— Форс. — Что? — Форсмажор. — Да-да, ты усраться какой умный, босс, я поняла. Отпустишь? — Ну, не за ногу же тебя привязывать. Вали. Считай оплаченным выходным. — Серьёзно? В честь чего ты такой внезапно щедрый? — Как ты любишь говорить: «Не твоё дело». Каприз. Но как я буду один крутиться весь вечер? — Сегодня вторник, народу будет немного, — утешила меня Швабра. — Пол мыть даже не пытайся, только грязь размажешь, стулья на столы составь и всё. Я приду завтра пораньше и сама помою. — Пепельницы, — напомнил я. — Стаканы со столиков кто-то должен возвращать. — Ты забыл? У тебя есть бесплатный работник. Такой сложный инструмент, как швабра, я бы ему не доверила, но заменить пепельницу и принести стакан он, вероятно, сумеет. Может, не с первого раза, но если хорошо объяснить… — Ладно-ладно, я тебя понял. Рискну выпустить его в люди, посмотрим, что будет. — Так я пошла? — Проваливай. *** — Нет, так не годится, — сказал я, осмотрев панка. — В таком виде тебя не то что в бар, в свинарник нельзя выпускать. Хрюшки от ужаса опоросятся досрочно. Если я и преувеличиваю, то не очень сильно. Панк одет в мою старую майку на три размера больше и казённый рабочий полукомбинезон, выданный городом. Город, надо сказать, на одежде не разорился — комбез выглядит как мешок из-под картошки на лямках. Грязный мешок — разбор кладовки добавил к сомнительному имиджу опустившегося пролетария очарование многолетней пыли, переместившейся с хлама на одежду, руки и лицо. — Слы, чел, ну что ты меня чморишь опять, чел? Ты сам дал мне эти стрёмные хоботья. Отдай мой прикид, чел, и всё будет норм, рили! — Не будет, — покачал головой я. — Твой, как ты выражаешься «прикид», не найдёт понимания у такой консервативной аудитории, как местная. У меня не подвальный панк-клубешник, а приличный бар. — Да, — пригорюнился Говночел, — вы тут все рили тугие цивилы. Не рубите фишку. Без обид, чел. — Сочту за комплимент, — не стал спорить я. — Но с тобой придётся что-то срочно делать. — Блин, чел, не стремай меня, чел! Я не спрашиваю за эти твои колья с наручниками, у всех свои приколы, но ты иногда рили стрёмный чел. — Ты даже не представляешь, насколько. Но в этот раз обойдёмся без кольев. — Рили отлегло, чел. Панка я отправил мыться, а потом в магазин. — Купишь джинсы в размер, — велел я. — Классическую модель, синие, простые, без выпендрёжа. Впрочем, тут других и не продают. Рубашку. Нет, две. И футболки. Тоже две. Без рисунка, белые. Хотя нет, три — уговняешь же сразу. Носков, трусов, что там ещё… Ах да, кеды, что ли, какие-нибудь, а то задрал топать своими бутсами. И быстро! Ты мне нужен в зале через час. — Слы, чел, это ж, блин, совсем некруто, чел… Я буду как какой-нибудь цивильный обсос! Не надо так, чел! Я стою и молча требовательно на него смотрю. — Не надо напоминать про тюрягу, чел, — вздохнул панк, — я всё понял, чел. Но блин, как же это обломно, чел! Прикинь, я сегодня умылся — и татухи на фэйсе почти облезли! Рили, потёр — пальцы почернели, как будто они фломастером рисованные. Как так, чел? Может, тут вода такая, чел? Может, мне не умываться вообще, чел? Я присмотрелся — действительно, татуировки на его лице заметно побледнели. — Обломно, чел, — пожаловался он снова. — Мне их, знаешь, какая крутая отвязная герла била? Я думал, мы с ней рили затусим, но наговнял, как всегда, и она меня послала. Мой крэш. Но тебе же рили насрать, да чел? — Угадал, — не стал отпираться я. — Вот тебе деньги. Сделай всё, как я сказал, в точности, и не наговняй. Владелец магазина ходит в бар, так что я узнаю. — Рили, чел? Кэш? Кул. А я смогу на сдачу купить пивцо, раз уж ты мне не наливаешь? — Не в моём баре. — А тут есть другой? — Нет. — Говнямба, чел… *** Справляется Говночел сносно. Ноет, бухтит, говнится, но