточенности и перед моим внутренним взором предстал неплохой план помещений. Да, не очень подробный в плане «картинки», всё же, поток внимания не может заменить обычное зрение, но зато со всеми постами охраны и отметками системы наблюдения, в моих ощущениях светившейся ярким светом. Впрочем, ограничиваться одним зданием, я не стал и, отыскав подходящую лазейку, в виде поднятых рольставен на третьем этаже, отправил изрядно истощённый поток внимания дальше, на улицу, в надежде, что удастся разобраться, куда именно привезли меня господа «особисты». Многого понять не удалось, но то, что мы до сих пор в городе, сомнений нет. По крайней мере, отклик был очень похож на тот, что я ощущал во время тренировок на террасе доходного дома Парамоновых. А ещё удалось отыскать допрашивавшего меня офицера. За три часа допроса, я довольно неплохо его «прочувствовал», так что опознать недавнего знакомца среди невнятно серых теней неизвестных мне личностей, было несложно. Сейчас этот хмырь сидел на каком-то совещании, проходившем на втором этаже здания, подвал которого меня приютил. Жаль, что поток внимания не в силах передать звук, по крайней мере, не с моим мизерным опытом, так что узнать, о чём там идёт речь не удастся, зато я прекрасно ощущаю общую нервозность обстановки. Хотя, если разобраться… нервничают лишь двое из пяти присутствующих, оставшиеся трое спокойны, хотя и несколько напряжены. Вот, они поднялись со своих мест и, на миг задержавшись, направились к выходу из помещения. Мой «знакомец» лишь полыхнул недовольством им вслед и, дождавшись, пока гости скроются за дверью, обратил своё внимание на единственного оставшегося собеседника. Даже сквозь нарастающую головную боль, я почувствовал презрительное отношение офицера к этому человеку. Интересно, с чего вдруг такие эмоции? Обратив своё внимание на собеседника моего «дознавателя», я попытался прислушаться к нему… и подивился. С одной стороны, передо мной обычный человек. Нервничает, чего-то боится, точнее, опасается, но не до потери способности мыслить. Кажется, он не рад происходящему, но смирился с необходимостью и готов беспрекословно подчиняться приказам собеседника. Впрочем, ни о какой сломленности здесь и речи нет. Под готовностью подчиняться, так и просвечивает что-то животное. Хищное, хитрое… крысиное. Странное ощущение, двоякое. Моё любопытство было наказано острым приступом головной боли. Слишком долго я был сосредоточен, слишком «глубоко» полез. Тихо зашипев себе под нос, я открыл глаза и потёр виски указательными пальцами. Невидимые шурупы, вворачивавшиеся в мой череп, пропали, оставив лишь лёгкую слабость и апатию. Перестарался, всё-таки. И чего я полез к этому несчастному, зачем? Своих проблем мало? Откуда-то из-за стены послышался тихий гул, а в следующую секунду, мне в спину что-то толкнулось. Я откатился в сторону и с удивлением взглянул на выехавшую из открывшейся щели, полку, обитую каким-то упругим материалом. Тёплую полку. М-да, продвинутая кроватка, однако. Я потыкал пальцем в появившийся предмет «мебели» и, вздохнув, улёгся на неё. Жестковато, конечно, и одеяло с подушкой не помешало бы, но выбирать не приходится. Уснул я почти моментально. Просто закрыл глаза и провалился в беззвучную черноту. * * * – Меня не интересуют отговорки и объяснения. – Мерный голос хозяина кабинета отзывался в ушах его собеседника, грохотом гвоздей забиваемых в крышку его личного гроба. – Я хочу знать, какая сволочь посмела поднять руку на моего человека! – Но фигурант не состоит… – Второй гость попытался было что-то сказать, но первый его одёрнул. – Фигурант находился под вашим присмотром. Вы отвечали за его безопасность. И вы же его упустили. – Отчеканил возвышающийся над столом хозяин дома. В серых глазах полыхнула ярость. – Я хочу знать, кто раззявил на него пасть! – У нас нет ответа на этот вопрос. – Тихо проговорил спутник гостя, так неосмотрительно нарвавшегося на гнев старика. – Пока нет. Капитан Орвар, проводивший захват фигуранта, погиб в перестрелке. – Какой перестрелке? – Прищурился хозяин дома. – Предположительно, под Ростовом его пятёрке не повезло нарваться на РДГ. Итог: четыре двухсотых в группе Орвара, включая самого капитана, и три трупа в