— Держитесь. Не паникуйте. Ситуация тяжёлая, но не безнадёжная. Зачем-то он похитителям нужен, а значит, скорее всего, жив-здоров. Я старался не думать про Калдыря, который оказался нужен своим похитителям довольно своеобразным образом. — Боже-боже-боже, они его убьют… — не слушает меня женщина. — Принеси ей воды, — велел я Швабре. — И вообще, присмотри. — А ты куда, босс? — испугалась девушка. — Эй, не бросай меня здесь! — Просто огляжусь. Я включил фонарик и пошёл вокруг дома, внимательно осматривая дорожку и газоны. Всё очень аккуратно пострижено и тщательно полито. Кто бы сомневался. Наверняка это входило в обязанности пацана. Так же, как посуда, уборка и вытирание пыли. Можно даже не спрашивать. При такой строгой матери парень мог бы взбрыкнуть, и однажды непременно бы устроил ей какой-нибудь фантастически глупый эмоциональный перформанс, как это умеют подростки. Но не сейчас. Надеюсь, у него ещё будет шанс продемонстрировать свою независимость. — Спокойно, это я, — сказал Депутатор, когда я дёрнулся на шум. — Услышал, что случилось, и решил, что вы тут. Рад, что не ошибся. Учительница в доме? — Да, она в шоке, но моя уборщица отпаивает её минералкой. — Что-то уже нашли? — Здесь были три человека. Мужчины. Высокий рост, стандартные рабочие ботинки. Один следил через окно детской. Использовали что-то вроде монтировки, толстую железку с уплощённым концом. Мальчик не оказал сопротивления и не пытался удрать — видимо, был сильно напуган. В доме ничего не искали, не пытались украсть, паренька, видимо, просто вынесли, потому что он был в одних носках. Может быть, у них был с собой мешок, может быть, его оглушили или усыпили. Я не очень понимаю, как можно утащить ребёнка среди бела дня так, чтобы никто этого не видел. Все подходы к дому просматриваются из соседних. — Например, все отвернулись? — озвучил полицейский мысль, которая неприятно крутится у меня в голове. — Не могу исключать такой версии, — сказал я, вспоминая реакцию публики в баре. — Но соседей опросить стоит. — Непременно этим займусь, — согласился Депутатор. — Вы прекрасно воспроизвели последовательность событий, искренне завидую вашим навыкам в расследовании. — Это всего лишь версия. И это было несложно, остались отчётливые следы. — Знаете, Роберт, — сказал он спокойно, — вы можете не признаваться, что полицейский. Но, когда я вышел из кустов, ваша правая рука моментально оказалась на поясе. Там, где обычно висит кобура. Я ничего не ответил, да Депутатор и не ждал. Меня вечно принимают за кого-то другого. — На вас, кстати, поступил довольно странный донос, — продолжил он, глядя на меня очень внимательно. — И в чём же меня обвиняют? В недоливе? — В чём-то ужасном. — В чём именно? — Я так и не понял. Заявители были весьма нетрезвы. И очень сильно напуганы. Сказали, что вы сделали что-то запредельно жуткое с их собутыльником. — А что говорит сам пострадавший? — Его нет. И они не смогли с уверенностью сказать, кто это был. А к концу беседы начали сомневаться, что он был вообще. С утра я их навестил, надеясь застать трезвыми, но они уже не смогли вспомнить даже то, что приходили в участок. — Экую же дрянь они пьют. — Да, с этим шалманом вечно проблемы. Но знаете, что? Даже забыв всё, что случилось, они бледнели и начинали трястись при каждом упоминании вашего имени. — Пьянство до добра не доводит. — Определённо, так, — кивнул Депутатор. — Ладно, мне пора делать мою работу. Он направился к ближайшему дому, постучал в дверь, там зажёгся свет, но, о чём говорят, отсюда не слышно. Почему-то мне кажется, что опрос соседей не очень поможет. Уверен, никто ничего не видел. Здесь знают, куда не надо смотреть. — Проводить тебя домой? — спросил я Швабру. Училка теперь в надёжных стальных руках полиции, пусть с ней Депутатор нянчится. Это его работа, в конце концов. А мне с утра на склад подрываться, потому что больше некому. — А знаешь, босс, — зябко повела плечами она, — проводи, пожалуй. Никогда не боялась гулять по ночам, но сейчас как-то не по себе. Только давай сначала в бар вернёмся, платье школьное там осталось. *** — Ты же найдёшь мальчика? — спросила она по дороге. — Я? Почему я? Делом занялась полиция. — Да ладно, наш железный дровосек свою жопу в штанах не найдёт, — скептически оценила уборщица следственные компетенции Депутатора. — Не стоит недооценивать упорство и методичность, — поддержал я реноме местной полиции. — Он действует последовательно и соблюдает инструкции. Свидетелей опрашивает, например. — Чёрта с два ему кто-то чего-то скажет. Он же не местный. — Я тоже. — Но ты умный. И хитрый. И жуткий. — Разве? — Хорошо шифруешься, босс, — вздохнула она, — но если знать, куда смотреть… — Тебя послушать, так я чудовище какое-то. — Очень надеюсь, что так и есть, — мрачно сказала Швабра. — Почему? — удивился я. — Потому что справиться с чудовищами может только другое чудовище. Более страшное. — Здесь водятся чудовища? Я знаю ответ, но мне интересно, что она скажет. — Здесь только они и водятся, босс. *** — Чёрт, надеюсь, оно просохнет до утра… — Швабра крутит в руках платье, нюхает его, брезгливо морщится, суёт обратно в пакет. — Ладно, пошли, время уже к полуночи. Я понимаю, что на фоне похищенного ребёнка это не тянет даже на мелкую неприятность, но блин! Я теперь буду его пол ночи сначала стирать, потом сушить, а утром пойду на уроки не просто как уродливая обсоска, а как невыспавшаяся уродливая обсоска. — В семнадцать лет недосып не влияет на внешность. Молодой растущий организм справится. — Если это был комплимент, босс, то довольно тухлый. Типа я и так уродина и этак, хоть спи, хоть не спи… Впрочем, однокласснички не дают мне об этом забыть. В прошлом году они на сентябрьский праздник устроили весёлый конкурс с голосованием «Самая уродливая и тупая». Угадай, кто был единственным номинантом и победил за неявкой соперников? — И администрация школы это позволяет? — Ну, Училка, надо отдать ей должное, пыталась что-то вякать, но никто её не послушал, разумеется. В школе меня запрещено бить, синяки плохо выглядят на медосмотрах. Всё остальное в меру фантазии нашего дружного ученического коллектива. Так что было весело. Всем, кроме меня. — А с чего ты взяла, что уродина? — спросил я. Швабра остановилась, как будто наткнулась с разгона на стену. — А с каких пор для этого недостаточно зеркала? — И что такого ужасного ты в нём увидела? — Я худая, как вешалка. — Многие девушки мечтают похудеть. — У меня нет груди. — Вырастет, какие твои годы. — У меня страшная рожа.