пепельницы меняет и стаканы со столиков приносит. А что тайком допивает остатки — так и чёрт с ними. В целом, можно сказать, что проблем с ним нет. Проблема есть не с ним. — Знаете, Роберт, — заявил Односолодовый Директор, — мне кажется, что полиция напрасно выдала этого… — он покрутил напиток в стакане, подбирая слово. — Малоценного члена общества на поруки именно вам. — Отчего же? — спросил я без интереса. — Это слишком лёгкий и не имеющий воспитательной составляющей труд. — Надо же с чего-то начинать. Говночел уже дважды сообщил мне, что «вкалывать вообще некруто» и «я творческий чел, чел!», так что, как по мне, Директор недооценивает его страдания. — Его следовало отправить на Завод. Это была бы настоящая трудотерапия! — И что бы он там делал? — То же, что и все, трудился бы на благо города! Без рабочей квалификации это позиции грузчика или уборщика, но, возможно, со временем, он дорос бы до сборочного конвейера, принося реальную пользу. — И что вы там собираете? — Продукцию, — ушёл от ответа Директор. – Согласно технического регламента. Вряд ли Говночел горит желанием приносить пользу. Он даже стаканы приносить ленится, приходится его отправлять. Кроме случаев, когда клиент не допил пиво. Тут он, конечно, бегом бежит. — Вы слишком лояльны ко всяким… — подвесил многозначительную паузу Директор. — Напрасно. Сначала эта девица… Кстати, что-то её не видно, где она? Теперь разрисованный как папуас вырожденец. Вы просто притягиваете к себе маргиналов, Роберт. Это может негативно повлиять на вашу репутацию! Надо же. У меня есть репутация. Не знал. К счастью, отвечать необязательно — всегда можно кивнуть и начать протирать стаканы. Барменская магия работает. — Слы, чел, — сказал в конце дня панк, — я работал, рили. — Этот позорный факт твоей биографии скрыть не удастся, — кивнул я, поднимая стулья на столы. — Все видели. — Да, полный отстой, чел, но я не об этом. Может, заплатишь мне, чел? Литл кэш, чел? Ну, рили, не будь говном, чел. — Обнаглел? Ты вообще-то мой с потрохами, пока город не решит, что ты отработал условку. И только от меня зависит, как долго это будет продолжаться. — Не надо так, чел! — панк поставил очередной стул и встал передо мной, уперев руки в бока. Кажется, он всё же додопивался из стаканов. Я обошёл его и направился к следующему столику. — Эй, чел, у меня есть права, чел! — Нет, — коротко констатировал я. — Слы, чел, давай разберёмся, чел! Ах, вот, значит, как. А ведь я этого говнилу за личные деньги сегодня приодел. Чёрта с два мне город это компенсирует. Ну да, с расчётом, что он отработает, но всё же. Я развернулся в проходе, подошёл вплотную и посмотрел ему в глаза. Панк попытался отвести взгляд, но не смог, глядя, как сурикат на удава. — Разобраться? — сказал я так, что он вздрогнул и побледнел. — Можем и разобраться. Объясняю один раз: у тебя нет прав. У тебя нет имущества. У тебя нет жизни. Всё это принадлежит мне и городу. И твоё последнее дурацкое счастье в том, что мне тоже. Город тебя бы сожрал и высрал, а я, может быть, пожую и выплюну. Но это не точно. Ты не понял одну штуку — если я тебя пристрелю, то меня никто даже не спросит «за что». Я выкину твой труп в контейнер, как дохлого опоссума, его вывезет утром на помойку мусорщик, а депьюти максимум попросит расписаться в ведомости. Не за тебя, за казённые штаны. Выдержав паузу, заполненную размазывающим по полу давлением, добавил: — Вопросы? Пожелания? Предложения? — Нет, чел, — выдавил из себя бледный, покрывшийся нервным потом и совершенно трезвый панк, — я всё понял, чел. Никогда больше, чел. Рили сорьки. Что ещё надо убрать? Помыть? Покрасить? Отнести? — Стулья составь на столы и иди спать. Только помойся сначала. — Йес, чел. Помыться мне рили надо. Кажется, я обоссался, чел.