противостоявшем им отряде. Что странно, все трое – европейцы, тест крови показал происхождение двоих из Италии, третий – выходец из Валлона и Фландрии. Какие-либо документы или идентификаторы отсутствуют. Вооружены по стандартам Рейха, никаких отметок, вроде татуировок или приметных родинок на телах нет, по нашим базам подобные личности не проходили. Запрашивали смежников, у них тоже пусто. – Ответил тот же гость. – Военные явно не предполагали, что диверсанты валахов окажутся так далеко от нынешнего театра боевых действий, но этого инцидента хватило, чтоб их встряхнуть. Сейчас, спецы роют носом землю в поисках других групп, на усиление «особнякам» уже выслан полк внутренней службы и две роты «волкодавов». Окружные начальники в курсе дела. С введением военного положения, реестровых казаков собрали в съезжих частях, сейчас из них формируются охотничьи команды и сеть охранных разъездов. К сожалению, из-за этого же режима мы не можем действовать на территории Области с прежней эффективностью. Полномочия военных с лихвой перекрывают наши. Хозяин кабинета молча выслушал доклад, морщины на его лице разгладились, и даже взгляд больше не обещал всех мук Ада, но докладчик, в отличие от своего облегчённо вздохнувшего спутника, не обольщался. Он слишком хорошо знал старика, чтобы понимать, разнос ещё не окончен, это только небольшой перерыв, «глаз» урагана, можно сказать. И не ошибся. – Чудесно. Захватчик сдох, парень сбежал. Надо было отправлять его с первой волной эвакуации, а не слушать ваши заверения. «Нет возможности залегендировать необходимость скорого отъезда!». Ну вот, время второй волны, легендировать отъезд необходимости нет. Как нет и самого фигуранта. – Заговорил старик и, бросив короткий взгляд на второго гостя, неожиданно грохнул кулаком об стол. – Я к вам прислушался, и что теперь?! Где искать мальчишку в разгар боевых действий, и как вы собираетесь это делать, «не имея возможности действовать на территории Области с прежней эффективностью»? Будете ждать, пока не утихнет буча?! Так могу вас заверить, ждать придётся очень долго! Крым пылает, тысячи неупокоев ежедневно горят, как спички. Мамалыжники уже заняли Бессарабию и встали у Днестра под вопли о защите мирных жителей от порождений Ада, а их покровители в Порте только и ждут, когда мертвяки выплеснутся за пределы полуострова, чтобы присоединиться «к священному походу против поднятой богомерзкими колдунами нечисти». Военное положение пока распространяется только на Область Войска Донского, Херсонское и Подольское воеводства. Но такими темпами, государь вскоре введёт его и на Кавказе. И как прикажете искать нашего фигуранта в этом хаосе?! ЧАСТЬ IX. В пампасы Глава 1 Выспаться мне не удалось, и виновата в том не жёсткая лавка, на которой я отлежал себе бока, а очередной допрос, на который меня выволокли из камеры через три часа после того, как я, наконец, смог уснуть. Вторая «беседа» оказалась хуже первой. Нудные, повторяющиеся вопросы, непрекращающийся психологический прессинг и «активная электростимуляция откровенности», вымотали меня до невозможности. Не пытка, конечно, но нечто близкое. От плававшей в уставшем сознании мути, раскалывалась голова, и даже периодические удары током оказались не в силах развеять туман, застилавший так и норовивший уплыть в забытье, разум. Но, в конце концов, допрашивавший меня капитан, очевидно поняв, что его собеседник уже неспособен адекватно отвечать на задаваемые вопросы, и вот-вот уснёт прямо на «дыбе», невзирая на прошивающие его тело электроразряды, закончил это издевательство. Рука офицера коснулась кнопки на столе и ввалившиеся в допросную, конвоиры, исполняя его приказ, отцепили меня от карабина и потащили обратно в камеру. Ну, хоть не заставили самого тащиться по коридору, изображая букву «зю». Правда, великодушия мордоворотов хватило ненадолго, точнее, ровно до того момента, как перед нами распахнулась дверь моих «апартаментов». Один из конвоиров снял с меня наручники, а другой в ту же секунду ткнул кулаком в спину, отчего в камеру я влетел головой вперёд и едва успел выставить руки перед собой, чтоб не пропахать бетонный пол носом. Глухо грохнула захлопнувшаяся дверь, и из меня словно вынули стержень. Изрядно ободранные ладони заныли и упиравшиеся в пол, руки подломились, отказываясь удерживать тело на весу. Честно говоря, в тот момент я был готов уснуть даже на холодном бетоне, а потому единственной реакцией на тот факт, что меня кто-то ухватил за плечи и, довольно аккуратно приподняв над полом, втащил на тёплую полку, стало тихое «спасибо», перешедшее в долгий зевок, после чего я самым наглым образом отрубился. Удивительно, но проснулся я отдохнувшим и чувствовал себя очень неплохо. И почти тут же осознал, что у меня появился сосед… довольно громко храпящий сосед, надо заметить. Интересно. Я окинул взглядом устроившегося на полке у противоположной стены человека, вчера оказавшего мне добрую услугу. Да-да, я прекрасно помню, как он затаскивал моё безвольное тело на лежак, за что ему большое человеческое спасибо. Боюсь, если бы не его помощь, сейчас я чувствовал бы себя куда хуже. Добрым самаритянином оказался высокий и тучный, небритый господин в измятом, но явно недешёвом костюме, о чём свидетельствовал блеск ткани брюк и свёрнутого в валик, подложенного под голову вместо подушки, тёмно-серого пиджака. Будить сокамерника я не стал, пусть отсыпается, пока есть возможность. Если то, как обращались здесь со мной, стандартная форма поведения, то бедолаге лучше встретить грядущие проблемы во всеоружии… то есть, хотя бы выспавшимся. Долго разлёживаться нам никто не позволил. Не прошло и получаса, как в камере вспыхнул притушеный на ночь плафон, и полки, без всякого предупреждения, дрогнув, убрались в стены. Я еле успел скатиться с уезжающего из-под меня лежака, а утвердившись на ногах, увидел насупившегося сокамерника, стоящего посреди помещения и недовольно глядящего на стену, в которой скрылась его «постель». Покачав головой, «самаритянин» надел помятый пиджак, недавно служивший ему подушкой и, тяжко вздохнув, перевёл взгляд на меня. – Ну, здорово, что ли, сосед. – Кивнул он. – Вчера ты был явно не в форме, так что я не стал тебя беспокоить. Ольгерд Свенельдич Барн. Потоки нашего обоюдного внимания столкнулись, вызвав у обоих определённое удивление. – Ерофей Хабаров. – Произнёс я, справившись с собой. – А ты не так прост, а? – Ухмыльнулся Барн. – Да и вы, уважаемый не лаптем щи хлебаете. – Буркнул я в ответ. – Это точно. – Не стирая улыбку с лица, кивнул мой собеседник, и тут же сменил тему. – Давно здесь? – Со вчерашнего дня. – Скривился я. – О… а по твоему виду я решил было, что ты здесь просидел все три дня. Аккурат с тех пор, как полицейское управление заняли «особняки». – Покачав головой, произнёс Барн и окинул меня сочувствующим взглядом. – Уж больно паршиво выглядишь. – «Особняки», как вы их назвали, постарались. – Я покрутил головой и тяжело вздохнул. – Послушайте, Ольгерд Свенельдич, может быть вы сможете объяснить, что происходит в городе? Откуда здесь взялись эти хваткие ребята, и какого чёрта они заняли управление полиции? – Военное положение. – Пожал плечами Барн. – В Крыму плеснуло нежитью, вот вояки и взяли всю полноту власти в двух соседних воеводствах… или в трёх? Нет, Подольское, по-моему, подняли, чтоб мамалыжники дуром не попёрли. – Военное положение? Нежить? – Я опешил. – Ну да. – Небрежно кивнул он. – Неупокои поднялись, чуть ли не по всему полуострову разом. Говорят, без подмоги не обошлось. Вот и лютуют теперь «особняки», вылавливая возможных диверсантов. – Дела-а. – Я почесал затылок пятернёй. Как-то читая исторические работы, я не предполагал, что подобные методы войны могут существовать и сейчас. Точнее, я вообще не воспринимал возможность поднятия умертвий, как реальность. И это несмотря на то, что сам уже год практикую то, что в моём прошлом мире, иначе как магией и не назвали бы. Но вот подишь ты! Следующие полтора часа я потратил на то, чтобы вытянуть из своего невольного соседа максимум информации о творящемся за стенами полицейского управления. Мимоходом спросил и о причинах его попадания в лапы «особняков», на что Барн только рукой махнул. – Работа, будь она неладна. Приехал с ревизией в здешнее отделение нашей с товарищем конторы… так меня чуть ли не на станции и приняли. Проверка документов, то да сё… увидели слободзейскую приписку, тут же взяли под белы рученьки, и сюда законопатили. – Сосед вздохнул, но тут же растянул губы в улыбке. – Ну да ничего, товарищу я отзвониться успел, а уж он своим младшим хвосты накрутит. Сегодня же вытащат. – Младшим? – Не понял я. – Ну да. Он сам из фамильных, вот младшей ветви здешнее отделение в управление и отдал. – С готовностью объяснил Барн. – Родня, она, всяко надёжнее наёмных приказчиков. – Так здесь, вроде бы фамильные не… – Начал было я, но Барн фыркнул, перебивая. – Не совсем так. Именитых здесь, и в самом деле нет. Не приживаются они среди казаков. А вот младших, не наследующих имя, в Области куда больше, чем можно подумать. И то, здесь им привольно, никто не дёргает, как жить не указывает… слышал, небось, присловье о том, что с Дону выдачи нет? То-то и оно. Если какая семья здесь осела и в реестры вписалась, то у старших родовичей власти над ними уже никакой нет. С другой стороны, поддерживать связь с фамилией никто не мешает, если, конечно, мозгов у старших хватает, простить подобную выходку. Вот у моего товарища – хватило. Так теперь верней Беленьких у него людей нет. Они и дело держат в порядке, и на «утруске-усушке» не обманывают. – Беленькие? – Удивился я. – А… Ярослав Беленький, им не родственник? – Ярик? – Пришла очередь удивляться моему новому знакомцу. – Племянник моего товарища, двоюродный. А ты его откуда знаешь? – Так он мой однокашник. – Ответил я. – В одной гимназии, на одном цикле учимся. – Погоди-погоди. А это не ты ли помог ему с Людмилой помириться? – Прищурился мой сосед. – Со Жданой. – Поправил я. – Ну да, точно. Жданой. – Кивнул он. – Старший Беленький рассказывал, да вот имя Ярославовой зазнобы у меня из головы вылетело. Ха. Дела-а… вот не знаешь, где и с кем судьба сведёт! – Протянул Барн. – Подожди, так если ты местный, что ж до сих пор здесь сидишь? Родители, опекуны где? – Попечители. – Скривился я. – Да только, в отличие от вас, я со своими связаться не успел. Меня как настоящего преступника брали, со стрельбой и транквилизаторами. Очухался уже в этой камере и, естественно, без зеркома. А просьбу предоставить возможность переговорить с попечителями, допрашивавший меня офицер просто пропустил мимо ушей. – Чёрт знает что. – Хмуро произнёс Барн и, чуть подумав, резко кивнул. – Вот что. Не знаю, как оно дальше сложится, но если меня выпустят первым, я постараюсь переговорить с твоими… как их? – Бийские. – Вот. С Бийскими этими самыми. Так что диктуй номер. – Снова кивнул сосед. – А если они тебя не вытащат, то постараюсь помочь сам. Я, конечно, не фамильный, но кое-какой вес имею и хороших знакомых у меня много. – Спасибо, Ольгерд Свенельдич. – Искренне поблагодарил я Барна. – Да ну брось. У здешних «особняков» явно крыша поехала. Удумали тоже, детей в камеры бросать, совсем со своими заговорами да диверсантами ополоумели! – Закипятился мой собеседник, но продолжить тираду ему не дал грохот откинувшейся заслонки в окошке двери. – Завтрак. Подходи по одному. – Рявкнул в коридоре грубый голос. Барн оказался прав. Мы едва успели поесть, когда за ним пришли… и я вновь оказался один в камере. Ради интереса осторожно проследил потоком внимания за шествующим по коридорам новым знакомцем, «посмотрел» как он здоровается с «освободившими» его людьми и… вернувшись сознанием обратно в камеру, бездумно уставился на противоположную стену. Время тянулось каплей мёда по стеклу, и от скуки спасала лишь медитация, из которой меня безжалостно выдернули перед самым обедом. От пощёчины я успел уклониться, а вот от удара дубинкой по плечу, не сумел. – Встать. Лицом к стене. Руки за спину. – Отпрянувший от меня, конвоир застыл у двери, настороженно следя за тем, как я поднимаюсь с пола. Щёлкнули наручники и меня вновь погнали уже знакомым маршрутом. Опять эта тягомотина?! К моему удивлению, капитан-«дознаватель» не стал на этот раз подвешивать меня на карабине. Вместо этого, он положил на стол свой зерком и, активировав прибор, пустил по громкой связи короткую запись. – Ерофей, это Барн. – Разнёсся по комнате знакомый голос. – Бийских я не нашёл, их зеркомы не отвечают. Но ты не отчаивайся, Ярослав, узнав, с кем я сидел в одной камере, замолвил за тебя слово перед дядюшкой, да и я просил помочь. Вытащим тебя в скором времени.